Литературная Газета 6401 ( № 4 2013) - Литературка Литературная Газета

В её письмах пафос и его снижение одновременно. Сильная и слабая. Грозная и кроткая. Требует и молит. Благословляет и проклинает. Кантемира цитирует, Вольтера, масса текстов на французском, знает из античности и мировой культуры. При этом дремучее невежество в жизненном поведении, в самом отношении к личности окружающих её людей. Лишена всякого уважения к ним, вместо него моральная чёрствость и прямая жестокость. В некоторых письмах она как безумная: слова отрывочные, фразы бессвязны, наползают одна на другую. И всё время: "мой долг, мой долг..." То за арифметические расчёты схватится, то за опись мебели, то требует прислать модных чепцов - ему только чепцами её заниматься. Шантажирует, грозит, актёрствует, готова выслать навстречу Ванечке лошадей и группу встречающих - лишь бы воротился тотчас. Психопатия как она есть. Дезориентирована - в Москву ли поворотить, в Санкт-Петербург, в Карлсбад. С годами у неё нарастает ощущение бесприютности, которое потом перейдёт к самому Тургеневу, зрелому писателю, за границей.

Известные ранее письма Варвары Петровны намекали на незаурядность натуры, широкую эрудицию, даже определённый литературный дар, что, по мнению некоторых смелых исследователей, определил отчасти литературный дар самого Тургенева. Не надо так. Ныне поток её сознания выплеснут полностью и говорит об отдельных метких, сатирических выражениях автора, определённой свободе самовыражения "на письме". Но не стоит на этом основании делать выводы даже об очень отдалённой причастности её к литературной гениальности сына. Русского писателя делают не меткие, юмористические выражения ("ты ленив писать..." - это о нём), но огромное нравственное чувство, лежащее в основании всех рассуждений о жизни. Именно этого Варвара Петровна лишена.

И Бог с ней. Жила, как понимала добро и зло. Крепкая хозяйственница, даже кризисный менеджер - спасала семейство от долгов, вытаскивала на себе всех и вся после пожаров, недородов, стихийных бедствий. Оставила сыновьям состояние. (Перечень её хороших дел дан на стр. 17.) Она, будем помнить, родила Ивана Тургенева и, несмотря на титанические усилия, не смогла сделать его себе подобным.

Александр КОЛЕСНИКОВ

Благодаря и вопреки

Благодаря и вопреки

ЮБИЛЯЦИЯ

У Инны Кабыш - первый серьёзный юбилей. Давний автор "ЛГ", она в последние годы больше предстаёт на наших полосах в своей учительской ипостаси - колонки Инны о школе и её проблемах неизменно вызывают живой интерес и множество откликов. Но мы никогда не забываем, что Кабыш - замечательный поэт, один из знаковых в своём поколении. Горячо поздравляя Инну Александровну с днём рождения и желая ей сил, вдохновения и радости, мы решили предоставить слово её читателям. А Инна Кабыш - один из немногих современных поэтов, который воспитал своего преданного читателя.

Наталья:

- Стихи Инны спасали меня в годы перестройки, когда всё было по талонам и жить непонятно как, а на руках маленькие дети. "Если поезд ушёл, надо как-нибудь жить на вокзале". Если душа моя осталась жива, то потому, что Инна писала стихи. Конечно, не только её стихи были со мной, но она - моя современница, живущая в тех же проблемах, что и я, - и потому её слово было самым спасительным. Иногда читаю её в "Литературке" и от всей души желаю счастья и творческого долголетия.

Сергей Герман:

- Я один из читателей и почитателей Инны Кабыш[?] Может быть, я пристрастен, но я не навязываю никому своего мнения. Я просто читаю и перечитываю. А потом через несколько дней возвращаюсь и вижу в этих стихах новое. В этих строчках боль, покаяние, настоящее и непридуманное горе... И после прочтения в душе чувство, как в детстве: ты плакал от обиды, а мама погладила тебя по голове...

Лариса:

- Много лет назад, я даже и не помню, сколько мне было лет, прочитала стихотворения в журнале "Крестьянка", вырезала страничку, но неудачно, имя автора осталось в журнале. И все эти годы (страничка до сих пор у меня в блокноте) думала и гадала, есть ли у этой поэтессы ещё стихотворения, которые так трогают душу! Оказалось, есть, буду читать и перечитывать!

Алина:

- Гениальные пронзительные стихи печального человека, который видит суть вещей, а не маску. Любит Инна Кабыш и родину, и людей - не благодаря, а вопреки, несмотря на то что... Любовь - это тяжёлый труд, она, умница, облекла эту мысль в слова, во-первых, а во-вторых, любит сама и дитя, и авгиевы конюшни любви, и родину, в которой варят варенье, зная, что выхода нет. Спасибо ей огромное!

