Сирруш (СИ) - Марков Павел Сергеевич

Его слова прозвучали, как приговор:

— Год. В лучшем случае, полтора.

— О-о-о-о, — застонал глава деревни, опуская голову на грудь и закрывая ее руками.

Охотник не стал его утешать, ибо считал, что во всех своих бедах Нараян виноват исключительно сам, да и подобающих слов утешения подобрать Шанкар не смог бы.

Вместо них он сказал:

— Я отправляюсь в обратный путь. Необходимо доложить верховному жрецу о сложившейся ситуации. Быть может, он сумеет что-то предпринять, дабы мы все не умерли голодной смертью в обозримом будущем. Долина Сарасвати — главная и основная житница нашего народа. Нужно немедленно придумать, что делать дальше.

Нараян вскинул голову и посмотрел на охотника.

Его волосы встали дыбом:

— А носорог?

— Что, носорог?

— Разве вы не собираетесь его изловить и уничтожить?

— Нет, — после секундного замешательства ответил Шанкар.

— Но ведь вы опытный охотник! — взвился Нараян. — Вы обязаны…

— Вам я ничем не обязан, — резко прервал его он, — тем более, я не работаю за бесплатно.

— Я заплачу!

Шанкар хмыкнул:

— Чем? Бобами?

— Серебром! Дам столько, сколько потребуете.

Охотник положил руки на стол и сцепил пальцы:

— Нараян, я прекрасно осведомлен, что вы гол, как сокол.

— Откуда вам это известно? — удивился глава деревни.

Шанкар не ответил, однако многозначительно поднял правую бровь.

— Понятно, — пробормотал староста и грохнул кулаком по столу. Глиняный стакан подпрыгнул и полетел следом за кувшинами. — Давненько пора ее было выпороть! — он вновь перевел взгляд на Шанкара. — Вы не можете бросить нас на растерзание зверю.

— Уверен, вы сможете от него отбиться, если станете соблюдать простые правила.

— Правила?! — в голосе главы деревни прорезались истерические нотки. — Какие еще правила?!

— Не уходить далеко от селения…

— О, боги, вы серьезно?!

— Работать в поле на виду у остальных и не бродить в одиночку.

— Да что вы, во имя Богини-матери, несете?! — взорвался Нараян. — Эта тварь разделалась с дюжиной моих лесорубов…

— Этого мы не знаем, — тихо возразил Шанкар, но староста его даже не слушал.

— … И прикончила гонцов. А вы твердите о каких-то дурацких правилах! Да он уничтожит всех нас еще раньше, чем это сделают пески, если заявится сюда!

— Ни один зверь добровольно не атакует людское поселение, — спокойно парировал охотник.

— Да ну? — язвительно хохотнул глава деревни. — А деревушка на просеке?

— Вы вторглись на его территорию, вот он и напал. Джунгли — его дом, а вы пришли туда с топорами и огнем. Но не волнуйтесь, — Шанкар встал, — свою кровавую месть носорог, или кто он там, уже совершил, и не полезет в деревню.

— Почему? — сокрушенно покачал головой Нараян. — Почему вы отказываетесь изловить чудовище? Неужели дело только в серебре?

— Нет, — покачал головой охотник, — не только.

— Тогда в чем же? Объясните!

— У меня нет времени, — словно плаксивому ребенку, начал пояснять Шанкар, — я должен вернуться в Мохенджо-Даро, как можно скорее, и не могу задерживаться, тратить драгоценные дни на поиски и убийство зверя, о котором, кстати, я мало, что знаю. На сбор сведений уйдет еще какое-то количество времени, а промедление сейчас недопустимо. Скоро вы не сможете кормить долину Синдху. Да, в каждой из столиц имеется крупное зернохранилище с запасами продовольствия, но надолго ли их хватит, когда главная житница страны иссохнет, как лужа под палящим солнцем?

Нараяну нечем было ответить. Он сидел, понуро опустив голову и сцепив руки на коленях.

Шанкар решительно произнес:

— Я отправляюсь в город немедленно.

Охотник уже собрался было двинуться к выходу, но тут холодная и липкая рука главы деревни ухватила его за локоть:

— Но вы вернетесь? — в глазах старосты сквозила мольба. — Вернетесь, чтобы убить носорога?

Охотник одернул его руку:

— Не знаю.

Дойдя до входной двери, он услышал, как Нараян произнес:

— За что мне все это?

— Этот вопрос, Нараян, — бросил охотник через плечо, — вам стоит задать самому себе, — и вышел из гостиной, прикрыв дверь.

Лошадь уже поджидала его у входа в дом старосты. На этот раз ее привела Абхе. Забрав из руки девушки вожжи, Шанкар вскочил в седло, проверяя снаряжение. Все оказалось на месте.

