Столетняя война. Том III. Разделенные дома - Джонатан Сампшен

без должной разведки позиций противника. Они приняли на себя основную тяжесть боя и проявили необычайное мужество и выносливость. Но они потерпели поражение из-за того, что противник превзошел их в тактике, дисциплине и численности. Жан де Вьенн был убит, защищая штандарт Нотр-Дам, в пылу сражения. Многие погибли вместе с ним. Тысячи других, выживших в битве, были убиты преследующими их турецкими сипахами[1146], утонули в Дунае, когда пытались бежать, или были казнены в загонах для пленных, когда все было кончено. Все лидеры французской армии были захвачены в плен с целью получения выкупа: Иоанн, граф Неверский, Ги де ла Тремуй, коннетабль Филипп, граф д'Э, маршал Бусико, Ангерран де Куси, Анри де Бар и Жак де Бурбон, граф Ла Марш. Сигизмунд I был более удачлив. Он бросил свою казну и армию на поле боя и бежал на галере вместе с Великим магистром госпитальеров, и в конце концов вернувшись домой через Черное море с помощью венецианцев. Когда короли Франции и Англии встретились со своими дядями и министрами на границе Кале, они все еще были в полном неведении о катастрофе, постигшей армию более чем за месяц до этого. Только в начале декабря первые беженцы с поля боя вернулись во Францию с новостями[1147].

В Англии герцог Глостер с трудом сдерживал свой восторг. Большие потери должны были ослабить Францию в военном отношении. Результат, сказал он своим приближенным, подтвердил то, что он всегда говорил об "этих французских гадах". Они не умели сражаться, когда позволяли испытывать себя в бою. Филипп де Мезьер, чья работа всей жизни была перечеркнута поражением, пришел к схожему выводу. Он считал, что никопольское отчаяние было Божьим наказанием французского рыцарства за его моральные недостатки. Их погубил тот же грех гордыни, который привел французские армии к гибели при Креси и Пуатье. Это потрясение изменило политические настроения в Западной Европе. Оно положило конец краткому моменту моральных угрызений, которые настроили большую часть рыцарского сословия против англо-французской войны в 1390-х годах. И это устранило плодотворную область сотрудничества между двумя нациями. В последующие годы будут новые призывы к крестовым походам с запада и несколько небольших экспедиций для укрепления обороны осажденного Константинополя. Но больше не было разговоров о великой англо-французской армии, которая освободит Иерусалим после того, как турки будут вытеснены из Восточной Европы. Оставались лишь грубые политические и стратегические реалии, которые существовали всегда[1148].

Первой проверкой общественного мнения Англии стало открытие Парламента в Вестминстере 22 января 1397 года. К сожалению, парламентский протокол, похоже, был сильно отредактирован, чтобы исключить открытые свидетельства оппозиции политике короля. Но запись, даже в усеченном виде, показывает, что дипломатия Ричарда II вызывала серьезные сомнения. Традиционную вступительную речь произнес новый канцлер, Эдмунд Стаффорд, епископ Эксетерский. Она была более чем обычна. О реальных делах сессии стало известно только через два дня, когда обе Палаты были созваны на закрытое заседание в трапезной Вестминстерского аббатства. Там они узнали от канцлера о планах Ричарда II отправить армию для поддержки амбиций Карла VI в Италии. Король хотел получить новую парламентскую субсидию, чтобы оплатить ее. Палата Общин была заметно встревожена. Когда парламентарии удалились, чтобы рассмотреть требования канцлера, очевидно, было много враждебных высказываний. Слухи об этом достигли ушей Ричарда II и вызвали вспышку ярости, которая теперь стала привычной. 25 января Палата Общин предстала перед королем в полном составе Парламента, чтобы принести язвительные извинения. Парламентарии заявили, что не осмеливаются критиковать итальянские планы Ричарда II, которые были полностью его делом. Но со своей стороны они не хотели бы иметь с ними ничего общего. Если он хочет вторгнуться в Италию вместе с королем Франции, он может сам заплатить за это. Ричард II, вместо того чтобы отвечать через своего канцлера, ответил лично. Он рассказал им, почему он решил принять участие в итальянской кампании. После многих лет страданий и разрушений, вызванных войной, сказал он, Англия нуждалась в длительном и надежном мире. Скорее всего, этого можно было достичь путем заключения самого тесного союза с Францией. Итальянская экспедиция усилила бы привязанность Карла VI к нему и к его королевству. Это побудит его прийти на помощь Ричарду II, если однажды она ему понадобится. Кроме того, сказал он, явно ссылаясь на войну между Миланом и Флоренцией, правители Англии и Франции как два "самых достойных и доблестных христианских государя" обязаны защищать слабых от тиранов. Он признал, что не может заставить их участвовать в расходах, но он имеет право направлять своих собственных солдат и использовать свои собственные деньги на любые цели, какие ему заблагорассудится[1149].

В феврале 1397 года Карл VI Французский снова впал в безумие, и итальянский проект был отложен на неопределенное время. Эта новость, которая, должно быть, дошла до Ричарда II во время заседаний Парламента, вполне возможно, принесла облегчение. Но Ричард II был занят укреплением своих отношений с французским двором на других фронтах. Как только он вернулся из Кале, он начал переговоры с герцогом Бретонским о передаче ему Бреста. 16 марта 1397 года было достигнуто соглашение об отказе от города в обмен на компенсацию в 120.000 франков (20.000 фунтов стерлингов) при единственном условии, что он не будет использоваться в качестве базы для наступательных операций против Англии или английского судоходства. Брест был окончательно передан представителям герцога в июне, после более чем полувековой военной оккупации. В Англии распространились слухи о том, что следующим будет Кале. Они почти наверняка не соответствовали действительности, но нашли свою аудиторию среди растущего числа людей, которые были разочарованы безрассудной политикой Ричарда II в отношении Франции. Тем временем, в апреле совместное англо-французское посольство, в котором Ричард II обещал участвовать, отправилось с безнадежной миссией в Авиньон и Рим с ультиматумом, призывающим двух претендентов на папский престол отречься от него[1150].

При всем своем восхвалении преимуществ более тесных отношений с Францией Ричард II получил очень мало взамен на свои уступки. Как только министры французского короля достигли своих собственных целей, они, естественно, потеряли интерес к переговорам о заключении постоянного мира, на который рассчитывали англичане. Конференция между королевскими герцогами обеих сторон, которая должна была состояться 1 апреля 1397 года, была отложена по просьбе французов по "различным причинам". Ричард II послал графов Ратленда и Ноттингема и сэра Уильяма Скроупа в Париж, чтобы добиться назначения новой даты, не позднее июня. От них отмахнулись с отговорками: с герцогом Беррийским не посоветовались; министры были заняты другими неотложными делами. Конференция так и не состоялась[1151].

Герцог Глостер, уже испытывавший отвращение к браку короля и убежденный,