И опять Пожарский 2 - Андрей Готлибович Шопперт

– Из пищалей, пли.

Теперь можно и осмотреться. На берегу была паника. Три залпа просто выкосили первые ряды ногаев, но их было слишком много. Задние ещё по инерции продолжали напирать, а оставшиеся в живых с берега ломанулись навстречу. Лошади ржали, люди орали, но пока это, ни к чему не приводило. Меж тем пушкари снова подкатили пушчонки к борту и зарядили следующей порцией картечи.

– Огонь, – скомандовал Пожарский, видя, что все шесть орудий готовы к стрельбе.

Пушки жахнули повторно. На этот раз картечь ударила в спины пытающихся уйти с берега степняков. Теперь уже вся масса ногаев дружно покидала треугольник образованный двумя реками.

– Гребцы, ближе к берегу. Из мушкетов пли.

Пушкари успели зарядить и выстрелить ещё раз, когда уже лодья ткнулась в берег. Высота берега была в уровень с бортом лодьи, и вслед удирающим степнякам хлестануло практически в упор, огромная масса людей и коней просто не могла отступить слишком быстро. Ещё по разу из мушкетов и пищалей успели отметиться и стрельцы.

– Пушки и мушкеты чистить, осмотримся, – скомандовал княжич, увидев, что пушкари в азарте собираются заряжать орудия снова.

Стрелять было не в кого. Ногаи убрались уже на добрые двести метров, и останавливаться не собирались. Пётр осмотрел оставленный противником берег. Больше сотни убитых и раненых, да и коней почти столько же. На ближайшие дни явно мясная диета намечалась, по крайней мере, у татар.

– Баюш, дай команду остальным судам подходить. И надо на берегу живого найти поспрошать, кто такие.

Подошли девять остальных лодей. Татары споро сыпанули на берег, добивать тяжелораненых и раздевать всех подряд. Пожарский видел, как довольно потирал руки князь Разгильдеев. По договорённости с Пожарским вся добыча доставалось ему, как самому нуждающемуся.

Удалось поймать одну лошадь. Стремян не было, вместо седла что-то типа коврика. Баюш вызвал одного из мародёрствующих соплеменников и отправил его вслед ногаям, посмотреть, что они теперь делать собираются. Пётр Дмитриевич между тем осматривал шатёр, доставшийся ему в качестве трофея. Бывший хозяин так быстро покидал свои покои, что впопыхах забыл даже двух девиц. Вернее одну девицу и одну тётку.

Бебезяк, что первый спрыгнул на берег с подошедших корабликов, первый и в шатре оказался. Сейчас он, покрикивая на тётку, расспрашивал её о хозяине шатра. Оказалось, что на них напали ногаи из улуса самого Каная, сына нурадина Динбай-мурзы и внука Исмаил – бия. Того самого, что по словам воеводы Пушкина хотели избрать бием в Астрахани. Получается, опять почти своего побили. Ну и нечего было нападать первыми.

– А это что жёны его? – спросил лучника княжич.

– Старшая – его мать Алсу, а младшая – жена Агзама, что значит самая великая, – пояснил ногай.

– И что нам теперь с ними делать? – скорее себе, чем Бебезяку задал вопрос Пожарский.

– Надо мать отправить к нему с посланием, что теперь это наша земля и если он не хочет рассердить Великого Государя, то пусть убирается отсюда, – предложил подошедший князь Разгильдеев, – Там ещё одну легкораненую лошадь поймали.

– А с Агзамой что делать? – перевёл взгляд с матери на девушку княжич.

Жена будущего, бия, была закутана в несколько дорогих парчовых халатов, на голове возвышалось грандиозное коническое сооружение, обвешанное какими-то бусами.

– Ты отбил у Каная жену, теперь она твоя, – безапелляционно заявил Бебезяк, – можешь продать, можешь жить с ней сам.

– Слушай, Бебезяк, а давай я её тебе подарю, – придумал Пётр. Он давно хотел найти лучнику жену, да всё ход не доходил.

Ногай был очень полезен, он натренировал за год десяток отобранных стрельцов стрельбе из лука, и теперь у Пожарского было десять человек, которые легко могут бесшумно снять посты или часовых на стенах. Пусть пользуется бывшей женой самого бия. Чем не почёт.

