История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I - Коллектив авторов

24 января 1919 г. Оргбюро ЦК РКП (б) приняло циркулярное письмо, написанное Свердловым, в котором приказывалось: «Учитывая опыт гражданской войны против казачества, признать единственным правильным ходом массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо принимать все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти. Конфисковать хлеб и заставлять ссыпать все излишки в указанные пункты… Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно. Уравнять пришлых иногородних с казаками в земельном и во всех других отношениях. Провести полное разоружение, расстреливать каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи. Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних».

Эта директива на практике открывала двери для геноцида казачества. После армян в Турции казаки стали вторым сообществом, которое по замыслу правителей, на этот раз – советской России – подлежало полному физическому уничтожению и культурному искоренению. Местным ревкомам давалась директива: «Во всех станицах, хуторах немедленно арестовать всех видных представителей данной станицы или хутора, пользующихся каким-либо авторитетом, хотя и не замешанных в контрреволюционных действиях… и отправлять как заложников в революционный трибунал. Составлять по станицам списки всех бежавших казаков… и всякого без исключения арестовывать и направлять… в трибуналы, где должна быть применена высшая мера наказания».

Председатель Донского областного ревкома Рейнгольд в июне 1919 г. констатировал: «У нас была тенденция проводить массовые уничтожения казачества без малейшего исключения». В течение месяца – с середины февраля до середины марта – большевики убили более восьми тысяч казаков. Убивали за все.

Свидетельство очевидца

Очевидец, коммунист-москвич М. Нестеров, докладывал ВЦИК: «Расстрелы там были ужасные, ревтрибунал расстреливал казаков-стариков, иногда без суда, по донесению местного трибунала или по наговору соседей. Расстреливались безграмотные старики и старухи, которые еле волочили ноги, расстреливались казачьи урядники, не говоря уже об офицерах… Иногда в день расстреливали по 60–80 человек. Руководящим принципом было: „Чем больше вырежем, тем скорее утвердится советская власть на Дону“».

Под страхом смерти запрещено было носить казачью форму – штаны с лампасами, фуражки с красным околышем. За любое оружие – а казак без оружия не казак – даже за дедовскую шашку или кинжал – расстрел на месте. За малейшее сопротивление в переделе земли в пользу иногородних, а на Тереке – горских народов – полагался расстрел или выселение в северные, приполярные районы. Выборное окружное и станичное руководство упразднялось, в станицы назначались комиссары из пришлых евреев, немцев или иногородних. Жестокости творились невероятные.

Сначала казаки оцепенели. Такого обращения с человеком они просто не могли себе представить. Думали, что это местный произвол, месть. Писали в Москву, в Совнарком. Но вскоре поняли – это систематическое избиение казачества, разработанное комиссарами в Кремле. И Дон восстал. Восстание началось в знаменитой верхнедонской станице Вёшенской. Началось почти голыми руками – все оружие выгребли большевики. Красные вначале не волновались – мало ли бунтов они подавили. Но казачье восстание разрасталось как степной пожар. Мешковская, Усть-Хоперская – через несколько дней поднялся весь Верхне-Донской округ. Казаки были воинами, были спаяны станичной и войсковой солидарностью, были умелы в бою и мужественны. Лозунг восставших был сначала вполне революционный – «за советскую власть, но без коммуны, расстрелов и грабежей». Большевики не успели истребить все образованную казачью элиту. Председателем исполкома восставшие избрали военного чиновника Данилова, командующим казачьей армией полного Георгиевского кавалера хорунжего Павла Кудинова. Восстание охватило фронт в 190 км, и когда большевики стали теснить плохо вооруженных донцов – с Белого Юга пришла помощь. Генерал Деникин и походный донской атаман генерал Сидорин прорвали большевицкий фронт и соединились с восставшими.

