Мой ангел злой, моя любовь… - Марина Струк

Нет, никто не мог догадаться, что Андрею по-прежнему больно, спустя годы, подобные демонстрации холодной и презрительной отстраненности. Он умело скрывал эмоции и чувства за знакомым Анне вежливым выражением лица, только улыбался уголками губ всякий раз. Но Анна видела… о, она все видела! Потому и сдерживала свой норов, когда мадам Оленина стала, оставшись наедине с домашними после отъезда гостей, показывать характер и даже, как виделось Анне, завоевывать некие позиции в доме.

Следующее правило, которое было Анной нарушено — безукоризненная вежливость к старшим в семье и тихий тон при разговоре с теми. Особенно это касалось родственников супруга, которых наставляли не только уважать, но и принимать, как собственных кровных. И если по отношению к Софи, это правило Анне без особого труда удавалось соблюдать (более того, их привязанность друг к другу только росла день ото дня, проведенного вместе тем летом), то к belle-mere…. Анне даже иногда казалось, что она ошиблась в тот день, когда Алевтина Афанасьевна позвала ее к себе для разговора о будущем браке с Андреем. Что никаких масок та не носит, скрывая истинные чувства, как когда-то прятала от всех свои собственные Анна, а такова истинная суть этой женщины.

Анна после не могла вспомнить, отчего вдруг нарушила это правило в день, когда Алевтина Афанасьевна вдруг первой решилась на откровенный разговор с невесткой. До того момента женщины соблюдали неукоснительную вежливость при кратких и вынужденных беседах, которые могли возникнуть за трапезой в столовой или во время пути из церкви, когда возвращались со службы. Обычно эти беседы были краткими, а суть их сводилась к обыденным пустякам, которые только и можно было обсуждать без опаски.

Но в тот день все сложилось иначе. Анна тогда прогуливалась в саду в сопровождении Глаши, которая неотступно следовала за ней по привычке, готовая к любым поручениям, и старшего садовника. Садом толком никто не занимался с года войны, сосредоточившись в основном на восстановлении усадебного дома и иных построек. А Анна к тому же нашла среди книг, привезенных в Милорадово в дорожных сундуках Андрея, несколько книг, посвященных науке экономии и хозяйствованию. Скучные научные трактаты ее не особенно заинтересовали, а вот книга одного итальянца по планированию садов увлекла, благодаря красочным рисункам и невиданным ранее, а оттого незнакомым Анне цветам. Она в тот вечер долго сидела за столом в своем кабинете, увлеченно переписывая незнакомые названия и подчеркивая фразы перевод, которых позднее хотела спросить у мужа. И тщательно вычерчивая на бумаге план обновленного сада Милорадово.

— Тебе надо увидеть усадьбу под Москвой, Раздолье, — сказал тогда Андрей с легкой грустью в глазах. — Там tantine собственноручно планировала сады и парк… Ей бы определенно понравилась твоя задумка, ma chere. План изумителен. Не устаю поражаться твоим талантам. Есть ли им число?

— Позволяешь мне внести перемены? — спросила Анна, хотя уже с самого первого момента, как он увидел ее увлеченность этим проектом, прочитала по его глазам, что муж разрешит ей внести обновления. Он же только поцеловал ее в ответ и помогал ей после с необходимыми переводами. Кроме этого, поручил управляющему в подмосковном имении составить список растений, саженцы которых можно было доставить в Милорадово. И перенести те растения, доступные для того, что росли в уже заброшенном саду Святогорского, ставшего печальным памятником разрушений, которые принесла с собой война 1812 года.

Именно в парке, где с некоторых пор пропадала Анна, и нашла невестку Алевтина Афанасьевна в одно утро августа. Анна с легким удивлением наблюдала небольшую процессию с ней во главе, ступающую в ее сторону в направлении от усадебного дома. Девки, несущие большой зонт от солнца над барыней или сумочку с солями, платком и прочими вещицами, что могут той понадобиться на прогулке. Лакей, тащивший позади всех тяжелое курульское кресло, которое по знаку Алевтины Афанасьевны поставили на траве в тени раскидистой зелени сирени. И сама мать Андрея — в легком капоте поверх летнего платья и чепце с широкими полосами оборок, скрывающими ее лицо от прямых лучей солнца.

— Вы звали меня, madam belle-mere? — опустилась перед ней, сидящей важно в раскладном кресле, Анна, которую привела сюда одна из девок Алевтины Афанасьевны. Та важно кивнула, а после махнула рукой дворовым, прогоняя прочь от себя, чтобы не услышали ни слова из разговора, который предстоял ныне ей и невестке.

Анна не могла не отметить каждую деталь из этой мизансцены, тщательно продуманной Алевтиной Афанасьевной — снова та сидит, гордо подняв голову, а Анна же вынуждена стоять напротив, словно провинившаяся в чем-то девка перед барыней.

— Вы, верно, ведаете, что нынче грядут перемены для кое-кого в усадьбе, — начала издалека мать Андрея, и Анна сразу же поняла, зачем та нашла ее для беседы. — Ваш мальчик. Я думала, что Андрей не дойдет до этой глупости, но ныне! И эти работы в комнатах мезонина… Неслыханное дело взять в дом этого мальчика! О чем вы только думали, когда просили о том моего сына? Я знала, что этим и закончится дело!

— Решение о том, что Александр Петрович и мадам Элиза будут жить в комнатах мезонина после летней поры, принадлежит не мне, — ответила Анна, ни в одном слове не обманывая свою собеседницу. Она твердо решила еще до дня венчания, что ее племянник останется с бабушкой жить во флигеле, понимая, что смелостью для нее будет просьба об ином. Но однажды за завтраком около седмицы назад, Андрей вдруг удивил всех домашних, когда объявил, что покои в мезонине будут под работами до конца лета, а когда эти работы закончатся, их займут Сашенька и мадам Элиза.

— И прошу не возражать мне не единым словом, — проговорил Андрей, переводя взгляд с жены на мать, уже готовых для ответа ему. — Отбрасывая в сторону суть родственных отношений, даже простая экономия дров холодным временем говорит, что это наиразумнейшее решение. Александр Петрович будет жить в усадебном доме и разделит детские покои с моими будущими детьми, коли в Милорадово будут те. Препон для иного я не вижу.

Тон его голоса говорил, что решение окончательное и не подлежит обсуждению, и никто за столом не осмелился возразить ему. Только после Анна попыталась уговорить мужа, когда они остались наедине, понимая, как неприятно может быть его матери присутствие Саши, и какие толки снова поползут в отношении Андрея по округе. Тогда она впервые поняла, что Андрей может быть так тверд в своих решениях, что ничем, даже лаской и обещаниями невозможно было сдвинуть его с намеченного. Быть может, еще и оттого и стянула чепчик с Сашеньки в церкви на следующий день — защищая Андрея от возможных сплетен и толков, которые он вызывал своим решением.