На южном фронте без перемен - Павел Яковенко

— Да, точно, — согласился со мной Вася. — Хорошо бы приготовить батарею, и чтобы сразу в Чечню. Чтобы не месить глину под Хасавюртом. Ненавижу грязь и безделье.

Я кивнул. Я тоже ненавидел грязь и безделье. Мы с Васей очень часто думали одинаково.

Рац включил телевизор и видак, и мы начали смотреть какую-то пургу о трех парнях, которым никак не давали инопланетные девушки. Или что-то наоборот?.. После хорошей порции водки в голове у меня слегка мешалось. Неожиданно я со злостью подумал, какой херней страдают эти дебилоиды в телевизоре. Отправить бы этих кретинов под Новогрозненский скажем, или хотя бы даже в тот же Хасавюрт, вот тогда мы бы посмотрели, как у них на девушек будет стоять. Если они вообще будут стоять. Я посмотрел на Васю. Он периодически клевал носом. Спохватывался, широко открывал глаза… Но было видно, что с каждым разом сил у него оставалось все меньше и меньше.

Я сдался, и заснул.

Глава 7

Следующие три дня я пережил с чувством глубокого удовлетворения.

Во-первых, мы получили со склада новое вооружение — шесть восьмидесятидвухмиллиметровых минометов, в просторечии именуемых «подносами», одну буссоль, один ЛПР (лучевой прибор разведки), и ЗиПы к минометам.

Под Васиным руководством бойцы прикрепили к соответствующим частям миномета лямки, и теперь учились быстро разбирать его, переносить на новое место, и собирать снова. «Поднос» разбирается на три части, каждую из которых можно переносить на собственной спине — плита, ствол и двунога-лафет. Кроме того, на каждого бойца были выделены сумки для переноса мин. Таким образом, наша батарея, в принципе, могла расположиться везде, куда только мог взобраться человек. Она зависела не от автотехники, а от физической силы самого расчета. Тем и удобен был наш миномет, что мог поддерживать пехоту в любом месте — куда бы той не вздумалось забраться.

На территории спортгородка третьего батальона мы работали с наводчиками и командирами орудий. Дело шло не быстро, но я, честно говоря, на мгновенный успех и не рассчитывал. Конечно, я старался разжевать все до мельчайших деталей, помятуя о том, как нам преподавали на кафедре, и как мне приходилось догадываться самому, что же имел в виду тот или иной майор или подполковник. Этого я пытался избежать всеми силами, стараясь, чтобы мои объяснения были также просты, как инструкция к ручной мясорубке. К сожалению, наш контингент учиться не привык. И это было очень заметно.

Мы гоняли этих бездельников «от и до». Это было трудно, но, во всяком случае, значительно полезнее, чем тусоваться по ночам в нашем городке. О так называемом «патрулировании» я вспоминал с ужасом. Возможно, это чисто психологическое. Некоторые индивидуумы как раз ночью только начинают жить: просыпаются, насыщаются, и отправляются в кабаки и на дискотеки. И до утра… А потом возвращаются домой, и ложатся спать. Я совсем не таков. Ночью я хочу спать у себя дома. Пусть это даже временное жилье — лишь бы оно было моим. И вот, как только солнце закатывается за горизонт, я хочу вернуться домой. Меня просто тянет какая-то неведомая сила.

Сейчас, на подготовке батареи, я откровенно кайфовал. Наступал вечер, мы с Васей мирно шли домой, покупали по дороге водку и закуску, ужинали, смотрели видеофильмы, (причем в последние три дня в основном пафосные голливудские боевики), и мирно ложились спать.

Никакая сволочь не стучала в окно среди ночи, шум пролегавшей недалеко дороги не доставал до нашего уединенного уголка, хозяйку я не видел еще ни разу, было тепло, сухо и… И просто замечательно!

Надеюсь, вы уже догадались, что такое счастье не может быть долгим. Естественно, оно закончилось.

Как только на шестой день учебы мы пришли в третий батальон, прискакало штабное чудовище, спросило у нас фамилии, и проскрежетало скрипучим голосом:

— Подполковник Дьяков приказал вам немедленно прибыть в штаб бригады.

Что-то очень уж это было торжественно. Я сразу понял, что у нас неприятности. А так как никакой вины я за собой не чувствовал, то подозревал, что нам решили поставить новую боевую задачу. Вряд ли она может быть лучше той, которой мы уже занимались. Значит, какая-то гадость! Настроение у меня обрушилось. В отчаянии я даже стал думать, что лучше бы меня уж отправили под Хасавюрт. Дальше Хасавюрта не пошлют, и там на фантазии начальства можно чаще всего просто наплевать. Я это хорошо усвоил еще на Харами.

Мои опасения сбылись. Дьяков сказал, что наш проект закрывается, и мы должны вернуться в свои части. Для меня это означало возвращение под власть Шевцова.

