Время для жизни - 2 - taramans
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Светка явно увидела его взгляд, но молчала, только приподняла бровь в вопросе. Но не выдержала:
— И чего ты так смотришь?
Косов снова улыбнулся и негромко ответил:
— Любуюсь! Красивая ты. И ножки у тебя — очень красивые!
Девушка хмыкнула:
— А ты всегда… такой откровенный!
Иван кивнул:
— Да! Стараюсь, по крайней мере, таковым быть. Видишь ли… мне кажется, что жизнь и так такая короткая, что врать, ловчить, лицемерить, или — просто скрывать свои чувства — это как время терять понапрасну. А уж молодость-то — она же еще короче. Промелькнет — не заметишь. Поэтому, стараюсь жить быстро. И правду говорить — это же гораздо легче, чем выдумывать какое-то вранье. И запутываться в нем потом. Самому же — запутываться. Ну сама посуди — глупость же несусветная — сам вранье придумал, сам заставил в него поверить других, а потом — сам же и запутался в нем.
— А если правда, она для других приятна, так ее же говорить — еще лучше. Вот стоит красивая девушка, и я ей прямо и честно говорю, что она красива. Ей же, этой девушке, это приятно, да? — продолжил Косов.
Светка чуть порозовела щечками, но промолчала.
— А если и правда, и человеку — приятно, но — почему не говорить-то?
Девушка хмыкнула, поправила локон волос:
— Пошли ужинать, философ! Или все-таки правильнее — бабник и кобель?
— Ну а почему одно с другим не может сочетаться? — Косов поднял гимнастерку и ею наспех обтер голову, потом натянув галифе, в таком виде поднялся на обрыв, — Вот посуди сама… Жил во Франции некий поэт и драматург Эдмон Ростан. Недавно жил. Он в восемнадцатом от «испанки» умер. Так вот, написал он очень интересную пьесу. Называется «Сирано де Бержерак». Главный герой — гасконец, военный, поэт, философ, бабник, конечно же! Дуэлянт записной, храбрый солдат и любимец женщин.
— Интересно…, - протянула Светка, — Ну и что дальше?
— А дальше… кроме всех его достоинств… или недостатков — если вспомнить, что он был бабник! У него был такой — очень отличительный признак… У него был просто огромный кривой нос. Просто клюв орла, а не нос. Уж скольких мужчин он проткнул шпагой за издевательские насмешки над своим носом — не счесть! И что характерно, очень многих женщин — именно этот нос привлекал к Сирано. Вроде бы — уродство, ан нет! Фактор, привлекающий внимание! Ну и не стоит забывать, что он был поэт. Такой — очень своеобразный, интересный. Любовные сонеты писал — женщины млели!
— Слушай, а ведь правда интересно! — загорелись глазки у девушки, — Ну, а дальше что?
— Дальше? Там много чего дальше… А я — есть хочу!
— А расскажешь после ужина, а? А я и не слышала про такого писателя и поэта, Ростан, да? Но опять же, если человек уродлив на лицо — как же он мог привлекать женщин?
— А здесь… красавица моя… есть один секретик, который молоденьким девушкам знать рано! — засмеялся Иван.
Светка фыркнула, и развернувшись ушла к костру.
«Ну вот, придурок! Заинтересовал девушку. А зачем? Хотя, если верить Машке, Светка во мне и так уже давно — «заинтересована»!».
К ужину уже все было готово — и полог застелен, и кружки-миски расставлены, и овощи-фрукты порезаны. В нескольких кучках расположились крупные ломти хлеба.
«Люблю я это дело — вот так на природе вечером, как говорят хохлы — «поснидать»!».
Суп, или кулеш, Косов не знал, как назвать блюдо, которое приготовили девушки, был вкусен. Хотя для супа он был густоват, а для кулеша жидковат. И зачем в кулеше — картошка?
«Девчонкам, наверное, редко приходилось готовить на костре, в большом котле, на столько народу. Разварилось это все в жидкую кашу. Ну — пусть будет, вкусно все-таки… после дня ходьбы, купания, да и на природе!».
Но народ без претензий активно наворачивал «хлебово» и даже просил добавки. Съели все! Самый мелкий пацан Мишка, еще и из котла все выскреб! Потом, уже более спокойно, с полными животами, все чинно пили чай. Солнце уже почти скрылось, лишь тонкая полоска на западе окрашивала и часть неба, и воду Иртыша, и ивы на острове в красноватый цвет. Посвежело, потянуло ветерком от реки, и Косов накинул свой бушлат на плечи Эльзы.
Сидеть у костра было чертовски приятно и до оцепенения расслабительно!
Но вот уже мелкий Мишка завозился с завязками чехла от гитары, которую всю дорогу нес бережно, не доверяя никому.
«Ну, это и к лучшему! Где еще петь песни под гитару, как не у костра? А то, что вечер тихий и томный отлетит без следа… ну так что же? Это опять старческое брюзжание проснулось? Потрескивание костра; искры, летящие ввысь; звезды, чуть проглядывающие через легкие, еще видимые при свете уже ушедшего солнца, облачка… Может это все еще и будет? Юность — она такая, ей незачем прислушиваться к тишине вокруг; она не хочет наслаждаться покоем. Какой покой, если он «только снится»? Да, скорее всего — еще даже не снится!».
Но Мишку остановила Светка:
— Погоди, Миша… Тут Иван мне начал рассказывать одну интересную историю. Мы с девочками хотели бы услышать ее полностью!
«Ну вот! Напросился сам, кого винить?».
Но не жеманясь, Косов рассказал про Ростана, про его пьесу, про Сирано и его любовь. Ах как горели глазки девчонок при свете костра!
