Адаптация совести - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сейчас, — повторил Дронго.
Офицеры, сидевшие за столом, улыбнулись. Шаповалов одобрительно кивнул.
— У нас двое великолепных экспертов, готовых нам помогать, — победно сказал он. — Полковник Резунов, закажите билеты и вылетайте в Пермь первым же рейсом. А финансовую проверку мы начнем прямо сейчас. Если понадобится, мы проверим все банки, зарегистрированные не только в Перми, но по всей нашей стране только для того, чтобы найти счета Баратова. Я позвоню в агентство по финансовому мониторингу. Думаю, что они согласятся нам помочь.
Глава 14
@Bukv = В Пермь они полетели втроем — Резунов, Гуртуев и Дронго. На месте их уже встречали представители МВД и ФСБ. Дронго попросил, чтобы им не мешали во время осмотра квартиры Баратова, которая была опечатана еще со времен его ареста. Они вызвали участкового и отправились на место вчетвером. Еще четверо высокопоставленных сотрудников МВД и ФСБ остались в машинах, припаркованных к дому.
Вениамин Борисович Баратов, директор института «Пермгипрогор», профессор и известный на весь город человек, оказался сексуальным маньяком и серийным убийцей… Это новость буквально в считаные дни облетела весь город, заставив его разделиться на две примерно равные части. Первые уверяли, что произошла ошибка и такой человек просто не мог оказаться убийцей или сексуальным психопатом. Соседи, родственники, знакомые, друзья, приятели всех сотрудников института уверяли, что Баратов был интеллигентным, грамотным, толковым специалистом, в которого были влюблены почти все женщины его института, и не мог оказаться тем негодяем, которого искали по всей стране.
Другая половина города — люди, привыкшие подозревать каждого, считавшие собственные неудачи следствием козней недругов, а свои неудачные судьбы — результатом собственной принципиальности и порядочности, уверяли, что именно такой человек и мог оказаться преступником. Он вел двойную жизнь, оставаясь внешне приличным человеком, а на деле будучи жестоким убийцей и циником. Самое примечательное, что обе стороны были правы. Баратов действительно был хорошим специалистом, его ценили коллеги, уважали в областной и городской администрациях, архитекторы прислушивались к его мнению. Все знали: он не взял себе молодую секретаршу, как было заведено практически во всех учреждениях, а оставил пожилую Пелагею Савельевну, которой было уже за шестьдесят и которая была толковым и дисциплинированным работником. Несчастная Пелагея Савельевна плакала каждый раз, когда читала очередные статьи об уральском маньяке, каковым оказался ее воспитанный, тактичный, внимательный и заботливый руководитель института. Она была убеждена, что все происходящее — типичная ошибка следователей и Вениамин Борисович рано или поздно вернется к своей работе и на свое место.
Квартира Баратова находилась в старом пятиэтажном доме на Комсомольском проспекте, где в прежние времена жила советско-партийная номенклатура. Строго говоря, это была квартира отчима Баратова, куда он сначала перевез мать Вениамина Борисовича, а после его смерти там поселились еще и Баратов со своей девушкой. Наверху жил Вадим Билык, с которым начала встречаться Катя. Потом все обнаружилось, и Баратов выгнал ее из дома. Вадим со своей супругой переехали из этого дома в новостройку. Мать умерла, и Вениамин Борисович остался один в большой трехкомнатной квартире сталинской постройки. Один раз в неделю сюда приходила домработница, которая убирала квартиру. Завтраки и ужины он готовил себе сам, а обедать предпочитал в своем институте, что тоже было лишним свидетельством его демократизма и неприхотливости.
Когда сыщики вместе с участковым снимали пломбу, из соседской двери выглянула соседка. Она молча взглянула на мужчин и покачала головой.
— Не стыдно? — громко спросила она, обращаясь к участковому. — Потом будете говорить, что это была ошибка.
— Закройте дверь, — попросил участковый.
Его перевели на этот участок совсем недавно; раньше он работал на другом участке, где был институт Баратова. И он тоже был в числе тех, кто не верил в чудовищные обвинения, выдвинутые против Баратова, но предпочитал не говорить о своих симпатиях.
— Нет, не закрою, — возмутилась соседка, — я здесь с ним столько лет прожила. Прекрасный был человек, всем помогал, такой внимательный и добрый… Когда у меня племянница заболела, он ей из Москвы лекарство привозил. Дорогое лекарство, а он ни разу даже денег не взял. Пусть вам всем будет стыдно. Сделали из приличного человека чудовище…
Участковый подавленно молчал. У него были седые усы и рано поседевшая голова, хотя ему было не больше сорока лет. По его лицу было понятно, что он согласен с соседкой, но предпочитает не высказывать своего мнения.
