Божий Дом - Сэмуэль Шэм

— Анальное Зеркало. Я знаю о нем все.

— Еще мне рассказали, что Барбара все время хихикала. Слушай, Рой, хочешь узнать, что она может сделать ртом?

— Барбара Вэйтерс?

— Да нет, Энджел. Она делает губами вот так и берет мой...

— Позже, — сказал я. — Сначала я должен найти Толстяка.

Я знал, что найду его за едой, так как было обеденное время, и, хотя, он был отослан в больницу «Святого Нигде», он с кем-то о чем-то договорился, так, как только он мог договориться с Грэйси-диетологом, и питаться в Божьем Доме бесплатно. С благоговением я сел рядом с этим Гаргантюа Медицинским.

— Какая отличная сплетня, — сказал Толстяк, захохотав. — Хотел бы я, чтобы это было правдой. Я иногда мечтаю об интервью с Кронкайтом в вечерних новостях СиБиЭс».

— Почему Кронкайт? — спросил я, не в состоянии отделаться от дикого образа, в котором патриарх телевидения, Уолтер Кронкайт обрушивал на миллионы американских телезрителей Анальное Зеркало Доктора Юнга вместо ожидаемой войны и мерзостей Никсона.

— По слухам, у него анальные трещины. Большинство болезней мира сосредоточены в анусе, и я продолжаю думать, что если я смогу граммотно к этому подойти, возможность увидеть отражение этих болезней, сделает меня богачом. только подумай: если бы Анальное Зеркало существовало и Никсон бы им пользовался, он мог бы ежедневно видеть отражение того, кем он на самом деле является. Это просто бизнес. Я должен разбогатеть, пока бесплатное здравоохранение меня не уничтожило.[109] Это как то, что сказал Исаак Зингер.

— Писатель?

— Нет, Зингер — швейная машинка. Он сказал: «Мне плевать на изобретение, я хочу разбогатеть». Но послушай, Баш, эта идея с лаэтрилом прошлой ночью просто чума. Там много денег!

— Лаэтрил? Это афера! Бесполезное лекарство. Плацебо.

— И что плохого в плацебо? Ты что не знаешь об эффекте плацебо?

— Конечно, знаю.

— Ну вот. Плацебо облегчает боль при стенокардии. Если ты горишь от рака, плацебо неплохой вариант. Как боль при совокуплении.

— То есть? — спросил я, стараясь не улыбаться.

— Знаешь, как говорят: лучше болезненно совокупляться, чем совсем не совокупляться. Представь, мы могли бы получать лаэтрил из мексиканских абрикосовых косточек, обменивая Анальные Зеркала на абрикосы.

— Ты собираешься всучить Анальные Зеркала Доктора Юнга мексиканцам?

— Конечно, не Доктора Юнга. Анальные Зеркала Доктора Кортеса. В Мексике много диарреи. Ты знаешь, как мексиканец определяет, что голоден?

— Как?

— У него исчезает жжение в заднице. Но в Мексике надо быть осторожным. Могут засудить.

— За что?

— Потому что, несмотря на испанский перевод предупреждения, какой-нибудь идиот установит зеркало на улице солнечным днем, и знаешь, что произойдет?

— Нет.

— Линза отражает солнечный луч через два зеркала и БУМ, у тебя пожар в жопе, точно тебе говорю, Город Исков. Потребуют возвращения денег и все такое.

— А откуда возьмутся деньги на это все?

— Из лотереи и научного проекта.

— Что за лотерея и что за проект?

— В больнице Святого Нигде я думаю сделать то же самое, что они делают в Вегасе. Если твоя операция назначена на понедельник, а ты ложишься в пятницу, то бесплатно участвуешь в лотерее, приз в которой морской круиз. Таким образом, больница заполняет койки, а я получаю откат. Если в результате операции ты умираешь, круиз достается наследникам.

— А что насчет научного проекта?

— Я пожалуй не буду говорить. Это пойдет из твоих налогов и абсолютно незаконно.

— Рассказывай!

— В следующем месяце я буду работать в больнице Ассоциации ветеранов[110]. Все знают, какое там мошенничество. Беспредел в стиле Уотергейта. Город Беспредела.

— Это все твои фантазии, правильно? — спросил я, думая о том, что сказала бы Бэрри. «Просто для тренировки твоего порочного разума, правда? Ты же не сделаешь ничего подобного?»

После паузы, заставившей меня поежиться, он сказал:

— Деньги совсем не дерьмо. Их нечего стыдиться. Эта великая страна наполненa долгой и славной историей коррупции, махинаций и использования системы. Просто подумай о том, что мы делаем с целыми континентами и менее развитыми странами, с населением которых мы обращаемся, как с крысами, оставь за скобками то, как мы обращаемся с индивидуализмом. Почему я должен задумываться? Задумывался ли антисемит Генри Форд? А Спиро Агню? А Джо Маккарти или Джо Димаджио? Ты знаешь, что великий Янки поет кофейную песню в телeке?[111] А Мерлин Монро, сомневалась ли она, позволив потоку из любого вентиляционного отверстия в метро поднимать идиотское платье, завывая вокруг ее фригидной пизды? А Норман Майлер? А ЦРУ или долбанное ФБР? Ни хера, Баш, ни хера. Ты просто должен сделать это, забыв обо всем, и собрать бабки.

