Маракотова бездна - Артур Конан Дойль

Однако открывавшиеся взору странные картины океанической жизни не всегда внушали ужас. Самое яркое впечатление никогда не сотрется из моей памяти. Событие это произошло во время одной из прогулок, которые мы очень любили и предпринимали не только в сопровождении местных жителей, но и самостоятельно, особенно после того, как добрые хозяева поняли, что новые сограждане уже не нуждаются в постоянной заботе и опеке. Проходя по хорошо знакомой части равнины, мы с удивлением заметили обширный, размером примерно в половину акра, участок светло-желтого песка. Причем во время прошлой экскурсии ничего подобного в этом месте не было; значит, песок или каким-то образом поднялся из-под земли, или был занесен со стороны. Мы долго стояли, пытаясь понять, что именно — подводное течение или вулкан — послужило причиной столь заметного изменения ландшафта, когда, ко всеобщему изумлению, поверхность приподнялась и, медленно, плавно изгибаясь, проплыла непосредственно над нашими головами. Невиданное доселе создание оказалось настолько протяженным, что потребовалась пара минут, чтобы оно освободило нас от своего присутствия. По словам профессора, мы встретили рыбу, с точки зрения строения тела ничем не отличавшуюся от привычной для землян камбалы, однако благодаря предоставленному океанским дном щедрому рациону достигшую поистине гигантских размеров. Не причинив никому вреда, грандиозная камбала тихо исчезла во тьме: огромное, мерцающее светло-желтое пространство мирно удалилось восвояси. Больше мы его никогда не видели.

Произошла и еще одна неожиданная встреча с удивительным явлением глубоководного мира. Как оказалось, в океане, как и у нас на земле, тоже нередко случаются торнадо. Судя по всему, внезапные вихревые потоки возникают в результате мощных придонных течений, появляющихся без малейшего предупреждения, вызывающих не меньше паники и причиняющих не меньше разрушений, чем яростные земные ветры. Природа мудра: несомненно, без периодических встрясок в результате полной неподвижности в океане наступил бы застой и, как следствие, начался процесс гниения. Природа все делает с определенной целью, и все же внезапный опыт доставил мне немало тревожных переживаний.

В первый раз подводный циклон разыгрался во время прогулки с уже упомянутой прекрасной молодой леди — ставшей моей сердечной подругой дочерью вождя Мэнда, Моной. Примерно на расстоянии мили от дома раскинулась поляна красивых разноцветных водорослей. Мона часто здесь бывала и любила свой наполненный куртинами ламинарий сад, где обитали розовые серпулы, пурпурные офиуры и красные голотурии. В тот день Мона решила показать мне свое сокровище, а пока мы стояли и, забыв обо всем, любовались нерукотворной красотой, внезапно налетела буря. Течение помчалось с такой скоростью и силой, что мы едва успели спрятаться за скалами, чтобы удержаться и не улететь вместе с подводным ветром. Я заметил, что стремительный поток отличался высокой температурой. Иначе говоря, вода в нем была обжигающе горячей. Очевидно, причиной урагана послужило далекое, но мощное извержение вулкана. Поток поднял со дна ил, и вскоре нас окружило плотное темное облако. Потеряв ориентиры, вернуться домой мы не могли, тем более что бурное, стремительное течение едва не сбивало с ног. Но хуже всего было то, что возрастающая тяжесть в груди и затрудненность дыхания предупреждали меня, что запас кислорода походит к концу.

В минуты, подобные этой, перед лицом неминуемо надвигающейся смерти, мощные первородные страсти подавляют остальные, не столь ярко выраженные чувства и вырываются на поверхность. Только сейчас, в полной мере осознав опасность, я понял, как глубоко люблю свою нежную подругу: люблю всем сердцем, всей душой. Чувство пустило корни, проросло и расцвело в потаенных глубинах моего существа, став неотъемлемой частью жизни. Любовь — невероятно странное, не поддающееся анализу состояние! Да, Мона прекрасна и лицом и фигурой, но не за это я ее полюбил. Не за голос, отличающийся особой, неповторимой музыкальностью, и не за общность идей, поскольку, не владея языком атлантов, понять мысли подруги мне удавалось лишь по выражению подвижного, эмоционального лица. Но что-то скрытое в глубине темных мечтательных глаз, что-то таящееся в ее душе и близкое состоянию моего сердца навсегда сделало нас единым целым. Я протянул руку, сжал тонкую изящную ладонь и в чертах прелестного лица прочитал, что каждая моя мысль и каждое движение души немедленно отзывались в чутком сознании подруги, покрывая румянцем нежные щеки. Смерть рядом со мной вовсе не пугала Мону, и от этого сердце билось сильнее.

Однако нам не суждено было умереть. Стеклянный скафандр, который должен был преграждать доступ всем окружающим звукам, на самом деле или с легкостью передавал внешнюю вибрацию, или способствовал возникновению вибрации внутри, в небольшом замкнутом пространстве. Внезапно мы оба ощутили громкий ритмичный стук и резкий металлический звон. Казалось, где-то далеко звучит призывный гонг. Я не понял, что может означать странное акустическое явление, однако, с рождения зная особенности подводной жизни, Мона ни на секунду не усомнилась в необходимости немедленных действий. По-прежнему держа меня за руку, она выбралась из убежища, внимательно прислушалась и, низко нагнувшись, упрямо зашагала против потока. Так началась безумная гонка со смертью, ибо с каждым мгновением дышать становилось все труднее, а тяжесть в груди превращалась в нестерпимый груз. Я видел, с какой искренней заботой и глубокой тревогой любимая заглядывает мне в лицо, а потому из последних сил, спотыкаясь и едва не падая, шагал туда, куда она вела меня. Движения и внешний вид Моны свидетельствовали, что ее запас кислорода истощился заметно меньше, чем мой. Я же держался до тех пор, пока позволяла природа, но внезапно все вокруг утонуло в тумане и поплыло. Беспомощно раскинув руки, я без чувств рухнул на мягкое океанское дно.

А когда сознание вернулось, с удивлением обнаружил, что лежу в знакомой комнате, на привычной кровати. Рядом стоял облаченный в желтые одежды старый священник и держал в руке чашу с укрепляющим питьем. Надо мной встревоженно склонились Маракот и Сканлэн, а Мона с нежной заботой опустилась на колени возле постели. Судя по всему, храбрая девушка поспешила к двери дворца, возле которой в подобных случаях по обычаю били в гонг, чтобы указать верное направление тем из соплеменников, кто вышел в океан, попал в бурю и заблудился. Знаками она объяснила, что случилось со мной на равнине, и вскоре вернулась в сопровождении спасательной команды, в состав которой, разумеется, входили профессор и Билл Сканлэн. Они-то и принесли меня домой на руках. Впредь, что бы я ни совершил в жизни, заслуга будет по праву принадлежать Моне, потому что отныне сама жизнь моя стала ее щедрым подарком.

Теперь, когда любимая последовала за мной в верхний