Путь к самопознанию человека. Порог духовного мира - Рудольф Штайнер

Итак, прежде всего человек чувствует в себе законы внешнего мира действующими в том совершенно особом сочетании, которое сказывается в образовании человеческого тела. Он ощущает это тело как часть внешнего мира. Но внутреннему сочетанию его он остается чужд. Внешняя наука отчасти выясняет теперь, каким образом законы внешнего мира сочетаются в том совершенно особом существе, каким является человеческое тело. Можно ждать, что в будущем знание это будет все более подвигаться вперед. Но как должна думать о своем отношении к телу душа, в этом не могут ничего изменить никакие успехи знания. Напротив, оно все яснее должно будет показать, что законы внешнего мира находятся в одинаковом отношении к душе как до, так и после смерти. Было бы иллюзией ждать, что с успехами познания природы выяснится из законов внешнего мира также и то, каким образом происходящие в теле процессы обусловливают душевную жизнь. Все отчетливее будут познаваться процессы, происходящие в теле во время жизни; но эти процессы всегда будут оказываться такими, что душа будет ощущать их столь же внешними по отношению к себе, как и то, что происходит в теле после смерти.

Поэтому во внешнем мире тело должно являться сочетанием сил и веществ, существующим и объяснимым само по себе, как член этого внешнего мира. Природа дает возникнуть растению и снова разлагает его. Она господствует над человеческим телом и уничтожает его внутри своего существа. Когда человек подходит к природе с таким размышлением, он может забыть себя и все, что есть в нем, и ощутить свое тело как часть внешнего мира. Когда он думает так о своем отношении к себе и к природе, он переживает в себе то, что можно назвать его физическим телом.

ВТОРАЯ МЕДИТАЦИЯ

Медитирующий пытается получить истинное представление о стихийном или эфирном теле

Через представление, которое душа должна составить себе по поводу факта смерти, она может быть повергнута в полную неуверенность относительно своего собственного существа. Это произойдет в том случае, если она думает, что не может ничего знать ни о каком другом мире, кроме как о мире внешних чувств и о том, что может познать об этом мире рассудок. Обычная душевная жизнь обращает свой взор на физическое тело. Она видит, как оно переходит после смерти в общий круговорот природы, не принимающей участия в том, что душа переживает до смерти как свое собственное бытие. Правда, она может знать (из предыдущей медитации), что физическое тело и во время жизни имеет к ней такое же отношение, как и после смерти: но это не ведет ее дальше признания внутренней самостоятельности ее собственного переживания до смерти. Что происходит с физическим телом после смерти, это показывает ей наблюдение внешнего мира. Для внутреннего переживания не существует такого наблюдения. Такой, какова она есть, эта душевная жизнь не может устремить взор за грань смерти. Если душа не в состоянии составить себе представлений, выходящих за грань того мира, который принимает в себя тело после смерти, то она не имеет также и возможности заглянуть по ту сторону смерти во что-либо иное, кроме как в пустое «ничто» по отношению ко всему душевному.

Для того, чтобы это могло быть иначе, душа должна была бы воспринимать внешний мир другими средствами, кроме внешних чувств и связанного с ними рассудка. Они сами принадлежат к телу и уничтожаются вместе с ним. То, что они говорят, никогда не может привести ни к чему иному, кроме как к выводу первичной медитации. А он состоит лишь в том, что душа может признаться себе: ты привязана к своему телу. Последнее подчинено законам природы, имеющим к тебе такое же отношение, как и прочие законы природы. Благодаря им ты часть внешнего мира, и внешний мир имеет часть в тебе, которая проявляется всего яснее, когда ты размышляешь о том, что делает этот мир с твоим телом после смерти. Для жизни он дает тебе внешние чувства и рассудок, которые делают для тебя невозможным видеть то, что происходит с твоим душевным переживанием по ту сторону смерти. Это признание может привести только к двум результатам. Или человек подавит в себе всякую дальнейшую пытливость относительно загадки души и откажется от какого-либо знания в этой области. Или же им будут сделаны усилия, чтобы внутренним душевным переживанием достигнуть того, в чем отказывает внешний мир. Эти усилия могут привести к тому, что сделают внутреннее переживание сильнее и энергичнее, чем оно бывает в обыкновенном существовании.

