Дрожь в основании ада - Дэвид Вебер

Джьермо Хейнз командовал отрядом храмовой стражи Гората из пятнадцати человек, которому было поручено сопровождать семью графа Тирска в Зион. Ему было за тридцать, он был твердолобым, дисциплинированным уроженцем Долара, приятным собеседником за обедом и всегда безупречно одетым и профессиональным на службе. А по ночам он звучал как лесопилка с неисправным водяным колесом, которая останавливалась и заводилась непредсказуемым образом. Когда отец Синдейл передал свои каюты пассажирам, сам он занял каюту Алжернона. Алжернон, в свою очередь, выселил Антуана Кулхэйна, и Кулхэйн переехал к третьему лейтенанту. Капитан Хейнз, однако, делил каюту, которая когда-то принадлежала Кулхэйну, со старшим лейтенантом.

— Я далек от того, чтобы утверждать, что существует такая вещь, как поэтическая справедливость, — сказал теперь Кулхэйн, — но если бы существовала такая вещь, как поэтическая справедливость, тогда…

Он замолчал с озадаченным выражением лица, услышав какой-то звук. Парусные суда, идущие по морю, были гораздо более шумными местами, чем могло бы подумать большинство сухопутных жителей, но моряки научились распознавать все эти шумы. Они знали, чем они были, почему они были там и что их вызвало. И когда они услышали то, что не смогли идентифицировать, это быстро привлекло их внимание.

В данном случае звук, который лейтенант Кулхэйн не смог идентифицировать, был стуком пары абордажных крюков, когда они по дуге поднялись в воздух с кормы галеона и зацепились своими остриями за поручень палубы на корме над ним.

Как и на большинстве галеонов флота Бога, кормовая палуба «Сент-Фридхелма» была довольно короткой, образуя крышу над кормовой частью юта, что было заимствовано из конструкции торговых галеонов. На торговом судне она обеспечивала приподнятую платформу, с которой можно было управлять кораблем, но, что еще более важно, защищала установленный на юте штурвал от воздействия дождя, ветра и — особенно — волн в непогоду. Если корабль накренится, захваченный с кормы сильным штормом, волна может захлестнуть его по всей длине палубы, причинив серьезный ущерб и смыв людей за борт. Это также может смыть людей на штурвале, что может привести к катастрофическим последствиям для управления кораблем, особенно в разгар штормовой погоды. Во времена, предшествовавшие артиллерии Мерлина Этроуза, боевых кораблей-галеонов не было, но кормовая надстройка военной галеры выполняла почти ту же функцию, что и кормовая палуба торгового галеона, и, кроме того, защищала людей на штурвале от вражеского огня.

Поскольку после Мерлина галеоны приспособились для войны в морях Сейфхолда, заменив галеры и быстро увеличиваясь в размерах, средний надводный борт увеличился, подняв уровень юта (и, таким образом, уменьшив вероятность того, что его захлестнет), сохраняя массивные кормовые надстройки, которые могли только сделать корабли гораздо менее маневренными и устойчивыми к погодным условиям. Морские кораблестроители Чариса просто полностью удалили их, но более консервативные конструкторы Церкви заменили кормовую палубу торгового галеона на более легкую в качестве компромисса. Опыт Чариса с захваченными церковными галеонами показал, что кормовые палубы давали мало практического преимущества в обороне и оказывали ощутимое негативное влияние на маневренность, но Церковь и подчиненные ей флоты придерживались их.

Большинство торговых галеонов использовали свои более длинные кормовые палубы в качестве крыш кают, построенных на уровне юта. На «Сент-Фридхелме» она просто образовала пространство — открытое спереди, закрытое сзади — почти как пещера, над рулем, кормовыми орудиями и последней парой орудий с каждого борта. На этом уровне не было кормового настила, но на орудийных портах юта не было крышек, как и на бортовых иллюминаторах спардека. Теперь абордажные крюки прочно вонзились остриями в дерево поручня на уровне кормы, и две фигуры в почерневших нагрудниках и кольчугах имперской чарисийской стражи проплыли через открытые кормовые орудийные порты ногами вперед, ударились о палубу, перекатились и плавно встали вертикально.

Если бы кто-нибудь наблюдал в тот момент, он мог бы заметить, что стражники на самом деле вообще не использовали абордажные крюки. В конце концов, тяговые лучи были намного удобнее. Эти крюки, как и прикрепленные к ним лески, и рыбацкая лодка, буксируемая на концах этих лесок, были там по совершенно другой причине.

Но наблюдателей не было. Действительно, Кулхэйн только начал поворачиваться на довольно громкий звук их прибытия, когда Мерлин Этроуз нажал на спусковой крючок.

Дробовик в руках Мерлина на Старой Земле назвали бы 10-м калибром, потому что сферическая свинцовая пуля для него весила бы одну десятую фунта. Диаметр канала ствола составлял чуть более трех четвертей дюйма, и каждый патрон был заряжен шестнадцатью частями того, что когда-то называлось «картечью для двустволки».

Каждая картечина представляла собой отдельный свинцовый шарик 32-го калибра, летевший со скоростью чуть более тысячи четырехсот футов в секунду. Все они попали лейтенанту прямо в грудь, и он отлетел назад, даже не вскрикнув.

Алжернон резко обернулся. Он не слышал абордажных крюков, но оглушительный выстрел дробовика, застрявший под «крышей» кормовой палубы, ударил по его ушам, как кувалда.

Он сделал меньше половины оборота, когда Нимуэ Чуэрио тоже нажала на спусковой крючок.

Теперь криков было предостаточно. Люди на рулевом колесе обернулись, недоверчиво уставившись на окутанные дымом призраки позади них, и металл щелкнул, когда ПИКА плавно передвинул затвор дробовика. Их оружие и боеприпасы были изготовлены не заводом Делтак, а искусственным интеллектом по имени Сова, и они отличались некоторыми усовершенствованиями, которых еще не достигли разработки Тейджиса Малдина. Одним из таких усовершенствований был коробчатый магазин, вмещавший восемь патронов, и до тех пор, пока стрелок удерживал спусковой крючок, изготовленное Совой оружие стреляло каждый раз при срабатывании затвора.

Объем бойни, учиняемой парой дробовиков 10-го калибра, каждый из которых стрелял раз в секунду, был неописуем. Все люди на юте были мертвы или умирали до того, как тело Алжернона упало на палубу и перестало катиться, а Мерлин и Нимуэ перешагнули через трупы с каменными лицами.