Свидетельство очевидца

Участник освобождения казаков от большевицкого ига офицер-артиллерист М. К. Бугураев, который вместе с ударной группой генерала Секретева ворвался в юрт станицы Вёшенской, вспоминает: «24 мая в отряде генерала Секретева при подходе к хутору Сетракову в руки 8-й дивизии да и всего нашего отряда попали громадные обозы „товарищей“, удиравших от генерала Мамантова, наступавшего в районе Усть-Медведицкой. К вечеру мы ночевали в верстах 6–8 от Дона. Хутор Сетраков был занят нами без боя. При занятии хутора нас удивило полное отсутствие жителей, даже детей. Но вскоре причина этого явления стала понятна. Наш левый „боковой“ дозор, пройдя версты полторы от хутора, обнаружил недалеко от шляха крутую, глубокую и широкую балку. Вся она была заполнена расстрелянными стариками, женщинами и детьми, не исключая и грудных младенцев. Не допускалась возможность такой бессмысленной жестокой расправы даже над ни в чем не повинными младенцами… Все это сильно ожесточило казаков. Руководил расправой бывший гвардейский офицер капитан Козлов, расстрелянный за совершенные преступления… Мне трудно описать те чувства, которые переживали мы… при своем воссоединении с восставшими… А еще труднее передать, выразить словами то волнение, те чувства, ту неограниченную радость, охватившую восставших, особенно стариков, женщин. Всех нас встречали как спасителей, как избавителей от верной, жестокой, лютой смерти… Генерала Секретева окружили особым вниманием, ему целовали руки, коня его украшали цветами, по земле стелили ковры. Женщины останавливали коня, поднимая своих детей, говорили: „Смотри и запомни, это наш спаситель от безбожных товарищей…“ Древние седые старики, опираясь на „байдики“, подходя к нему, „гутарили“: „Спасибо! Спасибо, наш сынок! Нас ты спас от верной смерти, Бог тебя вознаградит за этот подвиг. А наше войско и мы также не забудем тебя!“ Ликование было неописуемо, хотя жестокие бои не были закончены и продолжались». – М. К. Бугураев. Поход к восставшим. // Донская армия в борьбе с большевиками. М., 2004. – С. 492–500.

Вкусив большевицкой жизни, донцы теперь дрались отчаянно до самого ухода Врангеля из Крыма. Но весной 1920 г. казачьи области были вновь заняты большевиками. И для тех, кто не успел уйти с Белыми, начался ад.

Уполномоченным по расказачиванию на Дон и Кубань был назначен один из руководителей ВЧК латыш Карл Ландер. В октябре 1920 г. он объявил: «Станицы и селения, которые укрывают Белых и зеленых, будут уничтожены, все взрослое население – расстреляно, все имущество – конфисковано». И действительно, станицы обстреливались артиллерией, сжигались, сравнивались с землей. За один только октябрь 1920 г. по приговору троек ревтрибуналов было убито более шести тысяч казаков. Их семьи и соседи отправлялись в концентрационные лагеря, которые были лагерями смерти. «Заложники – женщины, дети, старики – изолированы в лагере недалеко от Майкопа, выживают в страшных условиях, при холоде, октябрьской грязи… Дохнут как мухи… Женщины готовы на все ради спасения и стрелки, охраняющие лагерь, этим пользуются», – сообщал другой латыш – Мартин Лацис, тогда возглавлявший украинскую ЧК. В районе Минеральных Вод Ландер учинил массовое избиение терских казаков. Пятигорские чекисты решили расстрелять триста человек в один день. Они определили норму для города и для окрестных станиц, а партийным ячейкам поручили составить списки предназначенных к убиению. В Кисловодске были убиты даже казаки, находившиеся в лазарете.

Разрушение казачьих станиц, расстрел сопротивляющихся, выселение всех остальных в отдаленные губернии и заселение освободившихся земель переселенцами из других районов России практиковались очень широко.

За 1919–1921 гг. было убито и депортировано от 300 до 500 тысяч казаков от общего числа в три миллиона. На Соловки было отправлено около 6000 кубанских казачьих офицеров и военных чиновников, принимавших участие в Белой борьбе и не успевших эвакуироваться. Все они были погружены на баржи и утоплены в Белом море. Вместе с ушедшими с Белыми армиями и разбежавшимися от красного террора цифра казаков, покинувших исконные казачьи земли, возрастает еще в два раза. А впереди казаков ждал еще голодомор 1929–1933 гг. и непрекращающийся геноцид все 1930-е годы.

Документ