Осторожно: снежный человек! - Валерий Гусев

– Зайца поймал, кэп. И где он прятался?

Капитан обернулся и тоже разинул рот.

– Ты откуда взялся?

– Говорит: из самолета выпал, - со смешком ответил за меня Чиж.

– Что-то мне это не нравится. Шеф не одобрит. Выбрось его за борт.

– Есть, кэп. Пошли, парень. Плавать умеешь?

Господи, куда я попал?

– Плавать я умею, только выбрасывать меня не надо. За мной сейчас лодка придет.

Мы вышли на палубу.

– Какая лодка? Ты чего гонишь, пацан?

– Да вот она! - я махнул рукой в сторону берега, от которого мчался Алешка, во весь опор и под всеми парусами. - Ложись в дрейф.

– Слышь, кэп! - крикнул Чиж в сторону рубки. Оттуда высунулась в иллюминатор пиратская рожа. - За ним шлюпка идет.

Кэп помолчал. Поправил повязку на глазу.

– Ох, не нравится мне все это. Не казачок ли парнишка засланный? Сунь-ка его в трюм. Пусть шеф сам с ним разбирается.

Ага, в трюм. Прямо щас. Очень правильно сказал. Так, да?

Я вывернулся из-под руки Чижа и маханул за борт. Алешка, молодец, не сбавляя скорости, попер прямо на меня. Я ухватился за борт и перевалился в лодку.

– Гони к берегу, Леха! Это какие-то пираты!

Алешка и сам сообразил. Круто заложил руль - лодка даже зачерпнула правым бортом - и направился к берегу.

Катер за нами не погнался. Да он нас и не догнал бы! Мотор у него, видно, слабенький, да и нагружен сверх меры. Телевизорами всякими. И стрелять нам вслед, слава богу, тоже не стали.

На обратном пути я рассказал Алешке о своих странных приключениях на борту пиратского судна. Он выслушал меня очень внимательно, и мне показалось, понял гораздо больше, чем я.

– Никакие это не пираты, Дим, - уверенно сказал он.

– А кто?

Алешка помолчал, а потом брякнул:

– Черные монахи.

Я сначала хлопнул глазами, а потом тупо спросил:

– А на фига им телевизоры? Они ведь черепами увлекаются.

– Подумай, Дим, - усмехнулся Алешка.

Я подумал.

Алешка терпеливо ждал, а потом спросил:

– Ты знаешь, как называется катер, на который ты брякнулся? «Тропик»!

Я икнул от неожиданности и машинально обернулся. Катер «Тропик» уже исчез за островом, будто спрятался за ним. И только глупые птицы чайки суматошной стаей мелькали над морем.

Мы вытащили лодку на берег и пошли в бунгало.

– Есть хочу, - сказал я.

– Удивил… - засмеялся Алешка.

Мы быстренько разогрели манную кашу и чай.

– Да, Дим, а в монастыре-то ты что-нибудь разглядел? Успел?

– Там темно было, ничего не видно. Да и отнесло меня очень быстро. Успел только разглядеть на окне череп.

– Ну, ладно, - Алешка разочарованно вздохнул. - Зато хоть полетал.

– Тебе бы так полетать! - от сердца высказался я. - Чуть со страха не помер.

Алешка еще сильнее вздохнул:

– Все равно, я тебе так завидую… И нашего «Крякутина» жалко.

Тут мы спохватились. Вот вернется Арчил, а тут… Бумага - раз, кисточка для бритья - два, сеть - три, дрова - четыре, чернила…

– Чернила еще остались, - сообщил Алешка. - На донышке. Только все равно ему теперь писать не на чем. - Мой братец призадумался. - Слушай, давай соврем чего-нибудь? Правильно сказал?

– Так, да.

Арчил вернулся к вечеру. Очень веселый.

– Тамару встретил. Такой хороший человек! Очень красивый. Хочу такой невеста.

– Давайте ее украдем, - с ходу предложил Алешка.

– Что говоришь? - испугался Арчил. - Как украдем?

– Мешок на голову и на коня, - просто пояснил мой братец, будто только и делал, что похищал невест для своих кунаков-джигитов.

– Вах! Зачем так говоришь? - огорчился наивный и простодушный Арчил. - Утром побреюсь, новый пиджак надену и поеду в город. Скажу: вот моя рука и мое сердце! Так правильно будет.

И настало утро. Зеркала в сакле не было. Тоже куда-то делось. Да и зачем джигиту в зеркало смотреть? Разве он женщина? Арчил привычно брился «наощупь». Обильно взбил мыльную пену, нанес ее на заросшие щеки кисточкой для бритья. Той самой, которую накануне Алешка щедро макал в баночку с черными чернилами.

Побрился Арчил. Надел новый пиджак. Сел на свой мопед и поехал в город. Свататься. «Вот тебе моя рука и сердце». Правильно сказал, да.

Мы с Алешкой долго смотрели ему вслед. Мы побоялись ему сказать, что эта кисточка… Даже страшно подумать!

Нам было стыдно. И жалко Арчила.

– Ничего, Дим, - сказал Алешка. - Он до невесты не доедет. Его с таким лицом раньше задержат.