В обыкновенной жизни человек обладает известной силой своих внутренних переживаний, своих ощущений и мыслей. Например, он бывает занят какой-нибудь мыслью всегда лишь постольку, поскольку имеется к тому какой-нибудь внешний или внутренний повод. Но можно выбрать из ряда мыслей одну какую-нибудь мысль и без всякого повода начать снова и снова продумывать ее, внутренне напряженно переживать ее. Можно повторно делать эту мысль единственным предметом своего внутреннего переживания. И в это время можно не допускать до себя никаких внешних впечатлений или воспоминаний, готовых возникнуть в душе. Такую полную, исключающую все остальное отдачу себя известным мыслям или также ощущениям можно превратить в правильную внутреннюю деятельность. Чтобы такое внутреннее переживание привело к действительно значительным последствиям, оно должно быть предпринято непременно на основании определенных, проверенных законов. Такие законы указываются наукой о духовной жизни. Многие из них приведены в моей книге «Как достигнуть познания высших миров?» Таким путем достигается укрепление сил внутреннего переживания. Последнее как бы сгущается. Что благодаря этому происходит, это можно узнать из наблюдений над собой, которые наступают, если продолжать вышеозначенную внутреннюю деятельность достаточно долгое время. Конечно, в большинстве случаев понадобится много терпения, пока проявятся убедительные результаты. И кто не согласен в течение долгих лет прилагать это терпение, тот ничего особенного не достигнет. Здесь можно привести только пример подобных результатов. Они бывают различного рода. И то, что здесь будет приведено, применимо для продолжения медитативного пути, с описания которого мы начали.

Человек может долго упражняться в вышеуказанном внутреннем укреплении своей душевной жизни. Возможно, что он не переживет в себе ничего такого, что могло бы заставить его думать о мире иначе, чем он дотоле привык. Но затем однажды может произойти следующее. Конечно, то, что будет здесь описано, не произойдет совершенно одинаковым образом даже у двоих людей. Но кто захочет получить представление об одном из таких переживаний, тот уяснит себе и всю область, о которой здесь идет речь.

Может наступить мгновение, когда душа начнет внутренно переживать себя совершенно иначе, чем обыкновенно. В большинстве случаев это бывает сначала так, что душа как бы оживает, переходя от сна к сновидению. Но тотчас становится ясным, что это переживание нельзя сравнить с тем, что разумеют обычно под сновидением. Бываешь тогда совершенно исторгнут из мира внешних чувств и рассудка и однако переживаешь все так же, как и в обычной жизни, когда в бодрственном состоянии стоишь перед внешним миром. Чувствуешь побуждение представить себе это переживание. Для этого представления берешь те понятия, какие имеются в обыкновенной жизни, но очень хорошо знаешь, что переживаешь нечто совсем иное, чем то, к чему относятся эти понятия нормально. На последние смотришь только как на средства для выражения переживания, которого дотоле не испытывал и о котором знаешь, что в обыкновенном существовании оно невозможно. Чувствуешь себя как бы окруженным грозою и бурею. Слышишь гром и видишь молнии. Знаешь, что находишься в комнате в каком-то доме. Чувствуешь себя пронизанным силой, о которой дотоле ничего не знал. Потом чудится, что видишь в стенах вокруг себя трещины. Хочется сказать самому себе или лицу, стоящему рядом с тобой: дело плохо – молния ударила в дом, она настигает меня. Я чувствую себя схваченным ею. Она меня уничтожает. И после того, как пройдет целый ряд таких представлений, внутреннее переживание переходит опять в обычное душевное состояние. Находишь себя снова в себе, вместе с воспоминанием о только что пережитом. Если это воспоминание так же живо и точно, как и всякое другое, то оно дает возможность составить суждение о только что пережитом. Тогда непосредственно знаешь, что пережито было нечто такое, чего нельзя пережить никаким телесным чувством, а также и обыкновенным рассудком. Ибо чувствуешь, что только что сделанное описание, какое можно дать себе или другим, является только средством для выражения этого переживания. Выражение это хотя и является средством, чтобы объясниться по поводу пережитого, но само не имеет с ним ничего общего. Знаешь, что для такого переживания не нуждаешься ни в одном из своих внешних чувств. Кто сошлется здесь на скрытую деятельность внешних чувств или мозга, тот не знаком с истинным характером этого переживания. Он держится описания, которое говорит о молнии, громе, трещинах в стене, и поэтому думает, что душа пережила лишь отголоски обыденной жизни. Он принужден считать пережитое лишь за видение в обыкновенном смысле слова. Он не может думать иначе. Одно только упускает он из виду – то, что изображающий такое переживание пользуется словами: молния, гром, трещины в стене, как образами для пережитого, но что он не смешивает само переживание с образами. Правда, ему самому представляется, как если бы он действительно воспринимал эти образы. Но в данном случае он не так относится к явлению молнии, как когда он видит ее своими глазами. Видение молнии является для него чем-то, как бы простертым над действительным переживанием; сквозь молнию смотрит он на нечто совсем иное, чего нельзя пережить в чувственном мире.