Зеркало Велеса - Александр Прозоров

Пошла отрава золотая по земле святой. За награду бесовскую отступники веры истинной и в Тавриде крест порушили, и в Киеве. Хотели в лесу, на войлоке свалить, да князь Перей-Туча, во Христе Иоанн, оборонил. Поставил вокруг креста твердыню, назвал ее Москвою, в честь Моска, сына Ноева, одного из Предков своих, и стал там проживать и службу ратную во имя Господа нести. А на Валаам явились – прогнал их князь Мунга, Герман во Христе. И осталось на Руси опосля апостола первого крестов святых всего два из пяти.

Дошло до Господа нашего, Бога-отца, и Сына, и Ьятого Духа, как за презренный металл, за злато и сребро люди смертные душу продают, и обрушил он на землю гнев свой великий, и разделил мир надвое, па людей восточных и западных. На тех, кто Душу превыше серебра ценит, и тех, кто серебро превыше души. И заселил землю людей души дубами, ибо прочен их дух, как дуб вечный. Земли же людей сребра и злата заселил соснами, ибо хоть и прочны они, но не таковы, чтобы с дубом тягаться. И порешил он спор случившийся так. Коли одолеют люди со стороны рассвета тех, кто Бога своего предал – тогда настанет на земле царствие Божие, счастье вечное. Коли одолеют люди запада – быть на земле царству диаволову, царству смерти. Некого тут будет спасать для жизни вечной – и отринет от людей Господь лик свой навеки…

Вот так с тех пор и заведено, барчук, что разделен мир земной надвое, и граница аккурат но Пятому кресту проходит, И воюем мы с княжеством Литовским во имя Божие век за веком, и они с нами за веру лживую воюют. А нам, барчук, с того времени озеро крестное осталось, что рядом с усадьбой лежит, да рубеж, Богом для суда поставленный.

– Где же этот рубеж, Пахом? Мы до него уже доехали?

– Ты, сынок, видать, слушал плохо, – вмешался боярин. – Земли наши Господь разделил ясно и понятно. Земли людей, кто выстоял перед искушением диявольским, ако Спаситель в пустыне, дубами означены. А тех, кто продался – соснами. Нетто забыл? А граница сия всего в версте от усадьбы нашей проходит, коли на закат скакать. Помнишь, где боры сосновые в нашем имении начинаются? Дед твой еще жив был, рубежи московские аккурат по тому месту и тянулись. Граница с Литовским княжеством. Полвека прошло. А ныне, волей Божией, рубежи мы на закат ужо на две сотни верст сдвинули. Стало быть, не иссякла еще сила Господня, одолеваем схизматиков. Настанет час – вся земля веру истинную примет!

– А сейчас мы на московской земле али на литовской?

– В порубежье, сынок. Я же в трактаты мирные не заглядывал. Себеж, знаю, наш. А Свей – ужо литовский. Сказывали, по берегу озера Свойского рубеж считается.

– Название странное.

– О прошлом веке свеев несколько к князю под руку попросились. Одному из них озеро сие с островом и деревни ближние на кормление государь отвел… Однако смеркается. Все едино сегодня до озера не доберемся. Вторуша! Скачи вперед, место для привала присмотри. Поутру к литовцам въедем.

Стоявшая возле Свеи порубежная стража мало чем отличалась от московской. Разве только у двоих дозорных поверх кафтанов красовались матовые кирасы, да вместо копий в руках у них были алебарды с непропорционально крохотными топориками.

– Куда путь держим, господа хорошие? – поинтересовался литовский старший в высокой шапке «пирожком» с приколотым сбоку ярко-сиреневым, с красным кончиком пером. Наверное, петушиным.

– По приглашению князя Ивана Крошинского едем, боярин, – кивнул с седла Василий Ярославович. – Подарки богатые князь обещал. Оттого и возки с собой катим.

– Князь хоть ведает, что подарки надобно готовить, али дружина такая для напоминания идет?

– Иван Крошинский на сестре моей Аглае женат, боярин. Нешто родичу железом о чем-то напоминают?

– Иного родича не то что железом, веревкой пеньковой встретить хочется, – вздохнул порубежник и махнул рукой: – Проезжай!

– Однако… – покачал головой Андрей. – Почти взвод при полном вооружении через границу идет, а стража смотрит, будто так и надо.

– А с чего бы им беспокоиться, сын? – пожал плечами Василий Ярославович. – Мы ведь не просто так, мы к князю Крошинскому едем со всей открытостью. Опять же, вспомни легенду про Пятый крест. Земля округ русская, и люди русские. Попробовал бы с дружиной в земли ордена так проехать… У-у… Все бы железо, кроме разве сабель, отдать бы заставили. Опять же, по обычаю древнему, все русские люди вольными в выборе господина считаются. Желаешь, Новгороду под руку идешь, желаешь – Москве, желаешь – Литве. Да хоть Польше! Боярин в любой час волен со всей дружиной к иному двору отъехать, и за то корить его не должно, и имение его правитель прежний забирать в казну али разорять права не имеет. Как бы князья дружину свою пополняли, коли стража их каждого оружного холопа останавливала да прочь гнала? Войны у нас с Литвой ныне нет, оттого и ездить мы вольны, куда желаем да как желаем.

– А вдруг мы сейчас возьмем да разграбим какую-нибудь деревню?

– Кто сбежит, у кого дом загорится, кто сам стог сырой запалит, – пожал плечами боярин. – Тревога o начнется, бояре окрестные холопов в седло поднимут, стражу порубежную враз дружиной крепкой усилят. Назад уйти не дадут, никак не дадут. Загонят в чащу да вырежут там всех до единого. Маловато нас силой прорываться.

– А после того, как замок возьмем? Тогда как вырвемся?

– То не наша, то князя Крошинского забота. Он ведь дороги разведывал да замок доглядывал. Должен придумать…

Литовскую порубежную заставу они миновали где-то через час после выхода в путь, а уже к полудню увидели впереди поднимающиеся в небо дымки.

– Вот и Дрисса[14 – ныне город Вехнедвинск]… – кивнул боярин. – На Наума-грамотника[15 – 14 декабря. С этого дня на Руси для крестьянских детей начинался «учебный год». До весны – пока рабочие руки опять в поле не понадобятся] уговаривались с князем встретиться. Аккурат к сроку и попадаем.

– Что такое «Дрисса»? – поинтересовался Зверев.

– Крепость такая, – ухмыльнулся боярин. – Да ты на названье не гляди, твердыня ладная. Обороняться умеет.

На самом деле Дрисса оказалась довольно крупным и шумным городом, обнесенным низкой земляной стеной с частоколом, за которой далее виднелась рубленая цитадель, возвышающаяся над наружной стеной метров на десять.

Впрочем, отряд боярина Лисьина в город заезжать не стал. Вокруг Дриссы раскинулись широкие посады: изрядное количество огородов и дворов. Среди них Василий Ярославович быстро сыскал ворота, над вторыми красовалась вывеска: «Хлеб-соль», и въехал на просторное подворье, размером лишь втрое Уступавшее лисьинской усадьбе, с бревенчатым домом в два этажа и длинным навесом с коновязью у правой стены.