Alma Matrix или Служение игумена Траяна - Александр Кукушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь чаша терпения Траяна переполнилась, и он решил все уничтожить. Конечно, можно было бы уйти с должности президента, тогда проректор его не тронет. Но Анатолий переживал, что пока даже близко не подошел к главному своему детищу, к основному плану, грандиозному проекту спортивного комплекса. Как быть? И, кроме того, была еще одна причина раздумий Голота. Совсем недавно он будто стряхнул с себя пелену постоянных забот, вынырнул из круговерти событий, огляделся и поразился тому, что за люди его окружали в Совете. То были странные люди, и откуда они появились, было не ясно. Они ничего не делали, так что ему приходилось все делать самому или перекладывать на своих однокурсников, того же Гайду с Настоящим. Но при своем бездействии эти новые люди Студсовета все время вертелись перед начальством и важно жали руки приезжавшим знаменитостям. Они не привели с собой ни одного спонсора, но все время предлагали потратить деньги на какие-то сомнительные проекты. Они свысока относились к прочим семинаристам. Голот посмотрел вокруг себя и увидел рядом лишь карьеристов. Ему стало противно.
А теперь еще проблемы с Траяном. И неосуществленные планы. Как быть?
Анатолий закончил службу и вместо завтрака направился в кабинет проректора.
– Я согласен прикрыть деятельность Совета на некоторых условиях, – заявил он с порога.
– Ну что вы, Анатолий, никто не против Совета. Владыка его поддерживает, – улыбнулся Траян.
– Батюшка, – ответил президент, – вы ко мне подошли и прямо все сказали, я тоже буду говорить с вами прямо.
Проректор, изобразив на лице удивление, предложил гостю присесть. Голот продолжил:
– В Совете завелись беспринципные наглецы, пытающиеся с его помощью сделать себе имя и остаться в Академии на руководящих постах. Карьеристы. Вот почему я хочу его закрыть.
– А вы сами, Анатолий, разве не таковы? – проректор подпер голову рукой и разглядывал своего собеседника.
– Я? Может быть. Но это лишь еще один аргумент в пользу закрытия.
– И аргумент в пользу вашего отчисления.
– Отец Траян, вы не хотите меня отчислить, потому что я единственный человек, который поможет вам легко сделать то, что вы действительно хотите. А хотите вы закрыть Совет, потому что вам не нравится свобода, которую он принес. Ведь просто так его не уничтожить, потому что его поддерживает Владыка, вы сами сказали. Можно, конечно, последовательно отчислять его президентов, но это долго.
– Я терпелив, – ответил Траян. – Начну с вас, а там как получиться.
– Батюшка…
– Шучу. Продолжайте.
– У нас есть план постройки под Семинарским корпусом большого спортивного комплекса.
– Какая свежая интересная мысль, – скучным голосом прокомментировал проректор.
– Специально под это серьезное дело я смогу реформировать Совет и выгнать оттуда прихлебателей. В этом мой интерес. Потом мы строим спортбазу. Потом говорим Владыке, что мы сделали все, что хотели, и студенческое самоуправление можно сворачивать. И сворачиваем. А вы остатки его деятельности легко уничтожаете сами, поскольку у них не будет уже никакого покровительства. В этом ваш интерес.
– Дался вам это спортзал, Анатолий, давайте закрывать прямо сейчас.
– Не получиться, – Голот сделал честные глаза и приготовился врать, отстаивая свою идею фикс. – Мои помощники сегодня после завтрака оставили в приемной ректора прошение на постройку спортзала и описание всей идеи. Владыка обязательно одобрит.
– За этот год вы стали очень ловким политиком, – похвалил президента проректор, зная, что никакого плана Владыке не передавали. – Раз так, давайте подведем итоги. Я не отчисляю вас, вы делаете спорткомплекс, вы закрываете Совет, я подчищаю его остатки. Так?
– Так.
– По рукам, – сказал Траян, не поднимаясь с кресла.
Выйдя от проректора Анатолий понял, что ему нужно привести мысли в порядок. Он решил на лекции пока не идти и направился в комнату Совета в Переходном корпусе, там был отличный диван, можно было прилечь. Открыв дверь, Анатолий увидел, что на диване лежит Настоящий и пытается оттуда давать ценные советы Гайде и Пушко, которые устанавливали в углу фонтан с человека ростом. Еще до покупки Гайда прозвал фонтан «Иппокреной» и уверял всех, что будет пить из него каждый день по глотку, пока не получит поэтического дара. «Что вы там копаетесь, бездельники! – кричал Настоящий, потом увидел Анатолия и так же громко продолжил: – Ты чего не на лекциях, господин президент?! Мы тут тебе сюрприз готовим!»
Анатолий махнул рукой и упал в ближайшее кресло.
