Метаморфозы. Тетралогия - Марина и Сергей Дяченко

Пронеслась тень. Свет мигнул, дрогнуло стекло под порывом ветра, скрипнул балкон снаружи.

* * *

Стерх, в старомодном кожаном плаще, стоял на балконе, положив руки на перила. Очертания крыльев терялись в полумраке, пепельные волосы колебались в такт порывам ветра.

– Добрый вечер. Не напугал?

– Добрый вечер, – Сашка затряслась от вечерней сентябрьской сырости. – Мы что, полетаем?!

– Не сегодня, – сказал он отрывисто. – Но у меня для вас кое-что есть…

Он сунул руку за пазуху, вынул из внутреннего кармана конверт:

– Саша, верните мне задание, что я выдал вам в субботу. Возьмите вот это. Вскрыть завтра в восемь.

– Может, вы зайдете? – пролепетала Сашка и запоздало вспомнила, что устроила у себя свинский беспорядок.

– Спасибо, – он покачал головой. – В другой раз.

Сашка вернулась в комнату, взяла со стола запечатанное задание на понедельник и на секунду зажмурила глаза от дикой радости: не вскрывать проклятый конверт. Не падать с красного неба вниз головой, не напарываться на железное острие. Не слышать звука, с которым флюгер протыкает легкие и выходит между ребер. Не чуять приказ, исходящий от чудовища в башне, не пачкать кровью тетрадные страницы…

Она перевела взгляд на другой конверт, тот был поменьше и совсем тонкий. А может, это новая разновидность казни, и Сашку теперь будут жечь на площади или резать ножом на тысячу лоскутов?!

Стерх ждал на балконе, глядя поверх крыш. Ветер касался его крыльев, и перья, чуть топорщась, становились то сине-стальными, то полностью черными.

– Извините, что без предупреждения, – он взял запечатанный конверт из ее рук, – мне просто пришла идея… относительно вас. Надеюсь, планшет вернут из починки в понедельник, и больше не придется работать голубиной почтой.

Через секунду огни на Сакко и Ванцетти мигнули, прикрытые огромной пролетающей тенью, и загорелись снова.

* * *

Стерх был, безусловно, великолепным педагогом и даже если ошибался (а в отношении Сашки он серьезно ошибался как минимум дважды), то не считал унизительным признать ошибку, глядя студентам в глаза. И Стерх, при всей своей показной деликатности, был совершенно безжалостным в рамках учебной программы, тут у Сашки не было иллюзий.

В конверте помещался бумажный лист с парой строчек, написанных от руки: «Понятийный активатор, том два, страница сто девять. Определите и выпишите основное понятие схемы как имя предмета. Полностью выразите суть предмета через то, чем он не является».

У Сашки побежал холодок вдоль хребта. Такую сладкую жуть она когда-то чувствовала, открывая новый учебник в начале третьего курса.

Схема на странице сто девять была относительно простой, но Сашка чувствовала себя как конькобежец, впервые вышедший на лед после перелома обеих ног. Только к полудню она полностью закончила первую часть задания: «именем предмета» оказалась «свобода». Теперь предстояло «полностью выразить» свободу через то, чем она не является.

Работать честно она умела с первого курса. Да чего там – с первого класса она умела вкладываться в учебу так, что не оставалось сил даже на бутерброд с чаем; толстый уютный блокнот скоро похудел и растерял листы, как липа осенью. Мусорная корзина, наоборот, пополнилась. Карандаши, много раз попадавшие в точилку, сделались короче на треть. Сидя за столом с прямой спиной, Сашка выписывала смыслы – перебирая имена, выстраивая связи, моделируя на бумаге мир, в котором есть все, кроме свободы. Где на месте понятия «свобода» – фигурная дырка.

Почти сразу она запуталась в трех соснах – в свободе и воле, в тюрьме и каторжных цепях, свободе как грамматической идее и физической реальности. Сплелись, уводя в сторону, образы кулака, остановившегося у чьего-то носа, и заодно почему-то очереди в деревенский сортир (осознанная необходимость физиологического отправления?). Сашка разорвала блокнотный лист, снова заточила карандаш и начала сначала: она должна собрать воедино все, что не является свободой, не имеет к свободе отношения и одновременно выражает свободу так, что ее уже ни с чем не спутаешь.

К обеду листов в блокноте не осталось. Сашка перерыла свой рюкзак и пакеты с покупками и поняла, что накануне, жадно скупая одежду и белье, не рассчитала запас канцтоваров. Поглядев на часы – без пяти два, – Сашка босиком вышла в коридор.

Постучала в первую попавшуюся дверь. Не получила ответа. Постучала в следующую. Дошла так почти до самой лестницы, отчаялась кого-то найти, когда одна из дверей открылась за ее спиной, и в коридор выглянула Оксана – давняя знакомая. Соседка по комнате на первом курсе. Студентка параллельной группы «Б».

Секунду они смотрели друг на друга с одинаковым выражением – как на привидение. Первой заговорила Оксана:

– Значит, это правда. Тебя вернули. Ну надо же…

– Ксана, – сказала Сашка. – Одолжи мне блокнот, или пачку бумаги, или любую тетрадку. Очень надо. Завтра куплю и отдам.

* * *

К половине шестого вечера, после бесконечной череды усилий, она обнаружила, что никакой свободы нет и в помине, ее просто не существует. Несколько раз Сашке казалось, что она вот-вот поймет, подцепит ускользающий смысл – так же думает кошка, гоняясь за пятнышком от лазерной указки. Мир идей, когда-то представлявшийся гармоничным и светлым, вылинял, исказился, как луч весеннего солнца на гнилых обоях. Блокнот, который Сашка «стрельнула» у Оксаны, был исписан, исчеркан, изрисован, и Сашке казалось, что он еще и воняет, хотя ничем, кроме бумаги и картона, канцелярская принадлежность пахнуть не могла.

Стерх, против обыкновения, не ждал ее в четырнадцатой аудитории, а прохаживался по коридору, заложив руки за спину, будто в нетерпении. Услышав Сашкины шаги, резко обернулся к ней навстречу:

– Ну, как дела?

Сашка встретилась с ним глазами. Он, конечно, сразу же все понял, но несколько секунд еще смотрел испытующе, будто на что-то надеясь. Потом Сашка отвела взгляд: разочарование на лице Стерха она прочувствовала, как собственную зубную боль.

В аудитории она положила на стол единственный уцелевший лист из блокнота – остальные накануне отправились в мусорную корзину. Стерх посмотрел на листок с искренним недоумением, будто Сашка принесла ему прошлогодний билет на детскую елку.

– Все, что смогла, – пробормотала она, хотя слова были лишними.

Он прошелся теперь уже по кабинету, сложенные крылья под его пиджаком судорожно подрагивали. Развернулся на каблуках, посмотрел на Сашку с новой надеждой:

– Покажите, что вы записали в работе над ошибками.

– Ничего, – Сашка едва шевелила губами.

– Я же просил делать записи каждый день, – сказал Стерх очень тихо, с детской обидой в голосе.

Он открыл свой ящик стола, вытащил планшет, положил перед Сашкой; планшет изменился. Толстый экран и пластиковый защитный буфер уродовали изящный девайс, будто немодные