Осторожно: снежный человек! - Валерий Гусев

Арчил снял шампуры с шашлыком и положил перед нами.

– Кушайте, джигиты. Так, да.

Джигиты не отказались. И так навалились на сочное, необыкновенно вкусное мясо, что Арчил довольно улыбался и расправлял свои пушистые усы.

Потом мы сидели на пороге сакли и смотрели на море и горы. Арчил закурил трубку.

– А вы здесь все время живете? - спросил Алешка.

– Так, да. У меня такой работа. Очень совсем научный. Арчил такой большой книга пишет. Диссертаций называется. Докторский.

Вот тебе и дикий снежный человек! Ходит голый по пояс, весь в шерсти, из арбалета стреляет и… докторскую диссертацию пишет. Хорошо пошутил наш папочка.

Стало вечереть. С моря потянул легкий ветерок, оно наморщилось, начало чуть слышно плескать в берег. А в небо поднялась луна. Почти полная, только с одного бока краюшки не хватало.

Арчил вычистил трубку, встал.

– Скоро ночь придет. Спите хорошо, два объекта.

– А можно мы завтра на рыбалку пойдем? - спросил я.

– Очень можно, - кивнул Арчил. - Нельзя только три дела делать. - Тут его добродушный тон стал почти суровым: - В горы не лазить - один дело. Стекла в теплице не разбивать - другой дело…

– Шашкой не махать, - догадался Алешка, - третий дело? Так, да?

– Очень правильно сказал.

Мы пошли в свой домик и сразу же улеглись - день был полон впечатлений, мы здорово устали.

Было очень тихо. Даже море уснуло. Только во всю мощь гремели цикады. И светилось окошко в сакле. Наверное, Арчил писал свою «такой большой книга, диссертаций называется».

Через две минуты мы глубоко и безмятежно уснули, совершенно не догадываясь, что эта ночь - одна из последних спокойная и мирная…

Глава II

ЧЕЙ ЭТО ЧЕРЕП?

Утром нас разбудили крики чаек и какие-то мерные трескучие удары.

Мы выглянули в окно. У порога своей сакли полуголый Арчил яростно колол дрова. Волосы, спадающие на плечи, громадный топор в сильных руках - отсюда, на фоне каменной хижины, он был похож не на снежного человека, а на старинного воина-викинга.

И дрова он колол здорово, по-своему. Ставил на чурбак полено и сначала делал по кругу несколько несильных ударов, а потом - замах и один удар, резкий, беспощадный, и здоровенное полено будто само собой разваливалось на полешки, которые осыпались вокруг колоды, стянутой стальным обручем. Красиво!

Арчил воткнул топор в колоду, стал, что-то напевая, класть у стены поленницу - ровно и красиво, чтобы каждое и без того сухое полешко еще и напиталось солнечным жаром.

Мы вышли на веранду. Сквозь виноградные листья пробивались лучи, и когда легкий ветер шевелил листву, по полу, по столу бегали солнечные зайчики. А на столе уже стояли кувшин с соком и тарелка с лепешками.

Мы быстренько позавтракали и пошли к Арчилу. Поздоровались, помогли ему доложить поленницу. Сказали, что идем на рыбалку.

– Мы и вам наловим рыбы, - пообещал Алешка.

– Я не люблю рыбу, - отказался Арчил. - Ее ловить надо. А я плавать не люблю. Потому что не умею. Я шашлык люблю.

– Шашлык ловить не надо, - Алешка кивнул с пониманием.

Арчил улыбнулся, тоже с пониманием. Они все больше и больше друг друга понимали. Хм, надо за ними приглядывать. Охранять и наблюдать.

Первым делом мы, конечно, искупались, а потом взяли удочки и пошли к лодке. Алешка захватил еще и папку для рисования и цветные карандаши.

– Наше место нарисую, - сказал он мне, - и маме пошлю. Пусть знает, где мы живем. Какие тут сакли кругом.

Ветра совсем не было, и мы на веслах отошли от берега, бросили якорь. Алешка положил на колени папку, я застыл над удочками.

И вот интересно - едва я их забросил, тут же над нами закружили горластые чайки. Знают, чем дело пахнет.

Алешка, поглядывая то на ущелье, то на лист бумаги, старательно рисовал. И я тоже поглядывал - то на удочки, то на ущелье. Мрачное, конечно, место, но красивое. Загадочное и, я бы даже сказал - настороженное. Будто знает что-то такое, что не каждому знать дано. И то, что знает, так просто не откроет.

Клев был очень вялый. Раньше меня это поняли чайки и оставили нас в покое. Я поймал всего парочку колючих бычков. Зато Алешка расстарался. Здорово нарисовал. У него вообще глаз очень приметливый и точный.

