Семь смертей Лешего - Андрей Салов

Они слышали только внутренний будильник, срабатывающий в разное время, в зависимости от времени года. Летом будильник звонил раньше, зимой позже, общее было в том, что он срабатывал за час до рассвета. Времени, когда просыпаются дома, оживают человеческими фигурами заспанные окна. В предрассветной мгле подвальный люд покидал ночные лежанки, чтобы затемно покинуть подвал и не попасться на глаза жильцам. К мусорным бачкам, без которых невозможно само их существование, нужно выбираться пораньше. Пока не заглянули в них пронырливые конкуренты, а мусороуборочные машины не опрокинули внутрь себя их содержимое.

Если, по какой-либо причине, клошару не удавалось вовремя покинуть подвальное убежище, он был вынужден провести там весь день, не рискуя выбираться наружу. Это означало огромную вероятность того, что припозднившегося бомжа кто-то заметит, и примет соответствующие меры. Если вернувшиеся ночью друзья-приятели обнаружат подвал запертым на замок и дознаются, по чьей вине лишились пристанища, провинившемуся не поздоровится. С ним разберутся по-своему. Нравы, царящие в среде маргиналов, были жестокими. Повезет провинившемуся, если он отделается побоями, после которых сможет встать на ноги, отлежавшись пару-тройку дней. Чаще все заканчивается гораздо плачевнее для виновного. Жестокость, с которой бьют товарища одуревшие от суррогата бомжи, не знает границ. Избиение заканчивается не тогда, когда жертва перестает подавать признаки жизни, а гораздо позже. Когда устанут пинать и лупить всем, что подвернется под руки, бездыханное тело, бывшие приятели.

Но в данном случае найти виновника случившегося невозможно. Невероятно трудно, проснувшись в милицейском участке, с разламывающейся от жуткого похмелья головой, воссоздать в памяти события минувшей ночи. Тем более вспомнить тот самый момент, когда кто-то из компании предложил отведать жаркого.

Холодный душ, мощной струей сметает и костер, и подрумянившуюся кошачью тушку, раскидав по сторонам с вожделением уставившихся на мясо бродяг. Потом их куда-то волокут за шкирку, направляют пинками под зад, бьют дубинками по хребту до тех пор, пока они не окажутся в тесных, зарешеченных кабинках машин, что доставят их в ближайшее отделение милиции. Ну а там, как повезет.

Если следователю, которому достанется дело о пожаре, будет невмоготу возиться с бомжами, то они отделаются взбучкой, с массированным применением резиновых дубинок, более известных в народе как демократизаторы. А также несколько дней поработают на родную милицию, отмоют отделение до зеркального блеска.

Если же следователь всерьез озаботится дальнейшей судьбой маргиналов, тогда бедолагам не поздоровится. Следователи всегда смотрят в направлении, противоположном от излюбленной бомжами жизни. Да и милицейскую статистику нужно улучшать, увеличивать процент раскрываемости преступлений, для чего, как нельзя лучше подходит подобная категория людей, бесправных и никому не нужных. Сколько их, безвинно осужденных, отбывают срок в тюрьмах и колониях, никто не считал, и вряд ли когда посчитает. Российское правосудие, самое гуманное правосудие в мире, не имеет права на подобного рода ошибки. Их не может быть в российской действительности даже в принципе.

Леший, хоть и водил компанию с людьми, опустившимися на дно жизни, но жить предпочитал в одиночку, и иногда в компании подружки недавно оказавшейся на улице, еще не успевшей потерять молодой свежести и привлекательности. Наташка, пользовалась среди бомжей устойчивым спросом, позволяющим жить достаточно комфортно. Не утруждая себя всякой ерундой, типа сбора бутылок и жестяных банок, а также остатков закуски, оставляемой мужиками на месте пьянки.

Наташка не имела паспорта по причине малолетства, и вряд ли когда его получит, из-за ненадобности. Будучи в совсем еще юном возрасте, она выглядела гораздо старше своих лет, чему виной алкоголь, и ведомый ею образ жизни. Любой клиент, пригласивший малолетку в гости, поставивший на стол выпивку и закуску, и отсыпавший ей в карман немного мелочи на опохмел, при желании, в довесок к сексуальным услугам, мог выслушать историю жизни уличной девчонки.

Ее история была вполне обыденной и не единичной на фоне всеобщей деградации общества, когда основная масса людей стремительно нищает, в угоду горстке нуворишей. Наташка родилась и выросла в семье, пагубно пристрастившейся к зеленому змию. С раннего детства, она никогда не видела отца с матерью трезвыми. Они были пьяны, с утра и до вечера. Торчали дома безвылазно, выпивая и похмеляясь, исчезая из жилища лишь для того, чтобы раздобыть денег на выпивку, да сбегать к ближайшей торговой точке за очередной порцией денатурата.

Наташка появилась на свет нежданно-негаданно, став плодом почти случайного совокупления родителей, которые в последние годы занимались сексом так редко, что это вполне можно было назвать случайностью. По прошествии некоторого времени приятели и приятельницы вечно пьяной семейки, с удивлением отметили, что живот хозяйки притона удивительным образом округлился. Она же не придавала этому никакого значения. В ответ на насмешки собутыльников, раздраженно махала рукой, считая внезапную полноту не следствием беременности, а чрезмерного обжорства. Хотя, если размыслить здраво, чем ей можно было обжираться, непонятно. Денег, время от времени появляющихся в доме, едва хватало на спиртное, самое дешевое, но в должном количестве. Если и оставались деньги на закуску, то только на хлеб и кильку, изредка еще и на плавленый сырок.

От такой пищи не растолстеешь, и 9 месяцев спустя, мать Наташки оказалась там, где рано, или поздно, оказываются все, имевшие незащищенные половые контакты с мужчинами. Как пьянчужка ни упиралась, избежать роддома ей не удалось.

Дни, проведенные в родильном доме, были единственными, трезвыми днями в ее жизни. Супруг, за время пребывания жены в роддоме, не объявился там ни разу, напрочь забыв о самом ее существовании. Он продолжал пить в компании себе подобных, искренне считая, что жена куда-то вышла, и скоро вернется.

Она вернулась, спустя две недели, и не одна, а с малюткой на руках. Когда бригада скорой помощи, вызванная папашей, увезла в роддом пьяную в стельку будущую мамашу, готовую вот-вот разродиться, она и не думала ни о чем подобном. Вся эта история, - беременность, роддом, рождение ребенка, была для нее лишь временным неудобством. Она бы и в роддом не поехала, не будь в тот день настолько пьяна, что не соображала, куда ее везут, и зачем. Родила бы дома, бросила кроху где-нибудь в углу, и на этом ее материнская забота бы и закончилась. Она бы еще погуляла немного, до тех пор, пока ее не заключили бы под стражу за убийство собственного ребенка, брошенного на произвол судьбы беспутной мамашей.