Машина времени. Рассказы - Герберт Уэллс

Взявшись за ручку двери, я услышал странное оборвавшееся восклицание, треск и удар. Открыв дверь, я попал в сильный водоворот воздуха и услышал звук разбитого и упавшего на пол стекла. Путешественника по Времени не было в лаборатории. Мне показалось, что на мгновение передо мной промелькнула неясная, похожая на привидение фигура человека, сидящего верхом на кружившейся массе из черного дерева и бронзы, – фигура настолько прозрачная, что скамья позади нее, на которой лежали чертежи, была видна совершенно отчетливо. Едва я успел протереть глаза, как эта фантасмагория исчезла. Машина Времени пропала. Дальний угол лаборатории был пустым, и там виднелось легкое облако осевшей на пол пыли. Одно из стекол окна под потолком было, очевидно, только что разбито.

Я стоял в чрезвычайном изумлении. Я видел, что случилось нечто необычайное, но не мог сразу определить, что это было. Пока я продолжал стоять и изумленно смотреть, дверь, ведущая в сад, открылась, и на пороге показался слуга.

Мы посмотрели друг на друга. В голове у меня блеснула внезапная мысль.

– Мистер… вышел из этой двери? – спросил я.

– Нет, сэр, никто не выходил отсюда. Я думал найти его здесь.

Теперь я все понял. Рискуя рассердить Ричардсона, я остался ждать возвращения Путешественника по Времени: ждать его нового, быть может, еще более странного рассказа и тех образцов и фотографий, которые он обещал привезти с собой. Теперь я начинаю опасаться, что мне придется ждать его целую жизнь.

Прошло уже три года со времени его исчезновения, и каждый думает, что он никогда не возвратится.

Эпилог

Нам остаются теперь одни только догадки. Вернется ли он когда-нибудь? Может быть, он унесся в прошлое и попал к кровожадным дикарям палеолита или в бездны мелового моря; или же к чудовищным ящерам и огромным земноводным юрской эпохи? Может быть, и сейчас он бродит по какому-нибудь кишащему плезиозаврами эолитовому коралловому рифу или по пустынным берегам соленых морей триасового периода? Или, может быть, он направился в Будущее, в эпоху расцвета человеческой расы, в один из тех менее отдаленных веков, когда люди оставались еще людьми, но уже разрешили все самые трудные вопросы человеческой мысли и все общественные задачи, доставшиеся им от нашего времени?

Я лично не могу поверить, чтобы наш век только что начавшегося опытного исследования, отрывочных теорий и всеобщего разногласия по основным вопросам науки и жизни был бы кульминационным пунктом развития человечества! Так, по крайней мере, думаю я. Что же касается до него, то он держался другого мнения. Мы не раз спорили с ним об этом еще задолго до того, как была сделана Машина Времени, и он всегда безотрадно относился к Прогрессу Человечества. Растущая цивилизация представлялась ему в виде беспорядочно сооружаемого здания, которое в конце концов должно обрушиться и задавить собою строителей… Но если б это даже оказалось так, все же нам ничего не остается, как продолжать далее свою жизнь. Будущее для меня темно и неясно, полно неведомого и только кое-где освещено благодаря его замечательному рассказу.

Я храню в утешение два странных белых цветка. Хрупкие, засохшие и потемневшие, они все же говорят мне о том, что даже в то время, когда исчезли сила и ум человека, благодарность и нежность еще продолжали жить в сердцах людей.

Перевод К. Морозовой

Рассказы

Похищенная бацилла

– А вот это, – сказал бактериолог, подкладывая под микроскоп стеклянную пластинку, – препарат знаменитой холерной бациллы – микроб холеры.

Человек с бледным лицом заглянул в микроскоп – очевидно, он не привык иметь дело с этим прибором – и мягкой белой рукой прикрыл левый глаз.

– Я почти ничего не вижу, – сказал он.

– Поверните вот этот винт, – посоветовал бактериолог, – может быть, изображение не в фокусе для вас, глаза ведь у всех разные. Чуть-чуть поверните в одну сторону, потом в другую.

– Так, теперь вижу, – сказал посетитель, – но в конце концов видеть-то особенно нечего. Розовые полоски и пятнышки. А между тем такие вот крошечные существа, эти ничтожные микробы могут размножиться и опустошить целый город. Удивительно!

Он встал и, вынув пластинку из-под микроскопа, поднял ее, рассматривая на свет.

– Их почти не видно, – сказал он, разглядывая препарат, и, помолчав, добавил: – Это живые бациллы? Они опасны?

– Нет, они убиты и окрашены, – ответил бактериолог. – Я хотел бы, чтобы мы могли умертвить все подобные бациллы во вселенной.

– Думаю, – с легкой улыбкой проговорил человек с бледным лицом, – что вам не очень-то хотелось бы держать у себя такие существа живыми, в активном состоянии.

– Напротив, нам обязательно надо держать их живыми, – возразил бактериолог. – Да вот, например… – Он прошел в другой конец комнаты и взял одну из нескольких запечатанных пробирок. – Вот это – живая бацилла. Это – культура живой бактерии… – Он запнулся. – Так сказать, холера, загнанная в бутылку.

На бледном лице посетителя на мгновение блеснуло выражение удовольствия.

– Вы владеете смертоносным оружием, – проговорил он, впиваясь глазами в пробирку.

На лице своего гостя бактериолог уловил выражение нездоровой радости. Этот человек только что пришел к нему с рекомендательным письмом от его старого друга и заинтересовал бактериолога, который почувствовал, что он и его гость – люди совсем разного склада. Прямые черные волосы и глубоко посаженные серые глаза незнакомца, осунувшееся лицо и нервные движения, жадный, острый интерес к бациллам – все это было так не похоже на флегматичных, рассудительных ученых, с которыми привык общаться бактериолог. Перед слушателем, интересующимся, очевидно, прежде всего смертоносностью бактерий, естественно было показать дело с самой эффектной стороны.

Задумавшись, бактериолог держал в руке пробирку.

– Да, – проговорил он, – это – холера, посаженная за решетку. Разбейте такую вот пробирку над источником, питающим городской водопровод, скомандуйте этим крошечным живым частичкам – таким крохотным, что их можно рассмотреть только в самый мощный микроскоп, и то окрасив препарат, бактериям без вкуса и запаха, – скомандуйте им: «Вперед! Растите и размножайтесь, наполняйте цистерны!» – и тогда смерть, таинственная и неуловимая, смерть быстрая и ужасная, смерть мучительная и безобразная обрушится на город и начнет рыскать повсюду, отыскивая себе жертвы. Здесь она лишит жену мужа, там отнимет у матери ребенка, оторвет государственного деятеля от его обязанностей, труженика – от его забот. Она будет следовать по путям водопроводных труб, проникая во все улицы, вылавливая и наказывая то в одном, то в другом доме тех, кто пьет сырую воду, она проникнет в чаны фабрикантов минеральной воды, проберется в салат, когда его будут мыть, и притаится в мороженом. Она будет сидеть в кормушках животных и ждать, когда ее проглотят, она будет подкарауливать беспечных ребятишек, которым захочется напиться из уличного фонтана. Она пропитает землю и появится в ручейках и колодцах, в тысяче самых неожиданных мест. Только пустите эту бациллу в водопровод, и, прежде чем мы поймаем и укротим ее, она уничтожит столицу!