Через день вернулся посланный вдогонку улусу разведчик. Канай, не останавливаясь, уходил на запад к Волге.

Глава 4

Событие тридцать восьмое

Царь и Великий Государь Михаил Фёдорович Романов изучал астрономию, десять дней назад пришла очередная оказия из Вершилова. В письме Петруша сообщал, что отправился снова на Урал добывать секретный камень для производства фарфора, а заодно и заложить там крепостцу с двумя десятками стрельцов и с таким же количеством крестьян, что являются холопами недавно возведённого во дворянство Никиты Михайловича Шульги. Он же потом воеводой там и останется.

Михаил порадовался – ещё одно поселение шагнуло в Сибирь. Уже несколько лет из лесов за Уралом идёт неиссякаемый поток мягкой рухляди. На вырученные от продажи мехов деньги царь закупил изрядное количество мушкетов в Англии и Франции, а так же огненного зелья к ним. На Руси самостоятельно порох делать не умели. Вернее из чего делают порох знали, но серы рудознатцы в пределах Московского царства не нашли, а селитру в навозных буртах получали, но в очень небольших количествах, уж очень долгим был путь от закладки буртов до получения селитры.

Освоится Петруша на Урале, сможет больше диковин своих из фарфора делать, опять казне прибыток не малый. После недавнего аукциона с блюдами под рыбу и огромными вазами опять явились английские купцы во главе с Джоном Мерриком просить и требовать допустить их в Вершилово, напрямую торговать с Пожарским. Даже приплели, что Михаил Фёдорович сам дал им льготы по торговле русскими товарами.

– Конечно, – согласился Государь, – Льготы вам дадены и никто на них пока не покушается, но льготы даны на пеньку и лес, а про фарфор там, ни слово не сказано. Вот если вы привезёте из Англии мастера по производству мушкетов и мастера по выделке хорошей шерстяной ткани, и они откроют здесь производство, то он, Михаил Фёдорович, царь и Великий Государь, подумает, чем он сможет англицким купцам помочь.

Купцы ушли недовольные, а дьяк Тайного приказа Трофим Возков потом доложил, что Джон Меррик собирается в Мурманск, чтобы отплыть в Англию. Может и привезёт мастеров.

В посылке от маркиза Пожарского было несколько новых поделок из фарфора. Особенно Михаилу понравились собачки. Их было шесть штук, и все они были разных пород. Царь сам был страстным охотником и красоту собак оценил, русская же борзая была просто великолепна. Кроме того в сундуке было пять бутылок зелёного стекла, запечатанных воском. На бумажке, что была приклеена к бутылке, было написано, что это микстура Парацельса и сделана она по рецептам докторов Амбруаза Паре и ван Бодля. На бумажке была нарисована краснощёкая дивчина, которая улыбалась, демонстрируя ровные белые зубы.

В письме Петруша писал, что это средство от веснянки, иначе именуемой цингой, и пить его нужно Государю и его родителям по одной ложке каждый день. Вызванный на пробу докторус Бильс сказал, что питьё вкусно и если оно и в самом деле помогает от цинги, то его можно продавать морякам всей Европы за огромные деньги. Он даже попросил Михаила написать письмо Пожарскому, чтобы тот поделился секретом этого зелья.

«Сейчас», – усмехнулся царь, проглатывая ложку вкусного, пахнущего летом, снадобья, – «Маркиз наш и сам знает, где и за какие деньги, что можно продавать».

Ещё в сундуке было три книги. Первая была учебником математики для детей. Автором её был Симон Стивен, голландский математик, что прошлой осенью приехал к Петруше. Только цифры там были не как на Руси написаны буквицами, а арабскими знаками. Михаил сразу взялся книгу изучать. На третий день он уже перестал путаться в новых цифрах и с удовольствием решал задачки для детишек. Он вызвал старшего Фофанова и дал тому команду напечатать сотню таких книжек для учеников приютов, где собрали по Москве и другим городам беспризорных мальчишек. Государь посетил недавно приют, что основал он сам на деньги от аукциона, и остался, увиденным, доволен. Дети были опрятно одеты и веселы, а опрошенные наугад даже немного лопотали по-немецки и на зубок читали десяток молитв. За семь-то лет они многие науки превзойдут.

А сегодня Михаил принялся изучать вторую книгу.