Стальное зеркало - Анна Оуэн

Поначалу, когда марсельские новости узнали, подумали — вот оно. Это арелатца де Рубо умом и удачей Бог не обидел — он или почуял что, или просто повезло — а может и знающий кто-то рядом оказался… вот и вышвырнул генерал первым делом источник заразы в залив — и вовремя. Там заразу и разразило, а по остальным рикошетом пришлось. Но господин следователь им всем тут же радость испортил, сказав, что нет, как-то иначе оно получилось. И флот задело совсем не случайно, и буря была не та.

Буря, конечно, пресекла разрастание непотребства. Возьмись уже армия де Рубо в свою очередь ловить да вырезать виновных в той бойне, что случилась накануне — может статься, и ушел бы Марсель под воду и под землю. Это доминиканец считал вполне вероятным. Но тут взбесилась погода — и всем стало не до того. Под шторм угодили и выкинутые в залив погромщики. Их корабли — в числе прочих. В числе — и только. Метила же неведомая сила во флот. Гнусное дело, если все так и есть. Если теперь на помощь Арелату всегда будет приходить такое — они ж скоро от северных льдов до экватора все к рукам приберут, и ничего не противопоставишь. Не человеческая это война, несправедливая.

Но и тут не складывается. Дальше все и на юге, и особенно на севере шло по человеческим правилам. И не в пользу Арелата. Да и брат говорил, что та сила была небольшой совсем и быстро рассеялась. И больше ни слуху, ни духу. Монах был обеспокоен не меньше Мигеля, потому что он ничего подобного никогда не видел — и от других не слышал, и в книгах не читал. И если бы еще год назад спросили, сказал бы, что не бывает. И в том, что проклятый шторм — от Господа, если уж не от Сатаны — сильно сомневался. Ни оттуда, ни оттуда, а люди такого делать не умеют, а о древних духах доминиканец говорил мутно, невнятно, и ясно было, что сам ничего не понимает.

Есть они, духи — могучие и совершенно равнодушные к людям, в дела людские не вмешиваются — ну или на человеческий призыв не откликаются, не как Сатана. Есть — и все, вот как море есть, и ветер есть, а управы у людей на них нет…

Если толедско-аурелианский флот какому-нибудь подобному духу хвост оттоптал, то это уже вообще никуда. Мало ли, чем ему завтра не угодишь — не то поле вспашешь, не ту речку перегородишь, и вообще получается, что вернулись времена языческие. Вот счастья-то…

И грех какой, и что делать, непонятно — это ж не нечисть домовая, оно ж плошкой сливок или простокваши сыто не будет. И самое худшее, если это «оно» не Толедо или Аурелию, а их, ромеев, невзлюбило. А то от Чезаре одно такое бегало уже, зеркало за собой разбило. Потом в Орлеане не успело увернуться — хотя кто знает, печалят ли Сатану потери среди адептов, или радуют.

Може, т это оно теперь и мстит за очередной проигрыш. Просто будто из семейства Орсини родом — ну или семейство Орсини от него или от нее произошло. А Марио, — Мигель поворачивает голову, оглядывая свиту, — наверное, подкидыш. Хотя из Джанджордано — вот он, впереди, аж блестит на солнце — вышел неплохой командир, и ни одной пакости во время кампании ни от него, ни от его приятелей никто не дождался. По крайней мере, не хуже отцов и глав семейств, хотя это и невеликая похвала. Но все-таки неоднократно отличились, что было — то было. Только вместо того, чтобы отправляться домой, к отцам, потащились обратно в Орлеан. За почестями, разумеется.

Да и странно было бы ждать иного. Его Величество Людовик — из самых крупных и серьезных нанимателей на континенте. Ему нужны не только италийские союзники, но и — время от времени — италийские войска; и пользуясь этим обстоятельством, он может прикармливать даже тех, с кем враждует его нынешний самый серьезный партнер. Мальчики стремятся попасть на глаза, Его Величество ищет подходящие руки и головы — из нужных семейств… Все движения известны заранее. Длинный, предсказуемый, скучный танец. Алеманда. И, конечно же, поцелуй в конце.

После всего, что здесь произошло, неудивительно, что Орсини и делла Ровере будут куда симпатичнее королю Людовику, чем Чезаре, и нанимать при случае он предпочтет именно их. Это, пожалуй, и к лучшему — и нам не нужно думать, чем занять эти шаловливые руки, и короля опасаться не придется, и все-таки это хоть какое-то подобие союза. И овцы сыты, и волкам весело. Так что пусть молодые люди получают славу и почести, королевскую благосклонность и подарки. Чем больше будет обласкана свита, тем больший почет герцогу. Слава у него уже есть. О том, кто всю осень и начало зимы не давал арелатскому генералу де Рубо высунуть нос на другой берег Роны, знают уже все и повсюду.

Да и соотношение сил все, кто чего-нибудь стоит, представляют себе неплохо. Конечно, если бы де Рубо был готов нести настоящие потери, он бы нашу оборону проломил. Может быть. Но и цену для него поднять и держать смог бы не всякий. Хорошее начало. Чезаре смеется: «Этого мало для Александра Македонского, но достаточно для Цезаря.»

Теперь можно возвращаться домой — только сначала, помимо положенных церемоний и почестей, последний вопрос: диспенсация на уход королевы Маргариты в монастырь. Год назад за эту грамоту Его Святейшество покупал у Людовика войну для сына — а потом оказалось, что война нужна королю гораздо больше, чем Папе и самому сыну. Потому что в Европе войн не так уж и мало, не одна, так другая — а вот остаться, хотя бы и до весны, без портов на Средиземном море, Аурелия рискует даже не раз в десять лет, а много реже. Смешно — но полезно. Настоящая важная война, а не наемничество прихоти ради.

И вот теперь в Орлеане у многих, наверное, трясутся руки. Трясутся вдвойне — потому что папский сынок подружился с Валуа-Ангулемом, а тот остается наследником престола, только пока у короля не родится законный сын. Если диспенсация не будет вручена, то престол может и вправду уйти к боковой ветви.

Герцог Ангулемский — непостижимый человек. В определенном смысле он наследник трех корон — каледонской, неаполитанской и аурелианской. И при этом ни разу не пошевелил пальцем, чтобы заполучить хотя бы одну. Пока Людовик-Живоглот так неудачно завоевывал королевство Неаполитанское, право на трон которого герцог имел по материнской линии, сам Валуа-Ангулем преспокойно наводил порядок на юге Аурелии и в сторону Неаполя не глядел. Очень старательно не глядел, на наше счастье. Каледония ему важна и нужна, но вот титул… Что и понятно бы, есть добыча пожирнее, но он же еще и нимало не препятствует новой женитьбе Людовика VIII Аурелианского. Более того, даже сам не женился — и жениться пока не собирается, так что и не сможет уповать на то, что его сын будет старшим. Из чего явственно следует, что новому коннетаблю корона или просто не нужна, или он ждет, пока ему ее принесут ангелы на крылышках и насильно на голову напялят.