— За мошенничество?

— За воплощение Американской Мечты. В этом случае Американской Медицинской Мечты.

Рант с Чаком подсели к нам, и Рант, как мыльная опера, которую нельзя отключить, вывалил последние волнующие серии из похождений с Громовыми Бедрами: «Она была в обычном блядском настроении. Мы смотрели ТВ, она гладила внутреннюю поверхность моего бедра. Новости закончились, она полностью разделась и пошла в спальню. Ее не интересовали предварительные игры, и она сказала нечто, возбудившее меня со скоростью электрического разряда.

— И что она сказала, старик?

— Точно не знаю, но оно содержало слово «пизда». Она просто золотая жила. Я довольно долго ласкал ее, и это был момент, когда она должна была начать ласкать меня. Я лизал ее, губки красивые и тоненькие, а так как у меня была эта фантазия, что она залетела в школе и у нее есть ребенок, я хотел взглянуть поближе,чтобы найти шрам от эпизиотомии, но я оказался слишком близко и у меня заслезились глаза. Ха! Мы реально двигались к чему-то сумасшедшему в этой позиции, когда она сидела у меня на лице, так же, как делали девки моего соседа Нормана, и она нагнулась и ласкала мой член, и тут я сделал это. Я вроде толкнул ее и ее голова уткнулась мне в пах и, говорю вам, она...

Мы прекратили жевать.

— ОБЕЗУМЕЛА!

— ОБЕЗУМЕЛА? — переспросил Толстяк.

— Не то слово! — подтвердил Рант. — Ха! Это было зоологией. Мы развлекались по всей квартире. Она вертелась у меня на лице, а я чувствовал ее зубки на основании. Вау! Девушки, которые нравились моей мамочке, начинали вопить, если у меня вдруг появлялась выпуклость в штанах. И знаете, что она сказала, когда я был внутри нее?

Мы не знали, что такого могла бы сказать Энджел с рантовым пенисом внутри.

— Она сказала: «Ох, доктор Рантский, вы такой большой».» И Рант действительно стал казаться нам больше. «Сегодня она выдала мне зубную щетку и это стало третьей зубной щеткой в ее ванной».

Толстяк, который прекратил есть примерно в тот момент, когда Громовые Бедра взяла в рот у Ранта, спросил:

— Что это за фигня c вами здесь происходит, чуваки?

Мы рассказали ему. О Чаке и Хэйзел, обо мне и Молли и о том, как Рант с помощью Таула и Громовых Бедер, стал больше. Мы рассказали ему о Золотом Веке в отделении, где мы стали легендой из-за способности вести тяжелых пациентов и легендарными в своих связях, которые, спасибо Хэйзел, принесли всем чистые простыни и свободные от клопов дежурки, а, благодаря Молли, идеальную медсестринскую заботу. Мы рассказали ему, что мы были хороши, как октябрьские кленовые листья, которые были видны сквозь растущий скелет крыла Зока.

— Осталась лишь одна проблема. Размещение, — сказал я. — Мы все еще не можем избавиться от гомеров. Анна и Ина все еще с нами.

— Это не проблема, — заявил Толстяк. — Размещение проще хлеба. Кто отвечает за размещение?

— Социальные службы.

— Угу, Социабельные Письки[112]. Третья зубная щетка подсказывает мне, что Энджел не прочь делиться, так почему должен ты? Вы должны натянуть Социабельных Писек. И запомни, хочешь трахнуть библиотекаршу, говори о Шекспире. Бывайте.

Конечно же, он был гением! В каждом отделении была Социабельная Писька, чьей обязанностью было размещение пациентов. Это было тяжелой работой. Несчастные гомеры никому не были нужны. Богадельни говорили, что гомер слишком здоров и они его не возьмут, а семьи говорили, что он слишком болен и должен идти в богадельню, а Частники говорили, что они слишком больны и им нужно лечение в Божьем Доме, а интерны говорили, что их уже достало лечить Леди Брокколи, и не могла бы Писька от них избавиться. Гомеры в этой дискуссии участия не принимали.

Социальные службы были ключом ко всему. Они состояли из двух типов женщин: первые, молодые и энергичные идеалистки, делавшие это из-за чувства вины перед оставленными родителями и старенькими бабушками и дедушками, все время ищущие Мистера Совершенство со стетоскопом в кармане штанов; вторые, постменопаузальные, разведенные, брошенные детьми вроде первых, не энергичные, но сочувствующие, циничные и мазохистичные, работающие, чтобы отдалить старость и все время в поиске второго или третьего Мистера Совершенство, у которого в штанах было бы хоть что-то.