Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий

раз пробовала затевать с дочерью интимный разговор, однако Вера с присущим ей тактом аккуратно уходила от него, отделываясь общими фразами, смысл которых сводился к изнурявшему мать «ни да ни нет».

Катерина терзалась желанием познакомиться с Аркадием, чтобы составить личное впечатление. Но от предложения при случае пригласить его на чашку чая Вера деликатно уклонилась. В итоге у матери остался единственный способ – возможно, повод – выяснить свадебные настроения дочери. После долгих раздумий она отважилась нарушить четвертьвековое затворничество и объявила о решении справить юбилей.

Когда сказала Вере, намеренно сопроводив неожиданность нудными сетованиями на возраст, дочь сперва изумилась, но после секундной растерянности нежно обняла маму. «Всё сразу поняла! – не без гордости за неё подумала Катерина. – Поняла, что будет не юбилей, будут смотрины Аркадия. Если же она его не пригласит, – это тоже ясность».

Но для Веры вопрос о приглашении Аркадия не был сложным. После путешествия на Урал, где в ней проснулся интерес к общественным темам, многое в её жизни переменилось. Недопонимая, а то и вовсе не улавливая политические хитросплетения, не умея отличить их суть и смысл от взбитой вокруг пены, от сетевого мусора, даже от банальных фейков, Вера неожиданно легко, без колебаний определилась с симпатиями и антипатиями. Это случилось как-то само собой, естественно – одним людям по душе горы, другим – морские просторы, одни увлекаются музыкой, другие – живописью.

Аркадий перестал интересовать её в качестве потенциального жениха. Началось с первой ресторанной размолвки после встречи с толстяком в кроссовках-приора, а дальше – по русскому присловью: есть дыра, будет и прореха. Подлевский нравился Вере как мужчина, но она без мучительных раздумий и душевных терзаний мысленно подвела черту их отношениям. Его антироссийские взгляды не только смущали её, но рождали протест. Женевское сладкопение, с которого началось знакомство, теперь выглядело нелепым водевилем.

Но человек тактичный, нешумный, она предпочитала не возражать, поскольку слабо разбиралась в новых для неё темах, и не казала своего разочарования. Вдобавок была искренне благодарна за то, что он невольно открыл перед ней новый мир интересов – загадочный, запутанный, но особо притягательный мир политики.

Теперь она иначе бродила по интернетной барахолке. Место забавностей, изысканных фотоцветов или пейзажей заняли поиски разнополюсных политических изворотов – она как бы закрепляла свои взгляды, утверждалась в новых настроениях.

И наткнувшись на что-либо шокирующее, кричала маме:

– Посмотри, посмотри, что тут пишут. «Перегорела лампочка в подъезде – пора валить из Рашки!» Ну и публика! Шутка-то со смыслом, с подвохом. Рашка! Как оскорбительно… Тоже мне, аристократы из помойки.

А мать удивлялась новым интернетным пристрастиям дочери.

Однако внешне отношения Веры и Аркадия выглядели обычно, неладное заподозрила лишь Катерина. А Вера, принявшая твёрдое решение, не считала нужным форсировать разрыв, полагая, что сама жизнь всё расставит по своим местам. И обрадовалась желанию мамы справить юбилей. Шестое чувство подсказывало, что это необычное для Богодуховых событие поможет определиться окончательно.

И обязательно надо пригласить на юбилей Аркадия, это ясно.

Аркадий Подлевский не был избалован вниманием женщин только по той причине, что неусыпные хлопоты фрилансера, торгующего своим свободным временем, не оставляли ему перерывов для интимных приключений и амурных похождений. По профнеобходимости частый гость разнокалиберных и разномастных тусовок, он назубок выучил повадки тех женских особей, которые в избытке наводняли развлекательные сборища. Нагловатые, липкие светские львицы, с гламурным «сюсю», а иногда и с изысканным подцензурным вокабулярием, заменившим запрещённое вульгарное покуривание, искушено охотятся за разовой добычей. Жеманные, рафинированные, как правило, шикарно одетые, с меховыми боа женщины истекающего срока годности изнемогают в стремлении устроить свою личную жизнь, хотя бы в гражданском варианте. Бомондные замужние дамы – пальцы в дорогостоящих болтах! – ожесточённо жаждут запоздалых удовольствий, подыскивая подходящего мачо.

Примерно до тридцати лет он славился по юбочной части – тусовочным шевелизмом и плясками на дискачах. Туса привлекала его новизной, открывшейся вместе с приличным заработком. Это была ярмарка плотских утех, замаскированная под светское общение, а по сути декорированная панель с повышенными ставками, где каждый выбирал себе по цене и вкусу, – как фрахтуют девиц на трассе. Хотя ещё с тех времён Аркадия не привлекали «дяди, одетые как тёти», всё чаще мелькавшие в тусовочных кругах, особенно с богемным подбоем.

Но к сорока, когда деловых забот стало через край, а рутина тусы изрядно поднадоела, вынужденно похищая время, став всего лишь неустранимым фоном жизни, наподобие автомобильных пробок или парковочных неудобств, Подлевский уже избегал случайных знакомств по заранее известному сценарию – скучно! Хотя порой в дни отдыха после удачных сделок позволял себе расслабиться и плыл по течению событий, которые однажды едва не затянули его в опасный водоворот.

Этот мемуарчик всегда торчал в памяти.

После шумного юбилея одного из партнёров он приехал домой с Ангелиной, силиконовой ботоксной блондинкой. Всё было как обычно, однако утром Аркадия ждали неотложные дела, а случайная подруга не привыкла к ранним пробуждениям. Такое бывало. Но в холостяцкой квартире Подлевского ни на виду, ни укромно не хранилось ничего ценного, и в подобных случаях, наскоро выпив чашку «Нескафе» с парой бутербродов, которые наловчился изготовлять, он говорил ночной спутнице:

– Я двинул по делам. Будешь уходить, захлопни дверь.

Так он сказал и Ангелине. Но дальше пошло не по расписанию. Вернувшись к вечеру, Подлевский не узнал квартиру. Замызганные, давно не мытые полы блистали свежестью, на окнах колыхались лёгкие цветистые занавески, прибранная кухня сияла бликами от новой посудной нержавейки разного калибра, обеденный стол был накрыт узорчатой скатертью и заманчиво, со свечой сервирован на двоих.

– Ужин готов! – радостно встретила его Ангелина, в бирюзовом платье-рубашке, бархатных бабушах и отпадных гольфиках. – На десерт тирамису-лайт.

Сто тыщ мильонов!

Подлевский от удивления вытаращил глаза:

– У тебя же нет ключа. Как ты умудрилась?

– А зачем мне ключ? – хохотнула Ангелина. – Я позвонила подругам, и они доставили сюда всё необходимое.

Утром Аркадий тоном, не терпящим возражений, потребовал запихнуть кастрюли в баул и безжалостно выставил Ангелину за дверь. Он понял её замысел и пресёк его на корню.

Хорошо дрессированная тусовочными нравами, она даже не обиделась, – приём был отработанный. И когда Аркадий изредка встречал её в компаниях, она мило, заговорщицки улыбалась.

На Богодухову Подлевский запал «из интересу». Эта смазливая бабёнка была для него первой женщиной не тусовочного круга, внутри которого он вращался. И знакомство с этой привлекательно странноватой Верой разожгло любопытство, хотя никаких долгосрочных планов Аркадий не строил. Однако поездка на Урал разочаровала и утомила. Он стал подумывать о том, чтобы сбавить обороты, а затем и вовсе исчезнуть,