Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин

становится на миг серьёзной и задумчивой. – В сущности, отец очень одиноким человеком был. Ему какие-то развлечения, сборища, тем более заседания и юбилеи были неинтересны. Он много читал. И я его без ружья или без книги – не помню. Разве что, когда приезжал какой-то новый человек – поговорить, что-то узнать, – да. А так нет, – повторяет она.

– А Луговой?

– Пётр Кузьмич Луговой после ареста… сломался. И запил страшно.

– А вы для себя объясняли как-то, почему такие отношения у отца сложились со Сталиным? В чём причина такого беспрецедентного доверия со стороны Сталина к Шолохову?

Светлана Михайловна некоторое время молчит, чуть хмурясь.

– Мне кажется, Сталин ценил отцовскую откровенность. И его бесстрашие. И талант.

И ещё Сталин – он же читал всё. Отец говорил: «Удивительно, он меня спрашивает о писателе, книга которого только издана – а он её уже прочитал».

Интересуюсь про украинские корни Шолохова.

Рассказывает:

– У бабушки до самой смерти сохранился очень сильный акцент украинский.

– Она ведь выросла на Дону – почему тогда так?

– Так их же вывезли с Украины семьёй. А семья есть семья.

– В своей семье ваша бабушка со своими родителями говорила на украинском?

– Видимо, да. У Анастасии Даниловны был брат Аким. Дядя моего отца. Он жил в Кружилинской, работал в колхозе – и всю жизнь разговаривал на полурусском-полуукраинском. Однажды с какой-то просьбой пришёл к отцу. Вошёл и бухнулся перед отцом на колени. Отец его поднял: «Ты что, с ума сошёл? Ты что на колени передо мной? Я тебе кто?..» Тот на мове что-то отвечал скороговоркой.

Украинская речь была постоянно у отца на слуху. А слух у него был хороший, музыкальный. Он же, в конце концов, рос, играл с детьми этого Акима – с хохлятами. Так что…

– …понятно, почему он свободно размовлял.

– Да.

– До вас доходило какое-то эхо всех этих историй, связанных с еврейским вопросом?

– Я не знаю, почему отца считали антисемитом. Он им не был никогда. Первые друзья молодого папы, который только что купил первый свой дом – это была семья врачей, работавших в Вёшенской. Ласовский Иосиф и Берта Абрамовна, его жена. Её с двумя детьми потом расстреляли немцы в Шахтах… Они через дорогу от нас жили и ходили к нам в гости, а отец с мамой – к ним ходили.

– Он какие-то песни, помимо народных, казачьих, любил, слушал?

– Нет. Он любил фольклорные песни. И есенинские песни с удовольствием слушал – романсы на стихи Есенина. «Отговорила роща золотая» – вот эту особенно. А то, что звучало по радио, он не воспринимал.

– Но неужели, когда появились Окуджава, Высоцкий – он не знал и эти имена?

– Нет, это прошло мимо, – с некоторой даже строгостью отвечает Светлана Михайловна.

Я чувствую, что она что-то недоговаривает.

И спрашиваю напрямую:

– Может, он вообще относился к «шестидесятникам» скептически?

– Да, да, – вдруг спокойно подхватывает она и почти отчеканивает: – С очень большим скепсисом.

– Не потому, что он их не заметил, а потому что это…

– Да, да.

Она всё понимает. Она просто не хочет это обсуждать.

– А когда телевидение появилось, он смотрел что-нибудь?

– Смотрел. «Клуб кинопутешественников» смотрел. Это была его передача.

– А кино?

– Один раз я его в Москве затащила на американский фильм. Как же он назывался? Забыла… комедия. «Большие гонки». В 1976 году шёл в кинопрокате. Ну, он там от души смеялся. Понравилась ему эта комедия. Но это единственный раз.

– Театр?

– Он всех детей возил в Москву – всех нас. И все мы шли сначала в Детский театр, который был напротив Малого в Москве. В МХАТ ходили смотреть «Синюю птицу». Вообще в театр часто ходили. И в цирк. Отец любил цирк. Ему нравилось. Он втайне недолюбливал дрессировщиков – мучают зверей. При этом отдавал должное храбрости этих людей. Но другие цирковые представления смотреть любил.

– Вы ведь с ним очень часто ездили за границу. Где у него самые благодарные читатели были вне России?

– Да везде. На улицах очень часто его узнавали. Вот мы ездили на получение им звания почётного доктора наук в Шотландию. На реке Эйвон городок… Забыла, память уже стала сдавать. В общем, идём, а с другой стороны улицы слышим, машут руками и кричат: «Шолохов! Шолохов!» Стратфорд-на-Эйвоне, вот как называется городок!.. Это уже первый звонок, что память сдаёт.

Я снова смотрю на неё в предельной степени удивления.

– Я был в Европе десятки раз, – признаюсь я. – В лучшем случае, я помню, что был в Париже, в Риме и в Копенгагене. Хотя я был в десятках городков. Но я не помню этих названий.

– Нет, а я хорошо помню, – спокойно отвечает она. – Потому что была по несколько раз в каждом из этих городов. С 1959 года почти каждый год ездили. В первый раз по музеям ходили, по храмам, витражи ведь нужно посмотреть, иконы. А второй раз, когда в Риме были, отец говорит: «Знаете что? Идите вы сами на экскурсию на эту. Я уже весь ладаном пропах…»

Но интересные, знаете, встречи бывали. В Сицилии были в гостях у итальянского писателя, который воспитывал 12 чужих детей. Причём шесть из них – дети погибших от мафии полицейских, а шесть – дети мафиози, которых убили полицейские. Интереснейший человек.

– Когда это было? – спросил я.

– Это было в 1960 году, – всё так же спокойно ответила Светлана Михайловна. – Потому что тогда мы два года подряд ездили в Италию. В 1959 году и в 60-м. Но в 59-м мы до Сицилии не доехали. А в 60-м были на Капри, где Горький жил. Мы на машине путешествовали. Проехали от Рима до Салерно и до Палермо.

Я удовлетворённо кивнул. Ну а чего такого: ездили с отцом 62 года назад. Как забудешь такое. И 63 года назад тоже ездили. Тоже не забудешь.

И я переменил тему:

– Он кого-то мог назвать своим наследником в литературе?

– Он всех молодых читал. Но никогда никому предпочтение не отдавал. Чтобы не было никаких обид.

– Что он в последние годы читал?

– Мемуары маршала Жукова. Пржевальского. Арсеньева. Эти книги постоянно были на столе.

– Кого он любил из числа поэтов-современников?

– Исаковского.

– А они встречались?

– Нет. Только по телефону один раз разговаривали. У Исаковского был день рождения, отец ему звонил. Исаковский уже тяжело болел, и встреча была невозможна. Отец по телефону его поздравил. Ещё он любил Дон-Аминадо.

– Видимо, за границей купил его сборник?

– В Париже, в русской лавке.

– В каком году, не помните?

– В 35-м. Это было издание в мягкой обложке. Назвался сборник «Накинув плащ». С этого же стихотворения и начинался сборничек.

Светлана Михайловна цитирует наизусть:

«Накинув плащ особого покроя / Классических и сладостных годов, / Чудесный плащ любовника, героя, /Весёлого хозяина пиров…»

Дон-Аминадо – это