Не римская Испания. Арбалетчики князя Всеслава. Арбалетчики в Карфагене. Арбалетчики в Вест-Индии - Мягкова

лагерю людей, количество которых впечатляло. Кто налегке, кто со скудными пожитками в дорожной котомке, а кто и на телеге с семейством и со всем своим домашним скарбом.

Говорили же мы с ним о самом главном пункте устроенного вождём по нашему совету лагеря для переселенцев, который мы тогда, не мудрствуя лукаво, предложили ему организовать по образу и подобию военного римского. А в этом римском военном лагере главный пункт – не преторий, не квесторий и даже не жилые палатки. Пожалуй, даже сами фортификационные заграждения лагеря имеют первостепенную важность только в одном случае – если находиться в нём предстоит от силы несколько дней. В долговременном же лагере, а тем более – в постоянном, самым важным пунктом в нём становится ни разу не героическое, а вполне прозаическое отхожее место. Срать надо упорядоченно. Это не в том смысле, что строем на оправку ходить и укладываться в неведомо кем придуманные нормативы времени, как дрочат сержанты вновь призванных салажат в «непобедимой и легендарной», а в том, что делать это следует в специально отведённом под говно месте, а не где кому сей секунд приспичило. Ни в храбрости, ни в стойкости те же цизальпинские галлы – инсубры с бойями – гордым квиритам не уступают, а в качестве своего оружия – тем более, ещё с лохматых времён научились даже и некоторым подобием строя воевать и не в одном сражении, бывало, сминали тот хвалёный строй римских легионеров. Многие сражения они у них выигрывали, а вот войны в целом – почти всегда проигрывали. Точнее – всегда, когда не удавалось одержать убедительной победы сразу же. И не в последнюю очередь из-за того, что не могли подолгу оставаться на одном месте. Не только оттого, что сжирали всё съедобное и начинали голодать, но и оттого, что засерали всё вокруг себя – вплоть до эпидемий. И если нужно избежать их – можно питаться всухомятку несколько дней и даже жить впроголодь, пока припасы не подвезут, можно поспать несколько ночей на соломе, а то и вовсе на голой земле, завернувшись в плащ, но нельзя срать где попало. Отправлять естественные надобности там, где положено – удовольствие ниже среднего. Там не обдувает свежий ветерок, вместо пения птиц жужжат мухи, да и пахнет совсем не полевыми цветами и травами – ведь ты на этом толчке не только не первый, но даже и не десятый. В первые дни воякам Миликона приходилось гнать туда желающих оправиться чуть ли не силой, а пару раз даже и драки случались, после которых пришлось жестоко и показательно высечь виновных розгами. Нелегко прививаются порядок и дисциплина там, где они непривычны. А ведь это – турдетаны, самый культурный из всех народов во всей Испании. Однако же даже их надо приучать к тому, что в военном лагере, как и в городе, срать можно лишь в специально отведённом для этого месте. Оттого-то и важнейшее оно даже по сравнению с укреплениями. В первую очередь его показывают вновь прибывшим, а потом уж – всё остальное…

Но и об укреплениях, конечно, тоже никто не забывает – благо есть здесь кого задействовать на их строительстве. Ведь кто не работает – тот не ест, верно? По подсказке решившего приколоться Володи и я, от души поржав над этой идеей, надоумил Миликона приказать закрепить над лагерными воротами доску с вырезанной на ней и прорисованной красной охрой надписью «Труд облагораживает человека» – естественно, по-турдетански и похожими на руны иберийскими буквами. На самом деле немецкий лозунг «Arbeit macht Frei», реально висевший над воротами многих концлагерей, переводится как «Труд делает свободным», но это было бы уже чересчур, и тут нас бы уж точно не поняли, поэтому мы остановились на заведомо ошибочном, но ничуть не менее стереотипном варианте. Вождь, не обладая нашим послезнанием, нашего циничного юмора, конечно же, не уловил, но ему хватило и поверхностного смысла идеи. Для нас же самих суть этого прикола была в том, что хотя по своему предназначению здешний миликоновский «концлагерь» и отличался от известных нам немецких аналогов самым принципиальным образом – ни уничтожать, ни морить голодом, ни гнобить непосильной работой помещённых туда людей никто и не собирался – технически он всё же был ничем иным, как натуральным концентрационным лагерем. Как тут ещё прикажете разместить, организовать, прокормить и занять полезным делом такую прорву народу, не создавая при этом невыносимых условий для тутошнего населения? Всех, кого только можно, Миликон при первой же возможности расселяет по окрестным деревням и договаривается с их старостами о выделении пустошей под новые поселения и под распашку, но дело это непростое и небыстрое, а не проходит и дня, чтобы не подошло хоть сколько-то новых людей.

Прокормить – особая песня. Из-за постоянной опасности лузитанских набегов, местные привыкли выращивать жратвы лишь столько, чтоб хватало самим. А какой смысл богатеть, если всегда есть кому тебя раскуркулить? Ну и ради чего тогда перетруждаться, обрабатывая лишние площади? Лишней пшеницы у них, соответственно, не водилось, так что кормить «узников» приходилось ячменным хлебом, а уж на кашу организовывать сбор желудей. Эта «свинская» жратва, кстати говоря, – вполне обычная и даже нормальная для большинства испанских племён, традиционным зерновым земледелием занимающихся не слишком фанатично. Турдетаны с бастетанами, конечно – другое дело, но в неурожайные годы тоже едят и жёлуди, и никто ещё от этого не умер. «Еда нищих и дикарей», которую приличному человеку есть в падлу – это да, и чтобы обитатели лагеря не ощущали себя униженными, раз в пару-тройку дней жёлуди едят и охраняющие их вояки, а пару раз и мы с самим вождём их «подегустировали». Ну, не лакомство, конечно, но если правильно приготовлены – есть их можно вполне. У каменного дуба они даже сладковатые, кстати. А если высушить и размолоть их помельче, да ещё и немного нормальной пшеничной муки добавить, то можно даже и хлеб какой-никакой из них печь. Он тоже очень на любителя, конечно, но и любители есть – Бенат вон, например, трескает с удовольствием и ни одной солдатской желудёвой трапезы не пропускает. Родное селение вспоминает, по его словам. Но понятно, что одно дело есть эту «свинскую» пищу изредка, как мы с вояками, и совсем другое – постоянно. В этом тоже просматривается аналогия с концлагерем. Но, по крайней мере, никто не голодает.

Поскольку лагерь-то не только концентрационный, но и полувоенный, он тоже обносится укреплениями по всему периметру. Уже отрыт ров и насыпан вал, вкапывается