Флаг на грот-мачте - Николай Блинов

- А тебе письмо, Никита.

- От кого это? - удивился Никита. - От отца, что ли?

- Не знаю от кого. Знаю только, что не от отца, - сказал Володя, улыбнувшись. - Девчонка какая-то подошла у клуба. Спрашивает так вежливо: "Вы не в пионерский лагерь едете?" Я говорю: "В пионерский". - "Не будете ли вы так любезны передать письмо звеньевому Никите Лепехину". Я говорю: "Буду любезен". Она и передала. И книксен сделала.

- Чего сделала? - спросил Ленька подозрительно.

- Ну присела, как раньше барышни делали. Симпатичная...

- Эрна, - сказал Ленька уверенно.

Никита взял письмо дрогнувшей рукой.

"Здравствуй, Никита!

Я пишу, чтобы попрощаться с тобой, потому что мы сегодня ночью уезжаем. Насовсем. Сначала на пароходе в Мурманск, а потом еще дальше. Я не могла прийти в сквер, как мы договорились, потому что заболела. Извини!

Никита, я желаю тебе счастья.

Прощай. Эрна".

- Ты что? - спросил Карпа, забеспокоившись.

- Мне в город надо, ребята. Сейчас! - забормотал Никита. - Мне надо...

- Да зачем? Что случилось-то? - закричали Карпа с Ленькой.

- Она уезжает, - сказала Никита. - Насовсем! Сегодня ночью...

Володя посмотрел на растерянное лицо Никиты и все понял.

- Вот тебе на билет, - сказал он, вынул деньги. - Дуй на "макарку". Еще успеешь.

Никита схватил деньги и кубарем скатился вниз.

- Стой! Никита, стой! - закричал вдруг Володя, свешиваясь над обрывом.

Никита остановился и задрал вверх голову.

- Когда, там сказано, она уезжает, в письме? - спросил Володя.

- Сегодня. Написано, сегодня ночью.

- Не надо никуда ездить, - сказал Володя тихо. - Извини брат. Я не знал, что срочно. Это письмо я получил вчера, сразу как приехал. Вчера, понимаешь, а не сегодня...

Никита сначала ничего не мог сообразить. А потом наконец понял. Это было вчера! Вчера ночью Эрна уехала. И ее больше нет.

Он посмотрел, как молодой матрос в рваной тельняшке убирает с причала сходни. "Макарка" отваливал от берега. Потом Никита начал медленно карабкаться обратно. Ленька протянул ему руку и втащил наверх.

- Пошли-ка в лагерь. Уже поздно, - сказал Володя и положил ему ладонь на плечо.

Глава 29

ТРЕТИЙ СОН НИКИТЫ

В эту ночь Никита долго не мог заснуть. Все вокруг давно уже спали, а он все лежал на спине с открытыми глазами и смотрел в матерчатый покатый потолок. Полная луна стояла прямо над палаткой. От ее света ткань отсвечивала голубым, на ней дрожали тени сосновых ветвей. С соседних коек доносилось разнотонное сопение и чмоканье. Кто-то ворочался в темноте и бормотал непонятное.

"Все спят, - думал Никита. - Один я не сплю. Небось во всем лагере. И чего это мне не спится?.. Я в палатке лежу, в потолок гляжу... Над палаткой луна, а вокруг тишина..."

Все ребята спят,

Я один не сплю.

Я в палатке лежу,

В потолок гляжу.

Над палаткой луна,

Кругом сосны стоят.

А вокруг тишина.

Все ребята спят...

"Да это же стихи! - подумал Никита. - Надо же, сам придумал!"

Никита еще немножко поворочался на узкой койке, а потом все-таки заснул. И ему приснился сон.

* * *

Играет музыка. Гордо и смело стоит Никита на узкой площадке высоко-высоко над ареной. Светлое ее кольцо отсюда кажется бледным пятном, чуть побольше блюдца. А вокруг блюдца расширяющимися кольцами застыли бледные пятнышки лиц. Они в темноте, освещена только арена и Никита над ней, но оттуда доносится непрекращающееся движение, дыхание, шелест. На Никиту направлены два самых сильных прожектора. В их режущем свете серебристый костюм его пускает ярких зайчиков.

Никита уже приготовился. Он привычно проводит рукой по поясу, проверяя крепление карабина лонжи к кожаному широкому ремню, и поднимает правую руку. Он бросает взгляд вниз, где у правого занавеса на страховке стоит Щуль и неотрывно смотрит на Никиту. Щуль кивает: "Пошел!"

Музыка замирает на несколько секунд. Затихает движение в публике, будто там, внизу, перестали дышать. Барабан начинает бить тревожную дробь. Все громче и быстрее. С противоположной стороны купола плавно летит к Никите трапеция. Никита ловит ее гриф поднятой рукой, удобнее прилаживает на нем ладони, крепче сжимает их и отталкивается от площадки обеими ногами.

Его сверкающее тело пролетает через весь купол, лучи прожекторов плавно сопровождают его полет. Никита делает три длинных маха, забирая все шире и шире. Под ним проносится взад и вперед желтое блюдце арены, бледные пятна лиц сливаются в размытые кольца.

