Знающий не говорит. Тетралогия - Людмила Астахова

– Он скорее сварит суп из родного братца, чем откажется от тех денег, которые, по его мнению, должны предложить за эльфийского принца. Могенсай относится к золоту слишком трепетно, чтобы позволить родственным узам встать между собой и мешком золота. Не бойся, Вирийт, я не стану торговать телом, – усмехнулась женщина. – До этого, я думаю, дело не дойдет.

– Я соскучился… Где же ты, Джасс?

Капризные детские нотки в голосе могучего мужика, голыми руками рвущего якорную цепь, вовсе не подвигают на любовные подвиги, как может показаться. Особенно, когда он, развалившись медузой, лежит на не слишком чистых простынях, а в отражении зеркала отчетливо видна грязь между пальцами ног.

«Ярим! Сволочь! Скотина! Тварь остроухая! Я надеюсь, ты оценишь величие моего подвига? А если не оценишь, я сама тебя прикончу!»

– Погоди! – бросила она через плечо и игриво хихикнула. Надо же как-то скрыть нервную дрожь отвращения.

Ах, ну наконец-то этот узелок поддался. Теперь накидка распахнется в нужный момент. «Гай, ты готов? – мысленно спросила бывшая хатами и в отражении увидела, что вопрос уже неуместен. – Пестрая Мать, сколько же он платит за то, чтобы девица сделала ЭТО?» – напоследок ужаснулась она, прежде чем медленно развернуться к Гаймалу лицом и окинуть его долгим, как вдовья бессонная ночь, и бесстыжим, как надписи на стенках в портовом сортире, взглядом. Таким, какого устыдились бы самые прожженные даржанские шлюхи. Гаймал задышал чаще и подался вперед.

– Я иду к тебе, – пообещала Джасс, приближаясь к ложу.

Перед тем как вспрыгнуть на кровать, она плотнее запахнула накидку, а как только оказалась на ногах мужчины, сразу же ее распахнула. Кроме чулок, завязанных широкими шелковыми лентами над коленями, на ней ничего не было.

– Ух ты!

«А ты думал?» – злорадно оскалилась Джасс. И сделала вид, что хочет поцеловать разбойника в губы.

– Что ты делаешь?!

Невесомое малиновое облачко слетело с раскрытой ладони женщины прямо Гаймалу в глаза. Он обмяк, повалился на спину и сразу захрапел. А Джасс опрометью кинулась к окну, высунулась по пояс и долго блевала на растущие внизу кусты реньи.

«Чистоплюйка проклятая! Чтоб тебе! – кляла она себя последними словами. – Ведь знала же, что чары подействуют, и все равно струсила, когда представила, что придется с этим гадким вонючим зверем…»

Замечательное средство из арсенала бывших соратниц по Хатами предназначалось для случаев, когда требовалось соблазнить мужчину, но при этом избежать… гм… самого главного. Наведенные чары заставляли доблестного мужа думать, что он провел с прекрасной воительницей жаркую ночь любви, а на деле «герой» лишь видел роскошные и крайне непристойные сны. Вот каково оно – женское коварство. Неудивительно, что хатами держали чары в строжайшем секрете.

– Вир, я больше не могу… – заскулила Джасс, вываливаясь в коридор. – Он омерзительный!

Орк сидел на корточках и жевал хеннай.

– Я тебя предупреждал. Терпи теперь, – проворчал он. – Послезавтра Моги собирается закатить пирушку. Твое дело уговорить Гаймала взять тебя с собой. Сможешь?

– А есть выбор?

– Прикрой сиськи, – злобно прорычал Вирийт. – На месте Альса я бы тебе шею свернул за такие шутки.

«На твоем месте, дурак, Альс бы катался по полу со смеху», – мысленно хмыкнула Джасс. Эльф такие вещи называл по-степняцки – заставить кота есть перец. Если не можешь затолкать в глотку, то надо намазать под хвостом. Поедание острой приправы не только будет добровольным, но и сопровождаться громкой радостной песней.

Издалека резиденция Могенсая выглядела довольно сносно, но вблизи замок оказался много хуже, чем ожидала Джасс. Настоящее сорочье гнездо. Довольно грязное, но вполне пригодное для долгой осады, если какая власть осмелится навести в кои-то веки порядок в провинции и положить конец бесчинствам знаменитого разбойника.

За годы, пока здесь хозяйничали разбойники, к огромному донжону пристроили множество разнообразных помещений, и теперь Ар-наг-Улла вполне соответствовала своему названию – Сорочье Гнездо. Крыша донжона когда-то выгорела вместе с парой этажей, и теперь стропила торчали в разные стороны. Джасс даже приостановила свою лошадь, чтоб внимательно осмотреться. Лично ей зрелище внушало оптимизм. Сохранилась часть крепостной стены, но ров пришлось засыпать, потому что подъемный мост сгнил и рассыпался. Сбежать отсюда двум ловкачам проще простого. В воротах стояла сильно пьяная стража. Веселье, стало быть, уже началось.

Гаймал радостно оскалился, приветствуя соратников. Присутствие красивой женщины, ехавшей рядом, заставляло его выпячивать грудь и надуваться от гордости, как индюк. Джасс постаралась произвести впечатление на младшего братишку Могенсая. Бархатное платье с большим вырезом, открывающим потрясающие воображение виды. Жены Тсана полдня укладывали ей волосы, смазывая их блестящей липкой массой, а потом накручивая каждую прядь на горячую медную трубку, чтобы получились жесткие завитки. Эти манипуляции походили на пытку, и Джасс с ужасом думала о том, что большинство знатных женщин подвергаются такому испытанию каждую дюжину дней. Увешанная с ног до головы блестящими побрякушками и безоружная, Джасс чувствовала себя почти нагой. Только особые ножны, спрятанные между лопатками на спине, и узкий, гибкий клинок в них утешали ее в этом незавидном положении.

Пиршество затевалось в гигантском квадратном зале. Два могучих стола вдоль стен упирались торцами в широкий хозяйский помост, на котором стоял стол Могенсая. К немалому удивлению Джасс, разбойник, едва освоивший написание собственного имени, решил возродить в разрушенном замке традиции его бывших благородных хозяев. Он сидел во главе стола в резном кресле, изображая из себя нобиля. На натур слабых и нервных Могенсай производил неизгладимое впечатление. Ни одно из словесных описаний не давало полного представления о знаменитом разбойнике. Карие глаза навыкате, кривые острые зубы, толстые губы, голая грудь в орочьих татуировках терялись на фоне роскоши его убранства. В иссиня-черную гриву грязных волос было вплетено множество ленточек, украшенных драгоценностями. В ушах болтались буквально грозди бриллиантов, еще одну серьгу с черной жемчужиной Могенсай вставил в ноздрю. А колец и браслетов, надетых обычным способом, так и вовсе было не под силу сосчитать. Многочисленное войско Могенсая красочно и основательно напивалось, опустошая глиняные кувшины с местным ядреным самогоном. Две трети шайки являлись метисами всех существующих рас. Женщины, что жили с бандитами: шлюхи, добровольно присоединившиеся к дикой вольнице, бывшие пленницы и просто дуры из горских деревень, – не отставали в выпивке от кавалеров. Они бросали друг в друга костями, игриво визжали и благосклонно принимали всяческие знаки ухаживания вроде увесистых шлепков по заду. Веселье продолжалось. Столы ломились от простых, но обильных кушаний. Джасс прекрасно знала, что примерно в половине случаев такие попойки заканчиваются грандиозной поножовщиной. На что и уповала.