— Мы приехали только для того, чтобы еще раз осмотреть его квартиру, — вмешался Резунов, — и вы напрасно так нервничаете. Мы как раз хотим разобраться.
— В чем разобраться? — разозлилась соседка. Ей было лет шестьдесят пять, волосы неопределенного бурого цвета, одутловатое лицо. На ней был халат, который раньше был зеленым, а теперь стал зеленовато-коричневым; на ногах старые тапочки. — Вы человека сначала арестовали, а потом стали разбираться? Ничего, вам это даром не сойдет! Сейчас не тридцать седьмой год. Мы всем домом жалобу отправили Генеральному прокурору, чтобы разобрался и вас наказал.
— А если он действительно виноват? — спросил Гуртуев. — Вы не подумали, что он мог действительно оказаться тем самым преступником? Вы ведь ему в душу не влезали, не знали, о чем он думает.
— Я с ними столько лет здесь живу! И мать его покойную хорошо знала. И в городе все его знали. Отец Вениамина, покойный Борис Баратов, на комбинате погиб, когда людей спасал. А вы его сына убийцей объявить хотите? Мы вам не позволим, никак не позволим! Он был настоящим человеком, а вас всех все равно накажут, — убежденно произнесла соседка и хлопнула дверью.
— Так думают все, кто его знал, — негромко сообщил участковый.
Он открыл дверь и пропустил всех в квартиру.
— Как ваша фамилия? — спросил Дронго.
— Лебедев. Николай Лебедев.
— Вы действительно считаете, что так думают все, кто мог знать Вениамина Борисовича?
— Думаю, да, — признался участковый, — его все у нас уважали.
— Ты же офицер милиции, — напомнил Резунов, — неужели и ты ничего не понимаешь?
— Не знаю, товарищ полковник. Только такие ужасы про него пишут и рассказывают, что никто поверить не может. Я ведь у него в институте тоже был; на своем прежнем участке, потом меня сюда перевели… Не могу я поверить, что он такой убийца, как про него пишут! Не могу.
— Вот поэтому у нас ничего и не получается, — вздохнул Гуртуев, — свои субъективные ощущения они выдают за объективную информацию.
— Он сам рассказывал об этих убийствах, — хмуро сказал Дронго. — Сколько лет в общей сложности вы работаете участковым?
— Уже четырнадцать, — ответил Лебедев. — Сыновья говорят, что, наверное, так и умру участковым.
— И до сих пор верите людям? — улыбнулся Дронго. — Это здорово. Я вам даже немного завидую. Только с Баратовым вы ошибаетесь, это совершенно точно.
— Давайте работать, — предложил Резунов.
Они начали осмотр с кабинета Баратова. Вдоль стен стояли полки с книгами. Дронго подошел к томам Большой Советской Энциклопедии; обратил внимание на надорванный корешок одного из томов. Раскрыл его, начал листать страницы. Гуртуев осматривал сувениры, стоявшие на полках. Участковый осторожно вышел из комнаты, чтобы не мешать им осматривать квартиру. Он присел в коридоре на стоявший у дверей стул. Резунов прошел на кухню, хоть и знал, что здесь работали две оперативные группы и наверняка проверили все возможные тайники. Оперативники не обращали особого внимания на книги и сувениры, которые теперь осматривали два эксперта. Резунов осторожно присел на небольшой диван, закрыл глаза. Лучше не мешать им.
— Посмотрите, — предложил Дронго, — корешок этого тома надорван. Явно когда он его пытался достать. Видимо, нервничал…
— Какой том? — поинтересовался Гуртуев.
— Двадцать второй. Начинается словом «Ремень» и заканчивается городом в Марокко — «Сафи».
— Интересно, чем ему не понравился именно этот том, — подошел Гуртуев.
Они начали вместе внимательно просматривать книгу. И натолкнулись на слово, отмеченное красным карандашом. Город «Ровно». Баратов несколько раз подчеркнул название города.
— Виктор Андреевич, — позвал Резунова Дронго.
Тот сразу появился в кабинете. Они показали ему книгу.
— Вы думаете, что он спрятался в Ровно? — спросил Резунов. — Неужели все так просто?
— Он бы не стал так подставляться, — задумчиво сказал Гуртуев, — это не в его стиле. Оставить нам в своей библиотеке такой том… Тогда зачем он так нервно доставал эту книгу? Надорван переплет… ярость. И посморите, как подчеркнул слово. Несколько раз, яростно, да еще и красным карандашом.