В самой верхней точке третьего маха, когда он видит начало встречного движения второй трапеции, тело его делает широкий замах, и руки отпускают горячий гриф. Барабан смолкает. Никита подтягивает ноги к голове и начинает первый переворот.

Сальто - раз! Сальто - два! Сальто - три!

Он распрямляется, протягивает вверх руки. В эту секунду отполированный гриф встречной трапеции должен лечь в его ладони. Громко и торжествующе гремит оркестр. Смертельный номер закончен!

Вот она, перекладина! Вот сейчас!..

Но гриф необъяснимо уплывает мимо и вверх, ладони пусты, а тело Никиты начинает медленное, все убыстряющееся падение. И привычный ужас уже стискивает ему голову. Но лонжа, знает Никита, есть же лонжа! Сейчас будет спасительный болезненный удар в поясе, падение прекратится, и начнется медленный спуск. Сейчас! Сейчас!

Оркестр вразнобой замолкает.

Никита смотрит туда, где только что стоял на страховке Щуль, и видит, что у правого занавеса никого нет. Барабан троса, как бешеный, крутится, распуская лонжу. И Щуль бежит по опилкам через всю арену, закрыв голову руками...

Никита падает все стремительней. Страх захлестывает его. Вот сейчас уже ничего не будет больше, кроме этого ужаса, и останется только крикнуть последним отчаянным криком.

"Нет! - вдруг говорит он себе. - Нет! Нет! Нет!"

И ужас отступает.

Это же просто, понимает Никита. Это же так легко. Надо лететь! Просто надо лететь, и все...

Он вытягивается в струнку, напрягает тело, раскидывает в стороны руки, отводит ладони немножко назад и толкает себя вверх.

Вот и все!

Встречный воздух уже не так сильно сжимает щеки, арена больше не мчится, вращаясь, в лицо. И Никита летит, парит в плотном воздухе, раскинув руки, плавно поворачивая по контуру арены. Растерявшиеся было прожекторы ловят его полет и теперь уже сверху провожают каждое его движение. Никита видит две свои тени, проплывающие по рядам зрителей. Их лица уже так близко, что можно различить машущие руки и открытые в восторженном крике рты.

Музыка снова гремит туш. Никита чуть управляет руками, совершая последний медленный круг. И среди поднятых к нему ликующих лиц, ему кажется, он различает Леньку, размахивающего вечной кепкой. Рядом с с Ленькой вскочил с места и подпрыгивает от восторга Карпа. Никита летит дальше, и прожектор высвечивает на мгновение прекрасное лицо Эрны. А вон там Сонька маленькая и Сенька Шпрот, Леха Рваный. Вот и Маша-моряк, и Сережка - все его звено... Все они здесь, все смотрят вверх.

А у правого занавеса стоит Володя Петров в своей всегдашней выцветшей гимнастерке. Он поднимает сжатый кулак к плечу и кивает Никите.

Когда Никита пролетает над ним, ему слышно, как Володя негромко говорит:

- Ай, браво!

Вот уже совсем рядом желтые влажные опилки арены. Никита складывает руки, чуть подгибает ноги и, спружинив, опускается точно в середину. Он ступает два шага вперед, плавно разводит руками и делает комплимент.

Гремят, не смолкают аплодисменты...

После этой ночи страшные сны больше Никите не снились никогда.

Глава 30

АВРАЛ

После завтрака Володя собрал звеньевых за длинным обеденным столом.

- Ну, ребята, готовьтесь! - сказал он. - Тут такое серьезное дело намечается. Я вчера не стал вас пугать... Наши родители уже две недели штурмуют губком и райком... Требуют, чтобы их пустили в лагерь на вас посмотреть. Кричат в голос, что дети небось немытые, неетые, завшивели все. Вася Олишев сколько мог сопротивлялся. Но выдержать осаду нет у него больше сил. Он сейчас отбирает пять самых настырных матерей - на каждое звено по одной. Всех же нельзя, это ж не лагерь получится, а базар. Но пятерых надо принимать. Я сейчас снова еду в город. Попробую потянуть их приезд, сколько смогу. Может, до завтра удастся... А нет, так и сегодня к обеду ждите. Готовьтесь! Надо показать, что мы и без мам не лыком шиты. Одним словом, аврал! А я опять поехал. Никита вместо меня.

И он уехал. Аврал был объявлен по всем звеньям. Лагерь закипел, как муравейник. Ребята во главе с Ленькой взяли жидкое зеленое мыло, привезенное из города Володей, и отправились на Двину стирать простыни и наволочки под руководством двух девочек из звена Розы Люксембург. Звено имени Карла Либкнехта ушло в деревню за хлебом и молоком. Никита с четырьмя "чайками" пошел чинить переправу через ручей - пионеры, они и по жердочке могли перебежать, а для родителей надо было сделать настил и перила. "Красные моряки" дежурили на кухне с четырьмя девочками. Смешанная команда катера во главе с Маняшей драила медяшку.