Холодное блюдо - Павел Ганжа

Нож вошел глубоко – до упора. Все немалое лезвие – добрых двенадцать-тринадцать сантиметров – прочно засело в никитинском мясе. Точно, навык появляется, того мужика пришлось дважды резать, и то…абы как. А тут с одного раза – быстро и аккуратно. А лежит красиво! Даже кровь еле-еле из-под тесака сочится, не то, что у проклятого рукогрыза и мозголома. Хоть на открытку поздравительную фотографируй. Или на рекламный плакат.

Удовлетворенное хмыканье вырвалось из недр Серегиной души. Чистая работа, во всех смыслах. И в прямом, и в переносном. Он и нож решил не выдергивать, так выразительнее и пикантнее смотрится. Мусорам информация к размышлению. Нож не рядом валяется, а из грудины торчит. Волей-неволей проверят. К тому же затычка неплохая. Вытащишь же перо – хлынет струя, и опять заляпаешься с ног до головы.

– Вот,- Алик щелкнул крышкой бензобака и протянул Величеву пластиковую канистру, – два литра, как сказал…

– Отлично. Поставь пока рядом. И хватай за ласты нашего бывшего…героя, тащи его поближе к бабе. Только аккуратно, на спине волоки, а то красоту, типа, испортишь.

– Стоп! Ну-ка пульс пощупай!

– А где?

– В Караганде! На шее или на запястье. Чему только тебя в школе учили? Ты что, типа, книжек умных не читал и фильмов нормальных не смотрел?

– Не чувствую ничего…

Ай, уйди! – Велик преодолел брезгливость, нагнулся и приложил пальцы к шее Кривого. Подождал секунд двадцать и, не ощутив толчков, скомандовал: – Готов! Волоки!

Алик оттащил тело Никитина от автомобиля и уложил рядом с трупом женщины. Серега взял канистру и как следует полил бензином на ладони и голову Кривого, а также окропил конец длинной и сучковатой то ли палки, то ли ветки.

– Из искры возгорится пламя!- процитировал легендарные слова классика марксизма Величев и поднес зажигалку к окропленной части импровизированного факела. Палка не подвела, занялась ровным пламенем.

Единственный очевидец огненного священнодействия наблюдал за манипуляциями шефа с несколько обалдевшим видом.

– Зажарим барбекю! – промурлыкал Велик и ткнул факелом в голову Кривого. Облитая бензином кожа вспыхнула небольшим костерком, не пионерским, конечно, но как минимум туристическим. Серега отскочил и недовольно сморщил нос. Запахло паленным мясом и волосами.

Торопливо стукнув факелом по ладоням Никитина, Величев зашвырнул ветку в воду. Подождал, пока затухающие язычки пламени на голове и руках опадут окончательно, и осмотрел творение рук своих.

Картина – готовый видеоряд для низкопробного фильма ужасов. От увиденного замутило бы и опытного патологоанатома. Голова трупа обуглилась до черноты, кожа слезла бурыми лохмотьями, местами проглядывали обнаженные кости черепа, губы спеклись в невероятный бифштекс, разобрать, где начинается рот и заканчивается нос, было невозможно. Пальцы на ладонях скрючились и напоминали очищенную от изоляции горелую проволоку. На удивление, зрелище не вызывало у Сереги тошнотворного рефлекса. Чудеса: от вида капель крови на рубашке желудок готов исполнять акробатически этюды и извергать съеденное, а изуродованный огнем труп только морщиться заставляет. Алику, кстати, тоже хоть бы хны, но он менее брезглив и привередлив.

– Вот теперь, он у нас окривел реально. Родная мама не узнает. И не опознает! – удовлетворенно подытожил Величев и скомандовал:- Забирай канистру и сваливаем…

Когда звук мотора затих вдали, из-за тонкой пелены облаков выглянуло круглое лицо луны и посеребрило одежду и кожу валяющихся параллельно друг другу тел – скрюченного женского и частично обугленного мужского. Легкий дымок, поднимающийся над более крупным телом, в холодном лунном свете казался призрачным и зловещим…

Почти на средине реки, чуть ближе к левому – более пологому и поросшему травой – берегу на мелких волнах колыбелью покачивалась дюралевая моторная лодка. Покачивалась настолько ровно и спокойно, что поневоле слипались глаза. Между тем в лодке не спали, а предавались исконно мужскому занятию – рыбачили. Об этом свидетельствовали: нависающие над водой удочки, покоящиеся на носовой скамье стеклянная банка с дождевыми червями и коробка с прикормкой…и, главное, торчащее из кармана куртки-"энцефалитки" одного из рыбаков горлышко початой поллитровки.