Я стал разглядывать рисунок и удивляться, почему я сам этого не заметил. На Алешкином рисунке ущелье выглядело похожим на громадную чашку. С отколотым спереди краем. Причем, по одной стороне этой чашки была заметна вроде как трещинка, которая начиналась почти от моря и исчезала у дальней стены ущелья. А на самой стене отсюда (и на рисунке) еще заметнее стали какие-то ровные темные пятна. Все это Алешка разглядел и правильно изобразил на бумаге. Нашлось там место и сакле, похожей издалека на скворечник, прилепившийся к скале, и могучему «греческому» ореху, и нашему маленькому домику, из распахнутого окна которого поднявшийся ветерок выдувал легкую занавеску.

Здорово получилось. Только вот что там за темные пятна такие и трещинка по склону ущелья? Похоже, и Лешка об этом задумался. Потому что, как только мы пришли с моря, он «насел» на Арчила.

И Арчил нас удивил!

– Это окна такие, да, - объяснил нам дядя Арчил. - Древние монахи, очень черные, там свой монастырь строили, да. Одни дырки видно, так, да?

Дядя Арчил плохо говорил по-русски. Вернее, не плохо, а очень медленно. Будто пробовал каждое слово на вкус: годится оно или не годится. И всегда как бы спрашивал в конце фразы: «Так, да?»

– И что там, в этих дырках? - Алешка высоко задрал голову.

– Там, - терпеливо, но очень медленно рассказывал Арчил, - коридор такой идет, так, да? А в нем комнаты…

– Кельи, - уточнил я.

– Да, правильно говоришь, - обрадовался Арчил. - А в етим кельим такие в стенках ямки…

– Ниши, - опять подсказал я.

– Очень правильно говоришь. Так, да. И в етим ниши каждый раз череп лежит. С зубами. Но немного.

– Зубов немного? - уточнил Алешка.

– Так, да. Череп старый очень - мало зубов сохранил. А на черепе свеча стоит. Очень красиво.

Да уж, как во сне. В кошмарном.

– В етим монастыре еще один дедушка жил.

Опять дедушка!

– Ваш дедушка?

– Нет. Дедушка моего дедушки. Черный монах был.

– Черепа таскал?

– Нет. Он в них дырки делал. Арбалетом. Самострел называется.

Из рассказа Арчила мы поняли, что монастырь построили - вырубили в скале - древние люди. Для охраны своей родины от врагов. И там они складывали черепа побежденных, пробитые тяжелыми стрелами из арбалетов.

– Не слабо, - выдохнул Алешка.

– Совсем не слабо, так, - кивнул Арчил и выпустил густой клуб дыма. - Арчил про етим дело книгу пишет. И два раза думал, как туда наверх забираться?

– С етим делом, - пообещал Алешка, глазом не моргнув, - мы вам поможем. В два раза. То есть счета.

Я сразу же подумал, что он собрался, используя свой прежний опыт, угнать с ближайшей стройки какой-нибудь подъемник с длинной стрелой. Но у Алешки, как позже выяснилось, совсем другое было на уме. Покруче. А что из этого вышло - лучше бы не вспоминать. Но придется…

Арчил тем временем все рассматривал Алешкин рисунок.

– А вот это что? - Алешка ткнул пальцем в «трещинку на чашке».

– Какой молодец! - восхитился Арчил. - Какой глаз! Горный орел! - И объяснил: - Там старый тропа проходит. Очень плохой тропа, опасный. Какой объект туда пойдет, то здорово по шее получит! - Это у него очень по-русски прозвучало. Убедительно.

– Да… - Алешка поскреб макушку, посмотрел наверх и задумчиво произнес: - Как же туда забраться?

– Никак, да. Этот колючка на стене - он сильно ледовитый.

– Ядовитый, - поправил я.

– Так, правильно. Совсем как большой змея.

– Интересно получается, - недоверчиво протянул Алешка. - Черепа всякие без зубов, но со свечками… Кельи всякие с дырками… Колючки всякие ледовитые… А если туда нельзя забраться, откуда тогда это все известно?

Арчил вскинул руки над головой:

– Вах! Какой ты! Что говоришь! Легенда такой, сильно древний.

– Это мы знаем, - спокойно сказал Алешка. - Легенды, обычаи, тосты. Похищение невесты.

– Какой, слушай, невеста! - рассердился Арчил. - Какой-такой тост! В самой большой книге написано. Вот такими буквами! - Он грозно поворочал вытаращенными глазами и пошевелил усами, как таракан. - Еще скажу тебе два слова, так, да? Один слово - на стенка не лазить. Другой слово - на колодец не сидеть. Все понял, да? - И он, что-то ворча, ушел в свою саклю.

Да, кстати, о колодце. У подножия скалы, в узкой каменной щели, куда никак не могли дотянуться солнечные лучи, пряталось, я бы сказал, чудо природы. Круглая дыра, уходящая далеко в глубину и залитая до краев чистейшей водой. Такой прозрачной, что только у самого дна она окрашивалась в нежный голубой цвет.

И вот что странно: несмотря на огромную глубину, дно колодца было видно совершенно ясно, до каждого мелкого камешка, сверкавшего так, будто там, в синей глубине, куда не доставали солнечные лучи, лежало большое круглое зеркало и отражало какой-то иной, неведомый свет…