Мы вышли из штаба, я пожал Васе руку, и через верхнее КПП отправился домой. Мне пришло в голову, что к Шевцову можно и не торопиться. Пусть подождет! Если я сейчас приду в часть, то меня, сто пудов, засунут в патруль. Хренушки! Приду завтра утром. Посвящу этот день себе.

Но даже этот жест протеста сделать мне не дали. Где-то в четвертом часу в окно застучал посыльный. Я чуть не завыл. Значит, Шевцов уже в курсе, что меня выперли из третьего батальона! Он точно желает загнать меня в патруль. Опять сидеть ночь перед костром, сжимать в руке ствол пистолета, и думать, придет кто-нибудь отбирать у нас оружие, (стрелять-то нам нельзя!), или нет. Я не сомневался, что начну палить не раздумывая, наплевав на все. И в то же самое время очень боялся последствий.

Ладно! Делать нечего. Я вышел в коридор, и распахнул входную дверь, ожидая увидеть уже опротивевшую мне донельзя рожу сержанта Карабута.

Да, рожа была на месте. Однако сержант произнес совсем не то, что я ожидал:

— Товарищ лейтенант, вас вызывает подполковник Дьяков.

Ничего себе! Вот это номер! Это что-то новенькое. Это очень похоже на отправку под Хасавюрт. Кажется, пришла моя очередь…

В ряду нас стояло несколько человек — все лейтенанты, все пиджаки. Это те, кто еще оставался в части, а не месил грязь под Хасавюртом. Около меня стоял Клюшкин, с другой стороны — Вовка Самоедов. Нелюдина не было. Кажется, мне кто-то говорил, что он уже в лагере. Пробивной парень — там ему самое место.

Дьяков шагал вдоль нашего строя. Он морщил лоб, пристально всматривался нам в лица. За его спиной, откровенно передергивая от озноба плечами, тосковал с документами в руках штабной писарь. Это было худое очкастое существо, белобрысое, с настолько светлыми бровями, что казалось, они у него просто отсутствуют. Пока подполковник рассматривал нас, я изучил внешний облик писаря до мельчайших черточек, вплоть до того, что у левого крыла носа бойца вольготно расположился вулканических размеров прыщ. Этот прыщ как-то сильно меня смущал. Меня начало потихоньку клинить, мне почему-то хотелось этот прыщ выдавить. Сжать его ногтями, и давануть, так, что желтая струйка гноя в мгновение ока вырвется наружу, а обладатель прыща взвоет от резкой боли…

— Так, — наконец пришел к какому-то решению Дьяков. — В полевой лагерь под Хасавюрт отправятся…

Он назвал несколько фамилий. Называемые выходили из строя, и постепенно напротив нас образовывалась новая шеренга.

Дальше подполковник сделал ошибку.

— Клюшкин! — сказал он.

Слава ни сделал и шага.

— Клюшкин?! — удивленно протянул Дьяков. Расчет дал трещину.

На Славе лица не было.

— Товарищ подполковник, — сказал он дрожащим голосом, — я не хочу… Я не поеду! У меня мама… Я один у нее… Она не переживет! Я не хочу… Не поеду… Нет, не хочу.

Лицо Дьякова налилось кровью. Одно мгновение мне казалось, что он ударит Славика. И не просто ударит, а начнет топтать ногами.

Клюшкин стоял в строю последним. Это означало, что меня пропустили. Я не еду. Но почему подполковник смотрел в глаза мне, а выбрал Славика? Он посчитал, что я не достоин того, чтобы поехать? (Уж точно он не беспокоиться о моей молодой жизни — это смешно!). Я напрягся.

— Товарищ подполковник! — сказал я громко и отчетливо. — Разрешите мне поехать.

Дьяков, который уже, видно, готовился вцепиться в Клюшкина не по детски, услышав меня, передумал. Он кивнул мне, и я, четко выйдя из строя, встал напротив Славика. Писарь сделал какие-то исправления в своем талмуде, и подполковник закончил мероприятие.

— Завтра у штаба в девять ноль — ноль.

Все, время неопределенности закончилось. До свидания, Темир-Хан-Шура! Обойдешься пока без меня!

Глава 8

Может быть, это было какое-то знамение для меня? Почти всю предыдущую неделю было пасмурно, периодически моросил мелкий дождик, а сегодня утром выглянуло солнце и потеплело, да еще как! Как будто в город уже пришла весна. Если где-то еще и оставались куски не растаявшего снега, то им точно пришел конец.

Мы подходили к штабу бригады дружной компанией. Как оказалось, под Хасавюрт отбывала целая группа офицеров. Я столкнулся с ними у самого «офицерского» дома. Молчанов, Поленый, Гаджиев, пара прапорщиков. Они направлялись вниз по улице, увидели меня, спросили, куда я иду, и заржали. Оказывается, вчера у Молчанова был огромный сабантуй. Как я об этом не знал!? Братва обмывала отправку в «поле», а я в это время спокойно читал книги и смотрел телевизор. Обидно, да?