Дочь старосты, с легким налетом грусти в голосе, произнесла:

— Жаль, что я не могу уехать с тобой.

— Не переживай, — охотник поправил пояс с кинжалом, — скоро твоя мечта осуществиться и без моей помощи.

Она широко раскрыла глаза:

— Что ты имеешь в виду?

— Спроси у своего отца, — бросил охотник и вывел белоснежную кобылу на тропинку, ведущую от дома Нараяна.

Проехав пару локтей вперед, он обернулся. Абхе стояла и молча смотрела ему в след. Она улыбалась, но улыбка оказалась натянутой и печальной.

— Помнишь, что я сказал? — спросил он.

— Насчет опасности, что подстерегает меня?

Шанкар кивнул.

— Помню.

— Это хорошо, — еще мгновение он смотрел на нее, а затем молвил, — прощай, Абхе, — и с силой пришпорил кобылу. Та понеслась вперед, поднимая в воздух клубы дорожной пыли и распугивая местных детей.

— Прощай, Шанкар, — прошептала дочь Нараяна и вернулась в дом.

***

— Поверить не могу, что он это сделал!

— Полностью согласен с тобой, дружище. Просто неслыханное преступление, в наше-то время!

— Думаешь, это правда Анил убил всех лесорубов?

— А кто же еще? Он выбежал из джунглей с окровавленным топором, бормоча всякую околесицу, а древесины из лагеря не поступало уже очень давно. Не знаю, как ты, а я готовлюсь к худшему, поэтому не стал завтракать сегодня утром.

— Думаешь, нас ждет неприятное зрелище?

— Уверен в этом! Топоры, обычно, оставляют скверные раны.

— Отвратительно.

— Согласен.

— И, все же, не похоже это на Анила.

— О чем ты?

— Об убийстве. Да, тем более, массовом.

— Ты с ним знаком?

— Немного. Моя жена водит дружбу с Миной, супругой Анила и иногда захаживала к ним в гости. У них растет дочь, Нирупама. Славная малышка. Так вот, по словам жены, Анил никогда не производил впечатления безумца. Да, немного нервный, но точно не убийца.

— Друг мой, ну вы же не жили с ними под одной крышей! Откуда вам знать всех тайн чужой семьи?

— Верно, но…

Два стражника с длинными копьями, медные наконечники которых сверкали в лучах полуденного солнца, так увлеклись светской беседой, что не сразу услышали крик одергивающего их командира:

— Эй, вы, там, в хвосте! Заткнулись оба!

— Слушаюсь, командир Аджит! — хором произнесли стражники, резко замолкая.

Пробурчав грязное ругательство себе под нос, Аджит вновь обернулся вперед, сосредоточив взгляд на дороге, ведущей на север в сторону лагеря лесорубов в верховьях Синдху.

Командир прослужил в городской страже почти всю свою взрослую жизнь и, несмотря на зрелый возраст, сохранил неплохую физическую форму. Крепкие, жилистые ноги. Плоский живот с выступающими мышцами и легким намеком на появляющийся жирок. Сильные руки. Не такие огромные, как у кузнеца, но и побольше, чем у любого стражника, вверенного ему отряда из десяти человек, не считая его самого. Овальное лицо обрамляла длинная густая борода. Плоский нос придавал смешное выражение его лицу, в связи с чем подчиненные прозвали Аджита «Прибитый». Однако никому и в голову не приходило сказать ему это в лицо. Иначе бы уже подобного смельчака стали величать «Прибитым». В прямом смысле этого слова. Узкие карие глаза всегда пытливо смотрели на мир из-под толстых нахмуренных бровей, а лоб испещряли глубокие морщины. В общем, Аджиту и самому нравился его внешний вид. За исключением, пожалуй, одного — он довольно рано облысел, и теперь голова напоминала куриное яйцо, подгоревшее с нижней стороны.

На фоне остальных людей из отряда, командир выделялся не только более мощным телосложением, но и одеждой. Обычный стражник носил простую серую рубаху до колен, перевязанную кожаным ремнем у пояса, на который можно было повесить кинжал. Однако ничего, кроме копий, они с собой не прихватили, заменив клинки на дополнительную флягу с водой, ибо день выдался жарким. Но только не Аджит. Командир никогда не пропускал случая, чтобы покрасоваться перед подчиненными своим длинным блестящим кинжалом, отлитом из особо прочных сплавов бронзы. Рукоятку клинка украшал бирюзовый камень. В отличие от рядовых стражников, Аджит носил красную рубаху и фиолетовый плащ — один из самых узнаваемых символов богатства и высокого статуса в обществе Мохенджо-Даро. Командир безмерно гордился своим снаряжением и одеждой.