Поп Гапон и японские винтовки. 15 поразительных историй времен дореволюционной России - Андрей Аксёнов

фотолаборатории по проявке и печати любительских снимков в Сан-Франциско.

Александр Ханжонков в 1923 году вернулся в СССР, работал в Госкино, но в 1926 году вместе с группой руководителей «Пролеткино» был арестован по статье о финансовых злоупотреблениях. В итоге он был освобожден ввиду отсутствия доказательств, однако получил запрет на работу в кинематографе и был лишен политических прав. Жил он до конца жизни в Ялте, написал воспоминания о первых шагах русского кинематографа.

Последнее упоминание о выдающемся российском кинопродюсере, режиссере, бизнесмене и бабнике Александре Дранкове можно найти на другой стороне Земли, в архиве похоронного бюро «Синай». Из квитанции № 7277 следует, что в воскресенье, 9 января 1949 года, Дранков был похоронен на еврейском кладбище.

Счет за ритуальные услуги:

стоимость стального гроба № 518 – 209 долларов,

хранение в холодильнике – 15 долларов,

участок на кладбище – 140 долларов,

саван № 3 – 25 долларов,

городской налог – 3 доллара,

налог на продажу – 3 доллара 14 центов,

религиозная служба – 15 долларов и так далее.

Всего погребение Дранкова обошлось в 413 долларов 64 цента. На личном счету усопшего, кстати, оказалось лишь 380 долларов.

Балаган в Думе и дуэль со Столыпиным

1 ноября 1907 года приступила к работе Третья Государственная Дума Российской империи. Это был первый созыв парламента, который смог более-менее конструктивно работать с правительством, и единственный, сумевший отработать «от звонка до звонка». Если два предыдущих состава были не просто оппозиционными, а прямо-таки революционными, то этот, по большому счету, работал совместно с премьер-министром Столыпиным и поддерживал его инициативы. Хотя оппозиционеров хватало и в этой Думе, именно она заложила основы парламентаризма в дореволюционной России, показав стране и всему миру, каков русский парламент, как он работает и какие у него особенности.

С учреждением в 1906 году Государственной Думы в России появилась площадка, на которой политики и общественные деятели могли вслух говорить на всю страну. Опыт первых двух созывов (которые были разогнаны) показал, что в законодательном плане возможности Думы сильно ограничены, и она стала активно использоваться депутатами, что называется, для пропаганды и саморекламы. К трибуне в Таврическом дворце (где проходили заседания) было приковано внимание всей страны. Там произносили речи, за которые раньше можно было попасть в тюрьму, а теперь они срывали аплодисменты. Парламентские новости разлетались по всей стране в газетных и журнальных статьях, а речи политиков в перепечатках ходили по рукам. Часто трибуну Думы использовали не чтобы продвинуть тот или иной законопроект, а чтобы ярко выступить, заклеймить противников, получить долю внимания – и с гордо поднятой головой оказаться исключенным на несколько заседаний. Конечно, среди депутатов было множество ярких, эпатажных личностей, которые умело пользовались своими способностями. Пожалуй, в наше время в России такое было только в девяностые. Сегодня мы наблюдаем жалкое, печальное зрелище. Никакого огня в глазах, никакой борьбы, никто не поливает друг друга водой из стаканов, не читает с трибуны стихов на злобу дня… Лишь иногда Жириновский вспоминал былые времена и выкидывал что-нибудь, да, может, золотой пистолет выпадет из кармана чеченского депутата – и все.

Если же почитать протоколы заседаний дореволюционной Госдумы, то там то и дело видишь пометки: «шум слева», «аплодисменты справа», кто-то регулярно подкалывает выступающих, их политические соратники довольно смеются, противники – шикают, а председатель звонит в колокольчик, призывая к порядку. На каждый скандал в Госдуме набрасывались журналисты, каждая статья прибавляла популярности политикам, и чем дальше, тем больше депутаты – и правые, и левые, и либералы – эксплуатировали систему.

Например, крайне правый депутат Пуришкевич, глава черносотенного «Союза Михаила Архангела», один из убийц Распутина, однажды начал речь цитатой из письма Пушкина, имея в виду своего политического оппонента, либерала, лидера партии кадетов Павла Николаевича Милюкова:

Павлушка – медный лоб, приличное названье,

Имел ко лжи большое дарованье.

