Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Александр Дмитриевич Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Егор на секунду замолк, Феофан же, моргнув, осторожно осведомился, когда приглашать вестника?
– Да сейчас и зови, – махнул рукой Вожников. – Чего тянуть-то?
Еленка тотчас же согласно кивнула, задумчиво устремив васильково-синие очи к потолочным балкам – прикидывала по поводу Нижнего, охоты и всего такого прочего.
Явившийся вестник – боярский сын Федосей Мухин, высокий, но узковатый в плечах, парень с пшеничной бородкой и ясными светло-серыми глазами – поправил накинутую поверх синего, с серебряным шитьем, кафтана, отороченную куньим мехом епанчу и, вытащив из-за пояса послание, с поклоном протянул его князю:
– Вам, великий государь, лично в руцы передать велено.
– Угу.
Кивнув, Егор обрезал печати поданным супругою ножичком – интересно, она сей клинок всегда с собой таскала, что ли? – и, развернув свиток, негромко прочитал вслух:
– Императору и великому князю Иван Борисович Тугой Лук из Нижнего Новгорода челом бьет и просит пожаловати… Ну, вот! – Вожников вскинул глаза. – Говорил же – в гости зовет.
Елена покусала губу:
– Ты, милый, чти дальше. А вестника пока отпусти… пущай в людской кваску с дороги выпьет да поснедает малость.
– Да, да, – согласился князь. – Ты иди, боярин.
Вестник, поклоняясь, вышел, затворив за собою тяжелые створки дверей, и Егор продолжил чтение, кое-что пропуская, но выделяя голосом главное. А ведь было что выделять!
– Юрка Звенигородский, песий сын, полки у наших окраин собирает, грит всем, мол, от чумы ушел, а язм-то мыслю – напасть похощет в самом скором времени… Слыхала? – глянув на жену, князь всплеснул руками. – Опять этот Звенигородский Юрик быкует, тля! И пяти лет не прошло, как он Нижний захватывал, да дали тогда по рукам, помнишь?
– Помню, – охотно покивала Елена. – Сама тогда войско и отправляла. Ты где-то в отъезде был.
Вытянув ноги, Вожников с некоторой нервозностью побарабанил пальцами по подлокотнику кресла:
– Полки, вишь, собрал… Ну, Юрий Дмитриевич, что ж тебе не уняться-то никак?
Сын Дмитрия Донского, младший брат московского князя Василия Юрий Звенигородский и Галицкий, откровенно говоря, представлял собой большую проблему для единства с таким трудом собранной Егором и Еленкой Русии. Умный, амбициозный, решительный, к тому ж – меценат и вообще человек не особенно злобный, Юрий Дмитриевич прекрасно осознавал все свои права на Московский престол… как и на некоторые другие. Исходя из древнего лествичного права, он, как следующий по старшинству брат, вполне законно мог наследовать Василию. Он, а не сын Василия – тоже Василий, Василий Второй, в реальной истории – Василий Темный, пройдоха, честно сказать, тот еще. Опять же, в реальной истории все это вызвало настоящую гражданскую войну, в узких кругах историков известную как «феодальная война второй четверти пятнадцатого века», в ходе которой Юрий Дмитриевич и его подросшие сыновья – Василий Косой и Дмитрий Шемяка боролись с Василием Васильевичем за московский… уже почти что российский… трон. Ко всему этому кровавому переделу приложила руку и Софья Витовтовна – как же без нее-то? – облыжно обвинив соперников в краже драгоценного пояса. С этого-то инцидента и началась заварушка… Началась бы… коли б все шло, как шло.
А ныне, сейчас, московский князь Василий по сути-то не у дел, только своим княжеством и правит, сидит себе тихонько – супруга-то Софья – в монахинях, так и некому подзуживать… Хотя, верно, все ж интригует инокиня Марфа, обитель-то – в кремле, рядом.
И вот вам Юрий Дмитриевич, энергичный и деятельный. А вот его полки – у границ Нижегородского княжества, которое князь давно считал своим. Что дальше? Междоусобная война? К тому все и идет, похоже. Надо ехать, самому ехать, с посольством, с дружиной малой – разрулить, покуда не пролилась кровушка. С великим князем бодаться у Юрия – силы не те. Одно дело, болтать, мол, государь-то – худородный, из какого-то там захолустного Заозерья, а жена его так и вообще – в татарском плену была, а что там с пленницами делали, всем хорошо известно… Одно дело – болтать, шептаться, и совсем другое – пойти на открытый конфликт, где Юрий – совершенно без шансов… если один. А если союзники? Тот же Витовт… Не-ет, Витовт сразу не будет встревать, слишком уж осторожен, а вот деньгами помочь может, ну и обещаниями – как же без этого?
– Верно, спелся с Витовтом наш звенигородский черт, – Елена словно подслушала мысли мужа. – Иначе с чего б осмелел так, полки вывел? Дать бы ему по рогам, чтоб на чужой каравай рот не разевал. Видать, с братцем своим, Василием, снюхался, с Софьей – а с Витовтом уж через нее… Ух, гадина ядовитейшая!
Синие глаза княгини вспыхнули ненавистью. Елена явно жалела, что когда-то не лишила Софью Витовтовну жизни, а ведь могла бы! Нынче бы легче было, да. А сейчас уж поздно, уж те, кому надобно, сговорились.
– Поеду, – решительно заявил князь. – Завтра же в путь и отправлюсь.
– Я с тобой!
– Нет! Здесь останешься… мятеж тлеет, забыла? Ежели что – дави со всей строгостью.
– Ох, супруг мой, – поднявшись, Еленка уселась к мужу на колени, обняла, прижалась. – Что-то боюсь я за тебя.
– Зря, – князь поцеловал жену в губы… да едва оторвался. – Ты ж знаешь, я опасность чую.
Княгинюшка с усмешкой взъерошила венценосному супругу волосы:
– Это я чую, милый. А ты меня слушай, я ж худому не научу.
– Да уж конечно!
Егор поспешно согнал с лица усмешку – шуток на подобные темы супружница не любила, искренне полагая, что все успехи мужа достигнуты благодаря ей. Князь ее в этом не разубеждал – к чему?
– Ах ты, моя милая…
Погладив жену по волосам, Вожников снова поцеловал ее в губы, на этот раз долго, так что почувствовал, как между ним и Еленкою словно бы проскочила искра. Князь живенько расстегнул пуговицы на сарафане супруги, потрогал под тонкой рубашкою грудь… Княгиня сверкнула глазищами, окатив мужа васильковою синевою с головы до ног, в этой-то синеве – тягучей, не отпускающей, сладкой – Егор и тонул, погружаясь в пучину внезапно нахлынувшей страсти.
Упал на пол сарафан… На миг соскочив с колен Вожникова, Еленка сама сбросила сапоги, стянула рубаху… и столь же проворно освободила от одежки супруга, уселась вновь на колени, уткнулась горячей упругой грудью, закусила губу… и, закатив глаза, застонала, чувствуя
