Сборник "Круг Земель" - Александр Зорич

Хармана исподволь осматривает «колесницу» – две гигантских каракатицы из конюшен Первого Сына Синевы скучают и пенят воду гавани. Третья – та самая, что вызволила ее из клетки, балует поодаль. Горхла, опытный пастырь каракатиц, и тот не успел впрячь ее снова. К счастью, ее спасительница не была коренной.

Хармана вновь обращает взор к берегу. Немало перемен произошло там всего за минуту!

Солдаты императора сцепились с Пелнами.

Тарен Меченый бежит вверх по лестнице, к городским воротам.

В вихре стали император и Горхла отступают к мосткам файеланта. Полусамострельные стрелометы с высокого борта корабля сеют смерть на берегу…

Хозяйка Гамелинов смотрит на Элая, утратившего от неожиданных перемен дар речи, переводит взгляд на воротило «морской колесницы», затем она в изумлении рассматривает свои предплечья, покрытые гусиной кожей. Ее бьет озноб.

Шальная стрела хищно вонзается в воротило рядом с ее белоснежным запястьем.

«На сегодня довольно!» – в сердцах кричит Хармана.

Стремительная и гибкая, она вскакивает, хватает флейту пастыря и, наклонившись над медным раструбом пастырского правИла, начинает играть.

Ей не в диковину управляться с «морской колесницей».

Вначале она играет довольно фальшиво и каракатицы медлят, не в силах решить, слушаться ли приказаний нового пастыря. Но недолго – ибо Хармана настойчива и яростна.

Еще минута – и быстроходная «морская колесница», зачерпнув на крутом развороте ледяной воды, трогается с места и мчит, меняя галсы, к выходу из гавани Лорка.

ГЛАВА 9

АГАННА ВСЕВЕЛИЧАЙШИЙ

1

«Принадлежит Аганне Всевеличайшему, грютскому царю», – сообщала надпись на воротах Радагарны. К столице приближались двое верховых – мужчина и женщина.

Октанг Урайн, как и Ийен, никогда прежде не бывал в столице грютов. Ийен сочла возможным выразить свое недоумение по этому поводу.

– Брось, детка. Что мне было в Радагарне делать? Жрать бараньи ребрышки, завернутые в виноградные листья и трахать самых неумелых продажных женщин во всем Круге Земель? Увольте, милостивые гиазиры. Этим можно заниматься и дома. – Вам легко говорить, а мне тут, сами понимаете, может не одну неделю… – Ничего, перетерпишь. Небось, Син чего похуже вытерпеть пришлось…

Надпись на воротах заставила Урайна улыбнуться. Похоже, Аганна Всевеличайший слегка не в себе, если решил, что ему «принадлежит» собственная столица. Но что попишешь – гордыня!

В принципе, Аганне было чем гордиться.

Аганна – в прошлом презренный раб – теперь безраздельно повелевает могучим государством, носящим звучное имя Асхар-Бергенна. Правда, теперь Аганна мается от скуки, что не удивительно. Ибо во всей Сармонтазаре остался только один человек, которого Аганна еще в состоянии бояться, и поэтому вынужден уважать – Элиен Тремгор.

«Вскоре этих людей станет двое, – ухмыльнулся Урайн. – А потом снова один. Я.»

Аганна – хозяин огромной уманны, где собрана тысяча соблазнительных грютских дев. Раньше этих дев именовали «женами», но с недавнего времени специальный указ Аганны предписывал звать их «сестрами». В правление Аганны в уманне также завелись и юноши, которых было не так-то просто правильно поименовать, чтобы сохранить хотя бы видимость приличий. И, сверх того – две сотни разновсяческих уродов обоего пола.

«Где их только разыскали в таком количестве?» – Урайн брезгливо поморщился. В делах сердечных он был переборчив. Даже Ийен и Син виделись ему недостаточно красивыми.

Урайн и Ийен не успели достигнуть рыночной площади, а в глазах у них уже рябило от изобилия надписей, в точности повторявших надпись на воротах.

Где их только не лепили! На хомутах конных упряжек. На свертках с шелком, разложенных по лоткам торговцев. На кувшинах, стоявших близ публичных колодцев. И, разумеется, на всех без исключения постройках.

– Похоже, разговор с Аганной будет не таким трудным, как мне представлялось вначале, – Урайн подмигнул приунывшей Ийен, как всегда одетой в мужское.

– Будь я на месте грютов, я бы еще на лоб себе повязки с такой надписью нацепила бы, – зло усмехнулась Ийен, когда мимо них провели жеребца, на белоснежной холке которого темнело тавро:

«Принадлежит Аганне Всевеличайшему, грютскому царю».

2

– А что, грюты больше не воюют? – голос Урайна был мягок, но мягкость эта была тверже булатных сталей.

– Воюют, чужестранец, воюют, – безо всякой охоты отщипывая виноградину от грозди величиной в телячью голову, отвечал Аганна. – Но редко, очень редко…

– А ты, Аганна, в добром ли здравии? – голос Урайна струился патокой, глаза сияли отборным дружелюбием. – Здравие всегдашнее, сам понимаешь.

– Смиренно ли течение дней твоей жизни, о всевеличайший? Не омрачают ли его враги?

Но Аганна не ответил. Теперь у него были заботы поважнее. Несколько минут назад одна из стоящих за его спиной грудастых рабынь, повинуясь знаку правителя, забралась под парчовую юбку Аганны и теперь копошилась там, плямкая и тяжело дыша.

Урайн понимающе замолк и опустил глаза.

– Не будь лентяйкой, моя мошна подхода требует… – пожурил девушку Аганна и, подняв глаза на Урайна, добавил:

– Подожди чуток, любезный…

Стеснение было неведомо Аганне с того самого дня, как его зад воцарился на грютском престоле, каковой был представлен массивным черепом некоего чудовища, инкрустированным голубой бирюзой. (Череп, по легенде, принадлежал Девкатре; сам Девкатра, надо полагать, был иного мнения.) И хотя Аганне нравилось внимать чужестранцу, которого он к собственному немалому удивлению разрешил впустить на прием, ласки девушки тоже не оставляли его равнодушным.

В отличие от грютского царя, сам Урайн отлично знал, почему Аганна не отказал ему в аудиенции.

Истинный Девкатра, тонкоматериальная тысячеликая сущность, смертная в нескольких, но неубиенная во многих других аспектах реальности, незримо присутствовал в глубине черепа-восседалища Аганны.

С некоторых пор личность Аганны претерпевала изменения, вызванные влиянием Девкатры, хотя сам владыка Асхар-Бергенны об этом, конечно, не подозревал.

Аганна не отказал Урайну в приеме. Он не откажет ему и в остальном. Урайн пришел в Радагарну не за тем, чтобы кушать бараньи ребрышки, завернутые в виноградные листья.