Гашек - Радко Пытлик

«Ради справедливости необходимо признать, — пишет, впрочем, Лангер, — когда ему казалось, что шутка этого требует, он менее всего щадил самого себя».

«Психологическая загадка»

К творческой оригинальности Гашека чешская литература не была подготовлена. Только в девяностые годы прошлого столетия она подошла к решению специфических художественных проблем. Поэзия той поры испытывает влияние французского символизма, проза усваивает достижения русского реалистического романа. Для собственных экспериментов время еще не настало. Тем меньше понимания могла встретить нигилистическая манера, проявляющаяся в гротескной иронии и мистификации.

Тогдашняя эпоха воспринимала лишь тематическую направленность гашековской сатиры, резкость и смелость его выпадов против нездоровых явлений общественной жизни. Спустя годы Франтишек Лангер заметил: «Чтобы оценить своеобразную сверхреальность его гротескной маски, его гримас и насмешек, зачастую доведенных до вызывающей бессмысленности, — так бы я теперь охарактеризовал лучшее, что есть в его юморесках, — должны были пройти десятилетия, должны были появиться футуризм и дадаизм, последний — в особенности, экспрессионизм и различные иные, еще более абстрактные течения. И наконец, между Гашеком и нами должен был встать „Швейк“, в котором гашековская издевка над миром и его безразличие к стилю возросли до монументальности, чтобы все прежние возражения отпали».

Перед войной Гашек ведет внешне легкомысленный образ жизни. В его застольном окружении мы найдем ярко выраженных представителей богемы — прежде всего художников и скульпторов, которые, проучившись какое-то время в Париже, старались перенести в Чехию дух Монмартра. Если у Гашека были друзья среди поэтов, то скорее потому, что он ценил их личные качества, чем на почве литературной солидарности. Очень нравился ему своей рассудительностью и трезвым рационализмом Франтишек Гельнер, любил он Карела Томана, Иржи Магена.

Богемное общество позволяло ему легко отбрасывать все обязательства. Это не означает, что он не отдавал себе отчета в последствиях такого неупорядоченного образа жизни. Но лишь люди из его ближайшего окружения замечали, что временами он задумывается, впадает в меланхолию. Однако Гашек никогда долго не предавался плохому настроению. Иной раз казалось, вот уже совсем тупик, но он тут же выходил из него с помощью неожиданного шутовского трюка.

Парадоксы поведения Гашека, очевидно, вытекают из того, что беззаботность не была его врожденной чертой — по натуре он был человек застенчивый, чуткий и замкнутый. Посреди веселой компании он заглушает в себе трагические нотки, отгоняет трагизм усмешкой.

Ярмила Гашекова, наиболее посвященный в его духовную жизнь свидетель, тоже считает, что, по существу, он был человек серьезный, даже, пожалуй, меланхоличный.

Вот как она описывает Гашека в период их супружества:

«…Тогда Гриша уже не возлагал больших надежд на будущее и был в отчаянии от того, что, несмотря на все свое усердие, на свой талант, успех и обнадеживающие обещания со всех сторон, не может заработать на жизнь. Отчаявшийся человек способен совершать поступки, по поводу которых счастливые люди лишь пожимают плечами или морщат нос. Особенно если отчаяние охватывает человека честолюбивого, гордого и вместе с тем умеющего ради куска хлеба превратить свое искусство в ремесло. Он страдал. Вы не можете себе представить, как страдал. И пил. Вы не можете себе представить, как пил. Это вовсе не клевета, и я могу об этом написать, поскольку это до меня писали про него и другие. Только они не писали, что он страдал. И что сразу переставал пить, когда ему хоть немного улыбалось счастье».

После изгнания из «Света звиржат» Гашек нигде не мог найти работу. Ему мешала беспощадная откровенность, нежелание мириться с человеческой глупостью. Гаек хотел передать ему место редактора в подебрадской газете и уговорил познакомиться с тамошними политическими и муниципальными деятелями. Встреча была назначена на вечер. Тем временем Гашек посетил местный отель, разошелся, исполнил для всех присутствовавших какую-то венгерскую песенку.

Наконец-то Гашек явился на квартиру Гаека и по старой бродяжьей привычке принялся жевать окурок сигары. Это буквально потрясло подебрадских сановников. Тогда собравшиеся серьезно спросили, как он представляет себе будущий облик газеты. Не обращая внимания на испуганные жесты Гаека, пражский гость решительно заявил, что на ее страницах уж по крайней мере не должны появляться такие идиотские археологические статьи, какие печатались до сих пор. После этого заявления произошла заминка. Дело в том, что автором вышеупомянутых статей был влиятельный и уважаемый местный житель, у которого в редакционном совете было много друзей и знакомых. Разумеется, Гашека не приняли.