А когда первого мая левые депутаты пришли в Думу с красными гвоздиками на лацканах, Пуришкевич воткнул гвоздику в застежку брюк. За нарушения Пуришкевича нередко лишали права участвовать в заседаниях. В таких случаях он любил торжественно усесться на руки приставам Думы, которые таким образом выносили его из зала заседаний на руках.

Но не только правые знали толк в скандалах. Например, меньшевик Гегечкори обладал довольно вспыльчивым характером. Однажды с трибуны он назвал правого депутата, священника Гепецкого, «отщепенцем, предавшим интересы своей нации». По регламенту использовать крепкие выражения было нельзя – это грозило замечанием. Но в данном случае бранное слово «отщепенец» первым употребил сам Гепецкий. Поднялся шум справа, раздались крики «Вон негодяя!». Гегечкори, будто бы не слыша протестов, продолжал выступать. Председатель начал звонить в колокольчик, но Гегечкори не замолчал. Тогда председатель нажал на специальную кнопку. На трибуне загорелась красная лампочка, но Гегечкори продолжил, а лампочку закрыл рукой. Тогда председатель свесился со своего места и начал кричать, но депутат все равно не обращал внимания. Тем временем в зале начался форменный бедлам, депутаты стучали крышками столов, кричали. В итоге председатель развел руками, встал и удалился из зала заседаний, что по регламенту означало перерыв в работе Думы на полчаса.

В. М. Пуришкевич

Через положенное время заседание возобновилось, и председатель предложил исключить Гегечкори на три следующих. Но что вменить ему в вину? Слово «отщепенец»? Нет, он повторил формулировку оппонента, так что придется исключить обоих. За упорное нежелание покинуть кафедру? За это – нельзя, тем более что в стенограмму, как на грех, не попало ни одно требование председателя. В итоге председатель предложил исключить Гегечкори за игнорирование самого председателя… и тут обвиняемый заявил, что не слышал ни одного требования покинуть кафедру. Их не было, говорил Гегечкори, посмотрите в стенограмму. Звонок? Простите, не слышал. Лампочка горела? А что, это означает окончание выступления? Нет, посмотрите регламент. В итоге общим голосованием Гегечкори все-таки исключили, но только на одно заседание.

Либералы тоже порой устраивали скандалы. В партии кадетов состоял Федор Родичев, пламенный оратор. Он умудрился сделаться депутатом всех четырех созывов Госдумы, что было большой редкостью, особенно для кадетов. Произошло это потому, что первая Госдума оказалась чересчур оппозиционной, требовала смены правительства и назначения новых министров из числа депутатов (чего Манифест 17 октября, если быть откровенным, не предполагал). Думцы считали, что у них достаточно легитимности, чтобы требовать перемен, но царь вместо этого распустил Первую Думу – поэтому она и не отработала свой срок, прозаседав чуть больше двух месяцев. На дворе стояло жаркое время – 1906 год, революция в самом разгаре. Бывшие думцы поехали в Выборг, на территорию Великого княжества Финляндского, и составили там «Выборгское воззвание», призывая подданных императора к гражданскому неповиновению. Всех подписавших это воззвание осудили (кстати, не вполне правомерно), все они лишились пассивного избирательного права, то есть больше не могли быть избранными. Поскольку большинство этого созыва составляли либералы-кадеты, кадетская партия разом лишилась возможности выдвигать в Думу многих своих лидеров.

Е. П. Гегечкори

Федор Родичев, о скандале с участием которого я вам хочу рассказать, умудрился не лишиться права избираться. Воззвание он, конечно, всецело поддерживал и не подписал только потому, что был тогда в Лондоне. Под суд он не попал и впоследствии стал депутатом всех остальных созывов от той же партии.

Вернемся к скандалу. Обстоятельства его были такими.

Летом 1906 года в нескольких губерниях России случился недород, вызванный не столько засухой, сколько беспорядками и поджогами усадеб и поместий. Страховые хранилища зерна были разгромлены. Урегулировать ситуацию поручили заместителю министра внутренних дел Владимиру Гурко, известной личности, сыну героя Русско-турецкой войны, аристократу и сибариту. Гурко организовал «тендер» на закупку 160 тысяч тонн зерна, а дальше началась история, которая никого в современной России не удивит. Тендер внезапно выиграл некто Эрик Лидваль, известный тем, что был братом знаменитого архитектора и… основателем первого легального казино в Санкт-Петербурге. В сельскохозяйственном бизнесе его не знал никто: прежде он не занимался поставками зерна. В Петербурге