Эрна:

- Нужно иметь и сердце, и слух Поэта, способные различать "движенье пуха". Если этого не дано изначально при рождении, то незачем обнаруживать это принародно. Не понимать, что Инна Кабыш любит свою Родину и свою Москву так же, как любят СВОИХ непутёвых детей, и страдает от боли за них, - значит, быть абсолютно глухим от рождения[?] Любовная лирика Инны - мощная, сильная, страстная, не только достойна перечитывания, она сама запоминается и находит отклик в любом тонко чувствующем человеке. Удачи, творческих успехов и счастья Поэтессе Кабыш, чтобы радовала мир своими Творениями!!!

Марина:

- Познакомилась с творчеством И. Кабыш благодаря сыну, ему 22. Прислал письмо из мест не столь отдалённых (от сумы и от тюрьмы...) с рекомендацией: "Мама, найди и почитай прекрасные стихи..." Очень благодарна сыну за эту встречу, а ещё больше самой Инне К. - 1) благодаря ей я лучше понимаю своего сына; 2) за патриотизм вопреки; 3) за поэтическую (созвучную многим) поддержку в трудные минуты и времена.

Озолина:

- Не каждые стихи хочется заучить, а эти хочется!!!

Мой Сталинград

Мой Сталинград

Владимир Н. ЕрЁменко

Никогда не думал, что доживу до 70-летней годовщины окончания Сталинградской битвы. Это же целая человеческая жизнь! А у меня до[?] было ещё детство и юность, оборванная пришедшей в родной город войной[?]

Полгода боёв в Сталинграде разрубили мою жизнь на две неравные половины.

В заметках я вспоминаю лишь об отдельных эпизодах того давнего, ушедшего в историю, времени. Это лично мой Сталинград. У тех, кто защищал с оружием в руках мой город, - он другой.

В силу своей издательской профессии мне приходилось общаться с многими писателями, кто воевал в моём городе, а потом описал эти события. Я не только с пристрастием читал книги Виктора Некрасова, Владимира Тендрякова, Михаила Алексеева, Ивана Падерина и других "сталинградцев", но и неоднократно обсуждал те события. И всегда выносил из этих бесед одно схожее чувство: будто мы были на разных войнах. Они знали, что и у Сталинграда, и у войны будет обязательно конец. Он может закончиться их гибелью[?] Я же попал в какой-то страшный лабиринт, из которого не было выхода[?]

Что меня, как других людей, могут убить, я не мог согласиться. Но до сих пор со стыдом помню, как во время страшной бомбёжки, перед прорывом немцев к Волге через наш рабочий посёлок я, забившись под железную койку в сводчатом подвале соседей,скулил, забыв про мать и брата: "Я не умру! Я не умру!.. Даже если всех завалит, рухнет подвал, меня спасёт железная кровать[?]"

И это тоже только мой Сталинград.

К тому же война нерасторжимо переплелась со всей моей последующей жизнью, и мне кажется, я до сих пор не могу выбраться из-под её обломков[?]

Переправа вплавь

Ровно за год огненное колесо войны докатилось до нашей Волги. И Сталинград, считавшийся глубоким тылом, стал прифронтовым.

Нас, старшеклассников (а я уже оканчивал восьмой класс), с весны начали выводить на рытьё окопов. В небе постоянно висела ненавистная "рама", самолёт-разведчик. Его не могли "достать" наши зенитчики[?] Шли воздушные бои, и почти всегда побеждали быстрые как молнии "мессершмиты"[?] А наши двукрылые "чайки" и тупорылые "ястребки" чаще вспыхивали факелами[?] Когда из горевших самолётов выпархивали белые парашюты, их расстреливали всё те же мессеры[?]

К лету 1942 года немцы во многих местах выходили к Дону, а от него, от той злополучной Большой излучины, до Сталинграда - всего 80 километров. В сводках Совинформбюро почти месяц повторялось: "[?]бои идут в Большой излучине Дона". И в этот месяц непрерывно шла эвакуация колхозного и совхозного скота и техники.

У Волги, на переправах, скопились гигантские табуны. К тому же постоянная переправа была одна, чуть выше Сталинграда. А в самом городе навели три понтонных моста. Но по ним скот не переправляли. Днём на левый берег шли подводы и автомашины с поклажей и людьми, чаще раненными, а ночью, в Сталинград - войска и боеприпасы[?]