Имаджика - Клайв Баркер

– Богиня? – нерешительно позвала она.

– Мы здесь, – сказала Ума Умагаммаги.

– Мы? – переспросила Юдит.

– Джокалайлау, Тишалулле и Я, – раздалось в ответ.

Теперь Юдит разглядела в сиянии различные очертания. Но это не были те неутомимые иероглифы, которые предстали перед ней в ее прошлое посещение. То, что она увидела теперь, было похоже не на абстракции, а на волнообразные человеческие тела, парившие в воздухе у нее над головой. Это показалось ей странным. Почему, удостоившись вида первичных сущностей Джокалайлау и Умы Умагаммаги, теперь она должна была созерцать их менее совершенные обличья? Это не предвещало ничего хорошего. Неужели Они окружили себя презренной материей, потому что решили, что она недостойна видеть их истинный облик? Она попыталась разглядеть их черты, но то ли взгляд еще не привык к ослепительному свету, то ли Они сопротивлялись ей. Так или иначе ей пришлось удовольствоваться тремя впечатлениями: Они были наги, Их глаза полыхали ярким пламенем, по телам Их струилась вода.

– Ты видишь нас? – спросил незнакомый ей голос. Должно быть, это была Тишалулле.

– Да, конечно, – сказала она. – Но... не полностью.

– Разве я тебе не говорила? – сказала Ума Умагаммаги.

– Что говорили? – спросила Юдит и в следующее мгновение поняла, что это замечание было адресовано не ей, а одной из других Богинь.

– Необычайно, – сказала Тишалулле.

Юдит прислушалась к нежным интонациям Ее голоса, и тогда расплывчатый силуэт Богини предстал ей более ясно.

Лицо Тишалулле принадлежало к восточному типу. Ее щеки, губы и ресницы были абсолютно бесцветными. И однако, лицо Ее отнюдь не было скучным и невыразительным – напротив, в нем жило невыразимое изящество, подчеркнутое мягким светом, струившимся из Ее глаз. Тело Ее под этим безмятежным ликом выглядело совершенно иначе. Вначале Юдит показалось, что вся его поверхность покрыта татуировками, которые воспроизводили на коже все внутреннее строение Ее организма. Но чем дольше смотрела она на Богиню (никакого смущения она не чувствовала), тем больше убеждалась в том, что татуировки эти движутся: она были не на Ней, а в Ней, и тысячи крошечных клапанов ритмично приоткрывались, пропуская взгляд внутрь Ее тела. Она заметила, что клапаны делятся на несколько независимых областей, каждой из которых был присущ свой ритм движения. Одна волна поднималась вверх от ее паха (именно он и был центром их распространения); другие охватывали ее члены, доходя до кончиков пальцев на руках и ногах. Примерно каждые десять-пятнадцать секунд волны меняли направление, вновь открывая перед изумленным взором Юдит внутренний образ Богини.

– Думаю, тебе стоит узнать о том, что я встречалась с твоим Милягой, – сказала Тишалулле. – Я обняла его в Колыбели.

– Он уже больше не мой, – ответила Юдит.

– Это печалит тебя, Юдит?

– Ну, какое ей может быть до этого дело, – сказала Джокалайлау. – Его братец нагреет ей постельку – Автарх, изорддеррекский мясник.

Юдит обратила взгляд к Богине Снежных Вершин. Силуэт Ее был куда более трудноуловимым, чем у Тишалулле, но Юдит упорно не отводила глаз от спирали холодного пламени, сиявшего внутри Ее, и наконец спираль эта брызнула волнами ослепительного света. Мгновение спустя видение исчезло, но в этой краткой вспышке Юдит успела заметить парящую властную негритянку, взор которой пылал из-под полуприкрытых тяжелых век, а руки были сплетены в замок. Не таким уж грозным оказался ее вид, но, почувствовав, что взгляд Юдит пробился к Ее лицу, Она внезапно преобразилась. Глаза Ее ввалились, губы ссохлись и запали внутрь, черви пожрали свесившийся изо рта язык.

Юдит испустила крик отвращения, и зрачки вновь сверкнули в запавших глазницах Джокалайлау, а кишащий червями рот разверзся в грубом хохоте.

– Не такая уж она необычайная, сестра, – сказала Джокалайлау. – Ты только погляди: она вся трясется от страха.

– Оставь ее в покое, – сказала Ума Умагаммаги. – Почему ты вечно устраиваешь людям эти испытания?

– Мы выстояли, потому что столкнулись с куда более страшным, и сумели остаться в живых, – ответила Джокалайлау. – А эта бы подохла в снегах.

– Сомневаюсь, – сказала Ума Умагаммаги. – Милая Юдит...

Все еще охваченная дрожью, Юдит не сразу нашлась, что ответить.

– Я не боюсь ни смерти, ни дешевых трюков, – сказала она наконец.

И вновь заговорила Ума Умагаммаги.

– Юдит, – сказала Она, – посмотри на меня.

– Я просто хочу, чтобы Она поняла...

– Милая Юдит...

– ...меня не запугаешь.

– ...посмотри на Меня.

Юдит наконец послушалась, и на этот раз ей не пришлось напрягать взгляд. Облик Богини был прост и ясен, и Юдит была потрясена тем, что ей открылось. Ума Умагаммаги была древней старухой: тело Ее было таким иссохшим, что казалось почти бесполым, лысый череп Ее был слегка удлиненным, Ее крошечные глаза запали в складках кожи и были похожи на бусинки. Но, как это ни парадоксально, красота Ее иероглифа одушевляла эту плоть своими волнами, мерцаниями и непрерывным и неутомимым движением.

– Теперь ты видишь? – спросила Ума Умагаммаги.

– Да, я вижу.

– Мы не забыли о той плоти, которой когда-то обладали, – сказала Она Юдит. – Нам известна слабость и уязвимость твоего состояния. Мы знаем, что значит быть раненой – в сердце, в голову, в утробу.

– Понимаю, – сказала Юдит.

– И Мы не доверяли бы тебе знание о Нашей уязвимости, если бы не знали, что однажды ты окажешься среди Нас.

– Среди Вас?

– Некоторые божества рождаются из совокупности людских воль, некоторые выплавляются в жаре звезд, некоторые – не более чем абстракции. Но некоторые – и, осмелюсь предположить, самые прекрасные и самые любящие – представляют собой души живших некогда людей. Мы – именно такие божества, сестра, и воспоминания о тех жизнях, которые Мы прожили, и тех смертях, которыми Мы умерли, до сих пор стоят у нас перед глазами. Мы понимаем тебя, милая Юдит, и ни в чем тебя не упрекаем.

– Даже Джокалайлау? – спросила Юдит.

Богиня Снежных Вершин явила себя во всей своей полноте, целиком показав Юдит свое темнокожее тело. Однако Юдит заметила, как сквозь кожу Ее проступает бледная белизна, да и глаза Ее, столь ярко сиявшие, теперь потемнели. Устремлены они были на Юдит, и она ощутила их взгляд, как удар ножа.

– Я хочу, чтобы ты увидела, – сказала Она, – что Отец отца твоего ребенка сделал с Моими служительницами.

Теперь Юдит поняла, что это за белизна. Это был буран, безжалостно терзавший тело Богини, язвя ее повсюду колючими снежинками. Он намел громадные сугробы, но по приказанию Джокалайлау они расступились, обнажив место преступления. Замерзшие трупы женщин с выколотыми глазами и вырезанными грудями лежали на снегу. Рядом с некоторыми скорчились и тела поменьше – изнасилованные дети, расчлененные младенцы.