Глава VI

КОЛОДЕЦ С ДЫРКОЙ

– Дим, - сказал Алешка, когда мопед Арчила скрылся в горах, - у нас еще осталось немного бумаги. И крахмал есть.

– Ну и что?

– Давай еще один шар склеим. И улетим.

– Боишься?

– Неловко как-то. Подумает еще, что мы нарочно. А он ведь очень хороший.

– Это мы с тобой… хороши! - безжалостно отрезал я. - Надо было ему сказать.

– А мы не успели. - Алешка оживился и даже подпрыгнул. - Мы не успели! А когда увидели его, то так испугались, что потеряли дар речи. Так, да? Онемели. А когда опомнились, он уже был далеко.

– Мы за ним бежали, бежали…

– Кричали, кричали…

Ох, этот Алешка! Не поймешь, чего в нем больше - ума или хитрости? Поровну, наверное.

Но все обошлось. По крайней мере мы так думали.

– Очень удивительно, да, - задумчиво рассказывал Арчил, когда вернулся. - Один знакомый ГАИ мне честь отдает, а который девушка цветы продает, быстро убежал. Очень удивительно, да…

– А у вас чем-то лицо немножко испачкано, - этак небрежно сообщил Алешка.

– Где немножко? - забеспокоился Арчил. - Один щека, да?

– Обе, - сказал Алешка. - И шея. Почти вся. И почему-то лоб. Почти весь. И оба уха. Немножко.

Арчил подозрительно посмотрел на него и повернулся ко мне:

– Он правильно говорит?

Я кивнул, сдерживая улыбку.

– Вы какой-то краской испачкались.

– Как я мог? - Арчил пожал плечами.

В общем, мы откачали немного бензина из мопеда и протерли Арчилу лицо. А Лешка при этом незаметно промыл в бензине и кисточку для бритья.

– Арчил теперь пахнет, как бензиновый бочка. - Наш снежный человек раздувал ноздри и морщился. - Который девушка с цветами убежал, я понимаю: испугался. А который ГАИ? Зачем вдруг честь отдавал?

– Он подумал, что вы из спецназа и на операцию едете. Спецназовцы всегда свои лица разрисовывают, - сказал я. - Или маски надевают.

Продолжая ворчать, Арчил ушел в саклю. Наверное, зеркало искать.

– А ты зачем зеркало спер? - спросил я Алешку.

– Надо! - как обычно подробно и обстоятельно объяснил он.

Наступила ночь. Над морем поднялась луна и заглянула к нам в окошко. Положила на пол косые квадраты света.

Алешка уснул. Я тихонько выбрался из дома и пошел к колодцу. Проверить свою версию.

Присел на край, включил фонарик. Точно - воды в колодце не было. Вернее, она была, но на самом дне. Значит, идея моя правильная. Колодец как-то связан с морем, и во время отлива он осушается. Совсем или не совсем. В зависимости, как сказали бы ученые, от фазы луны. Чем больше фаза, тем круче отлив. И тем меньше воды в колодце.

Я погасил фонарик и вернулся в дом. Алешка крепко спал.

– Колодец проверял? - спросил он вдруг ясным голосом. - Мы его завтра зеркалами проверим. Я прибор придумал. - И отвернулся к стенке.

Алешка, забросив все другие дела и даже развлечения, полдня возился с каким-то прибором. Притащил из-за сакли длинную ржавую трубу и пытался закрепить в ее концах два зеркала. Одно - наше, а другое Арчилово.

Я пригляделся к его стараниям.

– Здорово изобрел? - гордо спросил Алешка. - Одно зеркало вот так, под углом. Другое вот эдак, под другим углом. Опускаем трубу в колодец и смотрим, что там на его дне, какие там явления. - И он гордо повторил вопрос: - Здорово изобрел?

– Здорово, - сказал я. - Перископ называется. Его сотни лет назад изобрели.

– А я и не знал, - огорчился Алешка. - Столько времени потратил, пока придумал.

Да, придумал он здорово. Но придумать - мало, нужно еще и сделать.

Я взялся ему помогать. Мы провозились до вечера, но ничего у нас не получилось - закрепить зеркала нужным образом оказалось невозможным. Мы плюнули на свой недоделанный перископ и пошли купаться.

Море застыло, как холодный суп. Солнце садилось в него багровым кругом. Вся даль затянулась каким-то густым маревом.

– Плохой ветер будет, - сказал Арчил, когда мы выбрались на берег. - Буря, да.

Он оказался прав. Вскоре вдруг стемнело, непривычно и тревожно. С моря сначала ударил ветер, такой, что наш домик вздрогнул от его неожиданной силы. А потом на берег ринулись волны. Это было красиво и страшно. Огромный темно-зеленый (почти черный) вал вырастал где-то в темноте, несся к берегу и злобно обрушивался на него. Убегал, бурля, назад, в море, а за ним вставал другой. И так без конца.

Было очень шумно. Шумел ветер, шумели волны. А больше всего шумели камни. Оттуда, где у Песчаной косы кончался пляж и начинался галечный берег, шел непрерывный жесткий рокот. Каждая очередная волна сначала несла здоровенные булыжники на берег, а возвращаясь в море, тащила их обратно. Грохотало так, будто взад-вперед зачем-то катались по берегу тяжелые танки.