– Я, отцы, узнал сегодня, что чувствовал Иуда, когда предал Христа.
Друзья удивленно замолкли, разглядывая всегда жизнерадостного и делового президента.
– А вообще я есть хочу…
– Не думаю, что Иуда чувствовал то же самое, – с сомнением произнес Настоящий.
– Я на завтраке не был, – пояснил Голот, – у нас есть чего-нибудь в холодильнике?
Пока накрывали стол, Анатолий рассказал о своем разговоре с Траяном. Первым отреагировал Сережа Пушко:
– Молодец! Правильно, давно пора было разогнать эту контору прихлебателей и лизоблюдов. А Совет был обречен с самого начала все равно… Прихлебателей мы, кстати, уже разогнали.
– Чего?
– Чего-чего, пришли мы сегодня ставить фонтан, а тут эти твои заместители сидят, развалившись, и собираются славно завтракать тем самым, чем сейчас позавтракаем мы.
Анатолий посмотрел на стол – оладьи из яблок, фруктовый пудинг, кукурузные блинчики, салат из фиников и мандаринов, апельсиновый сок – завтрак был и впрямь хорош, просто не в настроении он этого сразу не заметил.
– И что вы сделали?
– Настоящий попытался их урезонить, они грубо его послали в ЦАК, тогда он встал у двери и держал ее открытой до тех пор, пока мы с Гайдой не выкинули последнего буржуя за шкирку отсюда вон… Они, кажется, сильно обиделись и совершенно точно направились бы прямиком к Траяну, если бы не надобность идти сначала в изолятор. И раз уж ты теперь большой друг проректора, сделай так, чтобы он нас не мучил глупыми расспросами, зачем мы людям ломаем конечности и шеи.
Анатолий расхохотался и снова стал самим собой. Он тотчас же предложил обсудить его план по постройке спортзала, но парни и слушать ничего не хотели о делах и яростно накинулись на завтрак. Голот махнул рукой, все равно придется все делать самому.
Прошел еще месяц. Владыка благословил устройство под Семинарским корпусом большого спортзала. В самом Совете была произведена реорганизация, всех лишних людей удалось убрать. Рукоприкладство Пушко и Гайды прошло незамеченным. Голот суетился в поисках большого спонсора.
Вечером Настоящий сидел за партой в первом ряду и читалс включенной настольной лампой. Аудитория их курса была пуста, и Голот был этому рад. Он пролез через книжные завалы, подхватил стул и, опустив его рядом с партой Настоящего, опустился на него сам. Настоящий продолжал сосредоточенно читать. Голот не позволил зародиться у себя мысли о том, что он может помешать, и сразу начал с вопроса:
– Саша, ты смотрел фильм «Хвост виляет собакой»?
Настоящий поднял книгу корешком к назойливому однокурснику и тот увидел, что это Библия.
– Ты чего, – почти испугался Голот, – ты Библию читаешь?!
– У меня депрессия.
– И что? ты не уходи от вопроса! Ты зачем Библию взял, а?
– Чего тебе надобно, старче?
– Я пришел покончить с твоей депрессией. Излечить я пришел тебя. Помочь. Понимаешь? – Настоящий понял и выключил лампу, но Библию закрывать не стал. Голот повторил: – Так ты смотрел «Хвост виляет собакой»?
– Наверное.
– Там про пиарщика, что помог переизбраться американскому президенту, который за две недели до выборов изнасиловал бойскаутшу.
– Смотрел.
– Мне нужно, чтобы ты поработал на меня таким пиарщиком.
–И где ж ты у нас нашел бойскаутшу, чтобы ёё…
– Слышь, отец, брат! Я тебе толкую про пиарщика! И вообще дело не в нем, а все гораздо проще, у нас тут пренеприятное известие – к нам едет Михалков. Хотя это здорово.
– Ты умеешь запросто объяснить суть дела в двух словах. Мой ответ – в четверг.
– Что – в четверг?
– А чего тебе от меня надо, то и в четверг. Чего тебе от меня надо-то? Я в последний раз с Михалковым общался на съемочной площадке «Сибирского цирюльника», сколько уж лет прошло.
– Ты с Михалковым работал?
– Да разве это работа?! – вскинулся Настоящий. – Это просто кошмар. Представь: Москва, жара, снимаем сцену, где Меньшикова ведут под конвоем с арестантами на вокзал, чтобы отправить в Сибирь. Полдня нас гоняют, а на мне – я в массовке играл – шерстяной сюртук какой-то, брюки толстенные и еще кепка! А Михалков сидит в белом костюмчике, попивает водичку и кричит в громкоговоритель, что ничего никуда не годится, и нужен еще дубль. Вот с тех пор я его возненавидел. Барин он, а я из крестьян, генетика.