Стремясь сохранить квартиру на Кламовке и хоть как-то финансово укрепить свое положение, он ввязался в еще одно авантюрное предприятие. Завел неподалеку от Кламовки, на Шведской улице в Коширжах, торговлю собаками под пышной вывеской «Кинологический институт». Некоторые истории из торговой практики своего помощника Чижека, который перекрашивал собак и придавал им новый внешний облик, Гашек описал потом в юмореске «Моя торговля собаками» и на соответствующих страницах «Швейка».

Однако между мистификацией в литературе и мистификацией в жизни большая разница. В результате нескольких подозрительных приобретений и махинаций с собаками, совершенных Чижеком, на Гашека и Ярмилу, официальную владелицу предприятия, был подан иск, и они предстают перед смиховским судом. Деятельность предприятия квалифицируется как «нечестная торговля». Затянувшаяся судебная воломита поглотила все доходы. Адвокат и приятель Гашека д-р прав Папоушек наконец сообщает: «…земский уголовный суд в Праге отменил приговор, вынесенный первой инстанцией, и не признал Вас и Вашу супругу виновными». Но это было уже в марте 1912 года.

В начале же рокового 1911-го, когда после краткого пленения в «счастливом семейном очаге», созданном женой, Гашек снова вырывается на свободу, положение у него совершенно безнадежное. Нечем даже платить за жилье.

Тесть, видящий в возврате Гашека к прежнему образу жизни исполнение самых мрачных своих предчувствий, лишает его финансовой помощи, отказывается платить за квартиру в Коширжах и перевозит мебель в маленькую квартирку во Вршовицах, в дом, принадлежавший какой-то родственнице Майеров. Он настойчиво советует дочери уйти от мужа, ибо это скандалист, неисправимый пьяница, а в конечном счете еще и банкрот. Звезда счастья и жизненных успехов Гашека стремительно покатилась вниз.

Супружеский кризис углубляется. Ярмила упрекает Гашека за неспособность даже прокормить ее и угрожает в самом деле переселиться к родителям, в уют и спокойствие дома на Виноградах. Ярослав клянется исправиться, просит не делать этого, но слова его находят все меньший отклик.

Наконец произошло событие, которое мы могли бы назвать «психологической загадкой». Так озаглавил Гашек юмореску, напечатанную в апреле 1911 года в журнале «Карикатуры».

Пан Гурих, председатель общества трезвенников, возвращается домой с очередного собрания через Карлов мост. Вдруг ему чудится, что снизу донесся крик. Он, перегнувшись через парапет, вглядывается в темноту, чтобы понять, кто там зовет на помощь. Неожиданно появляется благородный спаситель, парикмахер Билек из Смихова, и стаскивает «самоубийцу» с парапета. Напрасно пан Гурих доказывает, что вовсе не собирался кончать жизнь самоубийством, а только прислушался к почудившемуся зову о помощи. Спаситель неумолим, сопротивление тщетно. Подоспевший полицейский патруль отводит пана Гуриха в комиссариат, откуда он попадает в сумасшедший дом. Там беднягу продержали полтора года, ибо, пока врачи не обнаружат у больного сознания собственной душевной неполноценности, он не может быть объявлен выздоровевшим.

В основе этой юморески лежит мистификация. Цель ее — замести следы, скрыть смысл реального события?..

10 февраля 1911 года в газете «Ческе слово» появилось следующее сообщение: «Нынешней ночью собирался прыгнуть с парапета Карлова моста во Влтаву 30-летний Ярослав Г. Театральный парикмахер Эдуард Бройер удержал его. Полицейский врач обнаружил сильный невроз. Вышеназванный был доставлен в Институт для душевнобольных».

В папке протоколов полицейского архива мы обнаруживаем следующие сведения: «9 февраля 1911 года в 2 ч. 45 минут ночи репортер газеты „Ческе слово“ Ярослав Гашек, рожд. 1883 г., католик, женат, приписал к Мыдловарам, округ Будейовицы, проживает на Смихове, дом № 1125, перелез через парапет Карлова моста с умыслом броситься во Влтаву. Однако этому воспрепятствовал парикмахер Эдуард Бройер, проживающий…, который крепко его держал и затем передал императорско-королевскому обер-полицейскому Франт. Мелеху. Поскольку Гашек в полицейском участке вел себя буйно, он был осмотрен имп.-кор. полицейским врачом доктором медицины Каллусом и как душевнобольной (ибо можно было опасаться, что его поведение представляет угрозу для общества) в сопровождении имп.-кор. обер-полицейского Генриха Глинки был доставлен в имп.-кор. чешский земский Институт для душевнобольных. Жену Гашека известили о случившемся». («Благородный спаситель» пан Эдуард Бройер был парикмахером Национального театра и в то время уже довольно пожилым человеком.)