– Степаныч, как ты свою мегеру уломал-то? Она ж тебя отпускать не хотела? – рыбак с початой бутылкой в кармане – мелкий худощавый мужичок лет сорока с растрепанной шевелюрой и лисьими чертами лица – донимал второго. Напарник растрепанного обладателя стеклотары – пожилой пузатый дядька в дождевике – нахмурился. Помимо пуза рыбак в дождевике мог еще похвастать роскошными черными с проседью усами и не менее роскошной лысиной.

– Отстань, окаянный.

– Это почему отстань? – обиделся мелкий.- Поделись, чем жену купил. Опытом, так сказать. Задобрил? Или сбежал?… Точно, по роже вижу, сбежал! Теперь она тебе задаст!

– Тьфу на тебя! Что ты, Федька, за помело, всякую ересь собираешь! Ничего я не сбежал, а это…урегулировал конфликт. Понял?!

– Не совсем…

– Тогда наливай, а то уйду.

– Куда ты денешься с подводной…с моторной лодки! – проворчал Федор, но за бутылкой и спрятанными под сиденьем железными кружками, которые на природе перманентно выполняли роль стопок, все же полез.

– Вообще, отстань ты от моей личной жизни, давай лучше за политику поговорим.

– Ну ее к лешему эту политику! Я лучше тебе тост скажу. Мы хоть и не грузины, но без тоста… – Федор прервал священный для каждого понимающего процесс разлива сорокоградусной амброзии и воскликнул.- Ба! Погляди, у нас по реке бесхозные лодки плавают.

Повернувшись в направлении вытянутой напарником руки с указателем в виде кружки, Степаныч увидел несомую течением мимо дальнего берега деревянную лодку. Без весел и гребцов.

– Точно. Наверное, веревка отвязалась…Интересно, откуда ее несет, с Березовки что ли?…

– Какая разница, хоть с самого Белореченска, не пропадать же добру! Заводи мотор, догоним. Будет ценный приз.

– Уймись, – отогнал суетливого товарища основательный Степаныч и взялся за ручку стартера.

Мотор недовольно взревел и вспенил воду лопастями.

Лодку догнали быстро. Минута, и дюралька стукнулся о борт деревянной сестры. Встреча оказалась не такой радостной, как представлялась рыбакам. На дне деревянного судна, согнувшись вытащенным из бревна гвоздем, лежал полуголый человек.

– Федька, гляди-ка, тут хозяин прикорнул. -Пьяный что ли?…

– Может, нехорошо человеку?

– Может. Или поддатый или больной. Но скорее, пьяный. Валяется, как убитый. И что больной в лодке будет делать. Больные по домам сидят или по поликлиникам бегают,- высказал суждение опытный Степаныч.

– Эй, товарищ!…- младший из рыбаков, обнаружив в лодке…постороннего субъекта, обратился к нему…по старинке. И хоть в последние годы ранее повсеместно употребляемое обращение "товарищ" приобрело привкус ретро-стиля и вышло из…хм, простите, обращения, но на язык выскочило первым. С другой стороны, не господином же его называть – господа, известно, в Париже, и не гражданином, чай, не в суде и не в прокуратуре. Человеком – тоже не с руки. Имелось еще универсальное "мужик", но о нем Федор почему-то забыл.- Ты живой или нет?!

Парадоксальность, содержащаяся в вопросе, от рыбаков ускользнула. Шустрой щукой. Словно оба ждали, что человек приподнимется и бодро отрапортует. В духе того, что проходит он по ведомству господина Аида и числится в трупах первой категории. Однако, как и следовало (или не следовало?) ожидать, ответа рыбаки не дождались.

Если Федор растерялся, то Степаныч, ввиду того, что лодка оказалась не бесхозной, испытывал умеренное разочарование и острое желание сбросить отрицательный эмоциональный заряд посредством разбития чьей-либо морды, разводить политесы не стал, а попросту ткнул веслом предположительно пьяного "товарища"…в область копчика. Легонько ткнул, ласково, практически погладил. Если забыть про то, что весло сделано из того же материала, что и моторка…

Тут любой бы среагировал, будь хоть по самые брови залит самогонкой, выразил бы возмущение. Словом или жестом. А мужик в лодке даже не шелохнулся, что Степанычу совсем не понравилось. В душе заскребли кошки. Численностью не менее взвода.

– Мертвяк это, Федя, как есть, мертвяк.

– Да ну!… Что он тогда в лодке делает?

– А что, по-твоему, мертвецы делают? Пироги пекут?

– Давай посмотрим…

– Может, лучше бросим от греха. Пусть плывет лодка дальше. Кому надо, тот ее выловит. А нам лишние хлопоты на кой ляд? Милиция, полиция… Начнут расспрашивать, выпытывать, крутить, что делали, зачем?

– Ну ты даешь, Степаныч! Это же классно. Столько понарассказываем, все обзавидуются.

– Тьфу на тебя! Лишь бы языком молоть. Сам лезь тогда, я на мертвецов глядеть не собираюсь. Приснятся еще потом…- Степаныч уселся на скамью и демонстративно отвернулся.