Кровавая сделка - Хельга Лайс

шейные позвонки. Грачеву стало казаться, что в нём просыпается давно забытая чувствительность: его желудок сводило, а в голове кружило.

– С вами всё в порядке? – спросил озабоченно Бобров, пялясь на него. В последнее время он не узнавал начальника. За годы совместной работы он видел в нём прожжённого циника, равнодушно воспринимающего ужасы, на которые способна человеческая натура. Нельзя сказать, что два покойника в морозилке – самое впечатляющее зрелище из всего, что они видели на своём веку в качестве доблестных стражей порядка.

Грачеву хотелось поскорее покинуть комнату.

– Не совсем, наверное, съел что-то несвежее. Не мог отпроситься после вчерашнего бегства.

Рыжеватые редкие брови Боброва поднялись ввысь. Откровенность Грачева ассоциировалась с концом света. Когда это он отчитывался, тем более перед подчиненным? Как бы там не было, но внезапная откровенность и непрозвучавшие циничные шутки емко подтверждали, что Грачеву не по себе.

Когда Грачев вышел наружу, Бобров вспомнил то письмо от мёртвой цыганки. Именно с того времени с Грачевым стало происходить что-то непонятное. Несмотря на ясный приказ забыть о содержимом, Боброву не удавалось выкинуть из своей головы. По протоколу он был обязан упомянуть послание, когда было возбуждено дело об убитой. Хоть и не обнаружилось никакого следа насилия, подкреплённым заключением из морга, Боброва не покидало ощущение того, что в этом деле что-то не так. Однако всё сводилось к абстрактному, а это никак не пришьёшь.

Бобров нагнулся над одним из покойников. Неприятный холод от заледенелой кожи холодил руки даже сквозь резиновые перчатки. Он подавил в себе отвращение, пытаясь разобраться в причине смерти. Молодой, теперь уже навеки, человек возлежал навзничь. На нём серая форма красовалась в кровавых пятнах, и судя по тому, как они въелись в плотную ткань и поблёкли, кровь принадлежала разделанным животным. Бобров отметил, что форма на парне едва не трещала по швам: его остывшее тело могло похвастаться накаченными мышцами. На груди рубашка едва сходилась и держалась лишь за счёт пуговиц.

Потом взгляд упал на область шеи. На ней просматривался след синего цвета.

– Данилов, подними руку, чтобы я мог видеть. – Обратился Бобров к одному из молодых полицейских, кивая на другой труп. Когда тот выполнил приказ, ему стало ясно.

Все это время Грачев стоял во внутреннем дворе, где суетился хозяин предприятия. Будь у того волосы на голове, то ему было чем заняться, но за неимением оного он приставал к Грачеву. Причитания сводились к одному: он впервые столкнулся с таким вопиющим случаем на своём мясокомбинате. Грачева раздражало, что ему не дают спокойно выкурить одну сигарету-другую.

– Вы понимаете, что каждая минута простоя стоит мне колоссальных убытков!

– Вы предлагаете оставить жмуриков среди будущих колбас?

Хозяин запнулся. Скоро вышел Бобров, а за ним – остальные, вынося трупы. Грачев с удовлетворением обернулся к ним.

– Ну что?

– Мы нашли цепочку, она – же второе орудие убийства. Она лежала прямо под задушенным. Да, его задушили ней же. Но всё же, добил его удар о пол, когда он падал от недостатка кислорода. Предварительная картина такая: тот, что поменьше, подошёл к высокому силачу и закинул цепь со спины. Однако не рассчитал силы, когда тот в попытке сопротивляться поднял душившего. И возможно, случайно повесил того на свободный крюк. Но цепочка успела нанести вред, и парень упал. В голове зияет дыра в черепе.

«Колбасный магнат» слушая это, невольно охал в ужасе.

– Поверить не могу! Что на них нашло?

– Уж нам уже не дано узнать об этом. – Отчеканил Бобров, потирая переносицу. В этот момент ему захотелось взять отпуск и свалить подальше из этого чертового городишка с его чертовщиной. А ещё лучше переехать. Однако оставил свои мысли при себе, кинув ещё раз изучающий взор на своего едва узнаваемого начальника.

В отдел Грачев с Боровым возвращались в полном молчании. Боброву интуиция подсказывала, что сияющий рядом с ним Грачев в курсе. В курсе того, кто стоит за этими убийствами и как их предотвратить. Он жалел, что не переписал имя некого мужчины из письма той цыганки, дабы пробить его в базе. А память подвела. Былое уважение испарилось окончательно.

Грачев будучи поглощённым своими мыслями, не замечал, как отдалился от него верный помощник. Недооценённый и унижаемый планировал подготовить рапорт о переводе в другой отдел.

       Глава 25

Утром следующего дня Милена вошла в палату, не дожидаясь доктора. Однако её встретил Максим, сидящий на кровати. В глазах читался восторг. Казалось, тугая повязка его нисколько не смущала словно он ходил с ней всю жизнь.

– Привет, любимая! – бодро поприветствовал он.

Радости Милены не было предела: она подбежала к нему с пылкими поцелуями и крепкими объятиями. Два дня, которые он валялся без сознания, начинали испаряться из головы.

= Как же ты меня напугал! Доктора ничего не говорили конкретного. Но судя по всему, с тобой и в самом деле ничего серьёзного. Прости меня, пожалуйста!

= За что тебя прощать?

– За всё! Мне кажется, я была слишком занята собой и не замечала тебя. Теперь забудь об этом. Я больше не буду спускать с тебя глаз. Только пообещай мне, что не станешь больше меня так пугать!

Максим скорчил гримасу огорчения.

– Ну вот, как мне теперь налево ходить под твоим надзором?

Губы Милены сохраняли улыбку, однако было видно, что эта шутка не пришла ей по душе. И Макс поспешно заверил, что приложит все усилия к тому, чтобы не выводить будущую жену из равновесия.

Однако они оба понимали, что клясться исполнить просьбу не имело смысла. Случайные приступы – определённо неподконтрольны кому бы там не было. Милене не хватало духу задать мучивший ее вопрос. Ей хотелось, чтобы он не чувствовал себя неловко. Возможно, такое больше не повторится.

Обрадованный Максим выразил желание вернуться домой, чтобы продолжить подготовку к свадьбе, да и работа не ждёт. Милена пыталась его отговаривать, ведь он получил серьёзное сотрясение. Но он остался неумолим.

Доктор не скрывал неодобрения, считая, что надо быть полным дураком, чтобы рваться прочь с шишкой на голове. И к радости Максима всё же даже дал добро на выписку, но под расписку. И только Милена молча наблюдала за их спором и горестно вздыхала, вспоминая как её грубо оттолкнули. Да, может, это не было специально, Максу померещилось что-то своё, но она начинала прозревать и сомневаться в правильности решения. Решения, которое касалось брака. Но потом в ней восстала та упрямая сторона, когда вспомнились осторожные отговорки отца.