Букет белых эустом (СИ) - Анна Корнова

зайдёт о том, как «одного человечка выручить — некоторую денежку помочь обналичить».

— Георгий, извини, но в среду я занята.

— Жаль, очень жаль.

Кира замешкалась: наверное, надо не по телефону объявить Георгию о своем решении прекратить их встречи.

— Можешь завтра мне полчаса уделить?

— Полчаса, Кирюш, могу. Подъезжай ко мне на Сретенку вечерком, часам в семи.

Назавтра в семь часов Кира собиралась сидеть в палате рядом с Кириллом, однако откладывать важный разговор не хотелось. Она объяснит Георгию, что благодарна ему за помощь, за многолетнюю поддержку, но физической близости между ними больше не будет. Кира не знала, как сложится и сложится ли вообще у неё что-то с Кириллом, да это было и неважно, она только ощущала, что в её жизни наконец-то происходит настоящее, потому не хотелось допускать никакой фальши.

Во вторник вечером Кира подъехала, как и договаривалась, на работу к Георгию. На вахте ей был оставлен пропуск, она поднялась по широкой мраморной лестнице. Секретарь уже ушла, в приёмной царил полумрак. Заглянула за дверь: Георгий разбирал какие-то бумаги, поднял голову, кивнул, мол, проходи. Деловая обстановка кабинета, Георгий, строгий, сосредоточенный, как нельзя лучше подходили для задуманного Кирой серьёзного разговора. Она, насколько могла спокойно, объяснила, что не считает нужным обманывать себя и Георгия, если никакой любви нет. Конечно, она сохранит уважение к нему, он навсегда будет для неё лучшим другом, но связь их должна завершится.

— Значит, как школьники: давай останемся друзьями, — Георгий усмехнулся, потом резко встал, схватил Киру и повалил её спиной на широкую массивную столешницу. — Дружбы захотела. А я тебя хочу. Здесь. Сейчас.

— Ты с ума сошёл, — Кира попыталась вырваться.

Георгий, не говоря ни слова, рванул блузку на груди, принялся неистово целовать шею, грудь, сильные руки елозили по ногам женщины, пытаясь задрать юбку. Кира зажмурилась: не может же этот кошмар происходить с ней на самом деле. Она почувствовала необъяснимое физическое отвращение к мужчине, каждый сантиметр тела которого был ей знаком. Навалившийся на неё грузный мужчина мешал дышать, его рука больно сжала внутреннюю поверхность бедра. Боль, отчаяние и злоба смешались, Кира хотела укусить Георгия, но он зажал ей рот, дубовый массивный стол заскрипел в такт его движениям. В этот момент хлопнула дверь в приемной:

— Есть кто? Чего свет горит? — охранник проверял помещение.

Георгий на секунду ослабил хватку, Кира вывернулась, отскочила к двери, распахнула её.

— Извините! — охранник попятился, увидев в дверном проёме растрёпанную женщину в расстёгнутой на груди блузке и Георгия Ивановича в спущенных штанах.

Кира вылетела из кабинета и, уже сбегая на лестнице, вспомнила, что сумка с ключом от машины осталась наверху. Такси не вызвать, мобильник тоже остался в сумке, но возвращаться она не будет. Точка в их долгой связи поставлена, не так благородно, как хотелось, но поставлена.

Людмила Михайловна распахнула дверь:

— Батюшки святы! Это чего с тобой?

— Мама, дай тысячу, мне водителю отдать, — за спиной у Киры стоял небритый мужик.

— Ты в аварию, что ли, попала? — всполошилась Людмила Михайловна.

— Мам, денег дай. Видишь, человек ждёт.

— Что ни день, то сюрпризы, — ворчала Людмила Михайловна, доставая кошелёк. Кира молча прошла мимо матери в свою комнату:

— Ужинать не хочу. Спасибо! — ответила на ещё не заданный вопрос. — Я всё тебе расскажу, но позже.

Утром происшедшее с ней накануне показалось Кире не имеющем больше никакого значения — она рассталась с Георгием, некрасиво рассталась, но не она была инициатором такого расставания. Зато вечером она увидит Кирилла, они будут говорить обо всём, что было с ними за эти годы. И завтра увидит, и послезавтра…

Всю неделю Кира пребывала в состоянии эйфории. Как двадцать лет назад она жила ожиданием встреч с Кириллом. Каждый день, не в силах дождаться конца рабочего дня, она ехала в больницу, чтобы просто увидеть Кира. Они подолгу разговаривали. Сиделка деликатно выходила в коридор, сосед по палате, отличавшийся большой общительностью, постоянно бродил по отделению в поисках собеседников. Кире казалось, что она теперь знает про Кирилла всё: как он жил все эти годы, как начался его разлад с семьёй отца, как появилась мечта о конезаводе на Алтае.

Однажды в разговоре Кирилл упомянул, что был страшно уязвлен, узнав от Елены об измене Киры:

— Пожалуй, это было самое страшное разочарование в моей жизни. Если бы ты сама призналась, я бы простил, ни минуты не задумываясь, простил, будто и не было ничего. Убило, что ты лгала; искренно смотрела в глаза и лгала. Я тогда не знал, можно ли кому-то верить, если даже моя Кира оказалась расчетливой лгуньей.

— Самое странное в этой истории, что я тебе действительно не изменяла. Я не понимаю, откуда эта история про наркотики и чернокожего ребёнка.

— Я сейчас вдруг подумал, что Елена могла и присочинить. Ребёнок мертв, проверить нельзя. С врачами договорилась за хорошие деньги, чтобы помалкивали, как на самом деле было…

— Но зачем ей это было нужно?

— Ей надо было, чтобы я с Лорой жил. Лора рожать не могла и не хотела, а отец тогда родными внуками бредил. У Елены панический страх был, что появятся у меня дети и отец им всё оставит. А Златка с детьми окажется в стороне.

— Но это же подлость!

— Елена ради дочери и не на то способна. У Златки с мозгами напряжёнка, зато мать за двоих мозговита. Могу много порассказать, да неохота в этой грязи копаться.

— А в Конашове зачем эту сплетню раззвонила? — не могла успокоиться Кира.

— Фиг её знает. Видимо, так надо было. Во всяком случае, Елена сделала как нужно: семейка Сёминых всё отжала, что можно было. Они сейчас практически единственные наследники.

— А ты?

— А у меня кости срастутся, и я на Алтай коней разводить поеду.

Утро понедельника потрясло офис бронебойным снарядом, пущенным по репутации фирмы. В соцсетях появились негативные отзывы о работе «Цветочной симфонии» — увядшие цветы, неадекватные цены, хамство сотрудников… И это был не один случайный отзыв, о низком качестве товаров и услуг стали писать сотни людей.

— Это выдуманные страшилки, — возмущалась Марина. — Впрочем, кто нас знает, в это не поверит.

— А кто не знает, тот поверит и к нам уже не обратится, — печально продолжил Тимур.

Кира равнодушно слушала встревоженных сотрудников и их догадки, кто из конкурентов устроил эту мерзость. Намного больше порочащей информации в интернет-пространстве Киру тревожило, что налоговая инспекция возбудила внеплановую проверку на основе полученного заявления о возможных нарушениях. То, что это отреагировал Георгий, она не сомневалась (как жестко он разделывался