Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин

TH Inc Confidential Inner Reference

Шпора петуха – примерно то же, что нелегально изготовленный нейрострапонзаточка (цугундер), применяемый в женской уголовной субкультуре. Это близкий по конструкции стилет из высокопрочного пластика с нервными коммутаторами на поверхности, подключаемый к мозгу через имплант. Как и цугундер, позволяет испытать оргазм от возбуждения нервных сенсоров на поверхности пластика.

Между шпорой и цугундером есть различия. Обычно шпор две – это парное оружие. Длина и форма шпор могут сильно различаться, так как их изготавливают в нелегальных мастерских по индивидуальному заказу. Но шпора традиционно длиннее.

Крепятся шпоры в специальных самовживляющихся разъемах, имплантируемых петуху в икру и лодыжечную кость. Эту операцию негласно делают прямо в колониях, так как петухи, несмотря на свой подчеркнуто асоциальный статус, во многом помогают лагерному начальству поддерживать порядок на зоне (хотя сами отрицают любую социально полезную функцию). По той же причине шпоры не подлежат конфискации, хотя формально запрещены законом. Петухи могут даже перевозить их с одной зоны на другую в личных вещах (то же касается куриных цугундеров).

Владение шпорами – сложное, почти эзотерическое искусство, на изучение которого у петуха уходит вся жизнь. Известно, что многие петухи занимаются йогой и восточными единоборствами, поддерживая себя в надлежащей форме.

Боевое применение шпор зависит от силы ног, растяжки, общей физической подготовки и владения секретными приемами петушиного боя. Но физические качества носителя выходят на первый план только при конфликте двух петухов друг с другом.

Имплант-коррекция токсичной маскулинности делает любого гетеросексуального цисгендерного самца практически беззащитным перед петухом даже без шпор. Поэтому петух применяет свое оружие лишь в самых высокоранговых разборках.

Когда я вернулся в реальность, Кукер еще размышлял.

Ответы Руделя казались идеальными – ни к одному невозможно было придраться. Если что и вызывало подозрение, то именно их прозрачная ясность – жизнь ведь сделана из полутонов. Но за звонкость не предъявишь.

С семнадцатой приморской и правда давно не приходило маляв. Гребень с Хвостоколом могли назначить нового опущенца в пику Кукеру – с ним были напряги у многих старых петухов-законников.

Оставался один вопрос, на котором фальшивый претендент на перья мог попасться. Поднять эту тему мог только опытный петух.

– Ты нам вот что расскажи, – вкрадчиво начал Кукер. – Откуда к тебе имя петушиное прилетело? По какому такому ветерку?

Ответить правильно мог лишь петух со знанием традиции. Но Рудель принял вызов.

– Рассказать могу, – улыбнулся он. – Только слушать долго.

– Да мы вроде никуда не спешим, – сказал Кукер. – Базар гремит, а срок идет. Давай, послушаем.

– Сон мне был глючный. Под «туманом» по вене.

– Какой?

– Что я немецкий летчик Рудель, ас германского люфтваффе номер один. Такой и правда был…

– Мне можешь не объяснять, – буркнул Кукер. – Гони дальше.

– Лечу я, значит, на своей «штуке», это такой пикирующий бомбардировщик фирмы «Юнкерс». На груди железные кресты, а на душе погано, потому что вспоминаю разговор с фюрером. И за Европу душа болит.

– Где летел?

– Над Россией, – ответил Рудель. – На дорогах танки и верблюды, грузовики и телеги. Прут на запад. Одну колонну расстреляешь, а вместо нее две новых. В общем, мрачная перспектива. И тут вижу – рядом «мессершмит» летит. Наш. С черными ромбами вокруг мотора и радугами на крыльях. А на борту – красное сердце со стрелой и надпись «Ульрика».

– Издалека надпись прочитал? – спросил кто-то из братвы.

– «Мессершмит» подлетел, – сказал Рудель. – И крыльями мне помахал. Но я и так знал, что там за надпись.

– И кто это был?

– Ас номер один Хартман, – ответил Рудель.

– Так кто был номер один? – спросил другой браток. – Рудель или этот Хартман?

– Вообще-то Рудель, – ответил Рудель. – У него было пятьсот танков, линкор и чего там еще, не помню. А людей вообще убил немерено. Но если чисто по самолетам, Хартман. Больше трехсот побед в воздухе. Он, правда, хитро воевал – замечал издали вражеский самолет, начинал маневрировать, заходил в нижнюю полусферу, где его видно не было, подкрадывался сзади – и бац! Триста человек убил, а его почти никто не заметил. В общем, такой воздушный снайпер из-за угла. Специализация была разная. Рудель по наземным целям, а Хартман по воздушным.

– Тогда почему номер один все-таки Рудель?

– По наградам. Вообще, они почти вровень шли. Оба немецкие военные спортсмены – в смысле подхода к делу. Оптимисты, жизнелюбы. Но у Руделя одна цацка имелась, какой у Хартмана не было. И еще медальку за две тысячи пятьсот вылетов ему лично фюрер нарисовал. Так что по общей сумме он получался главнее.

– Понятно.

Рудель приободрился и оглядел братву.

– Помахал мне Хартман крыльями, и тут с земли трассера веером. Сорокамиллиметровая зенитка. Один снаряд прямо возле Хартмана лопнул – и у того винт остановился. Он на вынужденную. Под нами как раз скошенное поле со стогами, погода сухая, так что сесть было где. В общем, приземлился Хартман в русском тылу. Ну, думаю, придется выручать камарада. Сбросил обороты, посадил свою «штуку» рядом. Подбегаю к его самолету, а Хартман уже вылез и мотор проверяет. Красивый такой паренек, молодой совсем. Худенький блондин. Я мотор вместе с ним осматриваю, а сам все больше на него кошусь.

– Ясно, – недобро хмыкнул Кукер.

– Проблему обнаружили. Осколком патрубок перебило. Поставили заплату, во сне я это умел. Мотор заработал. Только лететь уже никуда не хочется.

– Почему? – спросил браток.

– Потому что с войной уже ясно все. У фюрера паралич воли, мировое еврейство строит козни, усатый монстр штампует танки, центральная Азия ломится в европейскую колыбель культуры… Стали мы об этом с Хартманом говорить, и прямо разрыдались оба.

– Да, – заметил кто-то из братвы, – под туманом такое бывает, когда по вене.

– И тогда Хартман рассказал про последнюю встречу с фюрером. Фюрер, значит, дал ему поглядеть в свой хрустальный шар и объяснил, что будет дальше. Русские разбудят подземного мистического зверя, он ворвется в наш тайный храм и пожрет нашего великого духа-покровителя… Но мы, сказал фюрер, все равно победим. Не через сталь и кровь, а через черный латекс и анальный гель. Мы станем швулями и будем карать всех тех, кто не захочет долбиться в сраку вместе с нами…

– Ага, – сказал Кукер. – Теперь вижу, куда клонишь.

Рудель даже не посмотрел в его сторону.

– Я отвечаю Хартману – мы не сможем. А Хартман говорит – сможем, Ганс! Сможем! Не зря меня зовут Буби… Его и правда так звали, потому что молодо выглядел. Красавчик! Про Ульрику он специально на «мессершмите» написал, чтобы бойцы не думали, что он пидор, но фюрера ведь не обманешь. Я спрашиваю – зачем это, Буби? Зачем? А Хартман отвечает – ты не понимаешь,