Красное золото - Виталий Олейниченко

Извиню, конечно, чего уж там… Обстановка моей квартирки и впрямь оставляла желать лучшего. Даже наведенный заботливой Верочкиной рукой относительный порядок не мог скрыть царившей в жилище бедности. Да, именно бедности, будем смотреть правде в глаза.

— И эта… Ростик, тебе же никто не мешает заниматься твоей любимой наукой, — вступил в разговор Сергей. — Только после похода сможешь запросто покупать себе все эти… как их…

— Монографии, — подсказал Мишель и прищурившись пристально посмотрел на меня…

— Во-во, монографии эти самые, и всякие другие нужные книги. А не толпиться за ними в библиотеке. И питаться будешь нормально (я вспомнил серо-зеленую, как мундир солдата Вермахта, сосиску из архивного буфета и содрогнулся). И жену хоть по-человечески содержать сможешь, ну, эта… когда женишься.

— Ты правильно говоришь, дружище, что все растащат и «спасибо» не скажут. Именно поэтому лучше растащить самим, тебе не кажется?

Миша у ребят выступал, видимо, в качестве тяжелой артиллерии, потому что их аргументы были больше эмоциональными, чем разумными, а вот его обоснования…

— А что касается Момоны, Золотого Тельца и прочих переживаний… Взгляни на процесс с другой стороны, ты же это умеешь. Сразу появляются как минимум два положительных аспекта. Первое: просто представь себе, что мы отправляемся в обычнейшую археологическую экспедицию. Кстати, насколько я помню, у тебя есть некоторый опыт в архео, а нам всем это очень даже может пригодиться. И второе. У тебя ведь по теме диссертации, как ты сам говорил, проходит несколько персоналий, а материалов по нужным людям в Союзе нет, потому что они после Спасска и Волочаевки подались в Харбин. Вспомни, как ты страдал, что к тамошним материалам подхода не имеешь! Ну вот и подумай: когда у тебя появятся средства, ты сможешь в Китай поехать и как нормальный ученый порыться в их архивах.

— А т-ты китайский знаешь? — благоговейно поинтересовался у меня Игорь.

— Да нет, откуда… Но там же наверняка масса документов на русском сохранилась, даже после Культурной революции, — ответил я задумчиво.

Взгляд с другой стороны мне понравился. Приведенные Мишей аргументы самому мне как-то в голову не приходили. Черт возьми, это же в корне меняет дело! И все же, все же… Я продолжал испытывать некоторые сомнения… А может быть, ты, дружок, просто трусишь? — внутренний оппозиционер, похоже, вовсе не собирался щадить мои чувства… Хотел бы я это знать, — ответил я честно, — может быть и трушу. Тайга, елки, реки, водопады, дожди, комарье, камни с неба… Хорошо, когда в поход идешь на два дня. С шашлыками. А тут ведь не меньше месяца по долинам и по взгорьям ползать придется, а человек слаб…

При этом ни ребят, ни меня совершенно не беспокоил вопрос незаконности предлагаемого моими гостями мероприятия. Вернее, конечно, не самого мероприятия, что ж тут такого незаконного в обычном туристическом походе по тайге — а того, что в случае положительного его исхода ни с кем делиться, не смотря на призывы одного из бывших премьер-министров, мы бы, безусловно, не стали. Даже мысли такой не возникало. Ничего бы государство от нас не получило. Ни положенные грабительские семьдесят пять процентов, ни относительно справедливые пятьдесят, ни десять, и вообще — ни од-но-го!. Потому что нельзя ничего давать государству (в данном случае под государством я имею в виду не народ, конечно же, а заплывших от жира хитромудрых «рулей»), которое не то что не желает обеспечить своих граждан, всю жизнь на него пахавших, нормальными зарплатами и пенсиями, но даже погибающим за него солдатам элементарного «спасибо» не говорит…

Разумеется, я прекрасно сознаю, что те же пенсии не возникают на пустом месте, а выделяются из средств, которые мы, граждане, вносим в казну в виде налогов, а кто не спешит вносить, того к этому шагу вежливо подталкивают под-дых угрюмые ребята в черных масках. Но я, видит бог, безо всяких понуканий платил бы все до копейки, если бы был уверен, что хотя бы часть этих налогов попадет именно в мозолистые руки пенсионеров, а не осядет в пухлых бумажниках холеных дядечек, ежедневно улыбающихся нам с телеэкрана и мучительно соображающих, чего бы еще такого стащить из пока еще не растащенного. Это, кстати, к сакраментальному утверждению, что «вор должен сидеть». Он-то, конечно, должен. Но почему-то не сидит. А если и сажают кого, то весьма не надолго, потому что сразу слетается стайка адвокатов всех мастей, шум поднимают на всю планету и в итоге изловленного ворюгу под белы рученьки, бодрые фанфары и всенародное ликование выводят из мрачного узилища на волю, где он снова принимается щипать не принадлежащую ему травку. И чем выше был общественно-политический статус оного татя до грехопадения, тем быстрее он оказывается на свободе. А если спереть совсем много, гораздо больше любого Моргана и Дрейка, то тебя не только не посадят, но еще и депутатом каким-нибудь изберут. А почему нет? Стал же Морган губернатором колонии. И ты станешь губернатором. Области или края, по сравнению с которыми любая богатейшая колония Вест-Индии — тьфу, и растереть! И станешь ты тогда совсем неприкосновенный, как священная корова в Индии… Только все будут знать, что на самом деле ты такой же, как та корова, грязный и вонючий. И те, кто когда-то любил тебя, станут гадливо отворачиваться и в приличные дома приглашать перестанут. А светский раут или богемная тусовка — это не есть приличный дом…

Опять утрирую? Ненамного, поверьте.

Так что старое выражение «не пойман — не вор» в современных условиях смотрится полнейшим анахронизмом, ибо наши пойманные воры — причем пойманные буквально за руку, с поличным — нашими самыми справедливыми в мире судами таковыми, как правило, не признаются. А ведь эти дядечки тоже граждане. Только у них — своя Россия: дойная корова, которую они, правда, регулярно забывают покормить. А у нас — своя…

Ну чем не гражданская война? Но только не надо считать, что мы не патриоты. На мой взгляд, напротив, если уж кто и есть истинный не патриот, так это именно те самые лицедействующие неприкосновенные дядечки.

Но надо же, как я исподволь встал на позиции своих друзей! А ведь всего пару месяцев назад я так рьяно пытался эти позиции оспаривать. Видимо, и мне стало, наконец, обидно за державу…

В общем, оппонировать собеседникам, ссылаясь на бескорыстное служение музе по имени Клио, было бы действительно глупо. Конечно, я попытался еще повозражать, так, больше для порядка, но Мишель, сыто поглаживая свой пока еще небольшой пивной животик и явно дурачась, стал на манер Остапа Бендера рисовать передо мной разнообразнейшие перспективы — одна радужнее другой — но уже не серьезно, а так, в развитие темы. Словно мадам Грицацуеву обхаживал, ей-богу: