Тайна Богов - Бернард Вербер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На стенах росписи: исход в море, бегство от людей-крыс, цунами, обрушившееся на остров Спокойствия, установление закона о ненасилии.
И ни одного изображения Просвещенного.
У них украли их пророка, они не знают его.
Дельфина рисует в воздухе знак рыбы, направляется к скамье и начинает молиться, сложив руки так, как я никогда еще не видел, – прижав три пальца ко лбу. Я слышу, как она произносит:
– Отец наш, сущий на небе, сделай так, чтобы воина в моей стране прекратилась, пусть моих братьев больше не убивают.
Она закрывает глаза и замирает. Я подхожу и тихо спрашиваю:
Вы верите, что кто-то слышит ваши молитвы?
Она медленно открывает глаза и смотрит на меня. На ее лице ни малейшего удивления.
– Что вы здесь делаете? Вы дельфин?
– Скажем так, я очень интересуюсь этой исчезнувшей религией.
– Почему исчезнувшей? Посмотрите, здесь вокруг вас есть люди.
Тут она замечает, что в храме никого больше нет, и поправляется:
– Сейчас не время молитвы, но скоро здесь будет много наших. Да, я верю, что кто-то слышит меня. Начать хотя бы с вас. Вы ведь слышали меня? Вы шли за мной, правда?
– Я же сказал, я очень интересуюсь вашей религией.
– А к какой религии принадлежите вы?
– Я… генотеист.
– Никогда не слышала. Что это значит?
– Я верю, что у каждого народа есть свой бог. Не существует одного бога, но есть много отдельных, локальных богов, существующих бок о бок. Я думаю даже, что эти боги соперничают и воюют между собой.
Она сидит отвернувшись, лицом к алтарю. Священник раскладывает там книги, потом уходит.
– Все, как в вашей игре, да? – шепчет она.
– Забавно выдавать за выдумку то, что существует на самом деле.
– Зачем же это нужно?
– Чтобы, играя с истиной, люди были готовы однажды встретиться с ней.
Наконец она оборачивается и смотрит мне в глаза.
– Вы издеваетесь?
– Я никогда не осмелился бы так шутить.
– У вас есть вера?
– Когда как.
– Вы верите в Бога?
– Когда случается что-то хорошее, я думаю, что кто-то захотел, чтобы так было. Тогда я говорю «спасибо», подняв голову к небу. Когда случается несчастье, я думаю, что сам виноват.
– Вы верите в Бога только в эти минуты?
– Нет, еще когда нахожу место для парковки в центре города или… когда встречаю удивительную женщину.
Она не подхватывает шутку.
– У меня есть вера. Я верю, что мой Бог всегда рядом со мной. С ним я ничего не боюсь. Даже умереть.
– А… А что бы вы ему сказали, если бы встретили? Она задумывается и отвечает.
– Я бы устроила ему выволочку. Большая часть моей семьи погибла в концлагерях людей-акул.
Как в моем сне. Смертные осыпают бога упреками.
– Вот видите, не так уж вы любите своего бога.
– Я не договорила. Я закатила бы ему скандал, а потом я бы его выслушала. Я хотела бы, чтобы он объяснил мне, почему так долго длился весь этот ужас. Я сказала бы ему, что всегда была его преданной слугой, желавшей выполнить любое его желание.
Я смотрю на нее во все глаза. Она красива редкой, античной красотой. Как будто появилась из самых недр дельфиньего народа.
– А если бы ваш бог ответил бы вам, что все сделал для того, чтобы предотвратить это, но столкнулся с тем, что было сильнее его?
Она странно смотрит не меня.
Тогда я бы сказала: «те, у кого не получается, всегда находят оправдания, а те, кто справляется, находят способы сделать это».
Ну что ж, я получаю по полной программе.
Я уверена, что бог был в силах спасти всех невинных, которые погибли, всех убитых детей, – продолжает она.
– А если бы бог на это сказал, что он старался изо всех сил, но действительно не мог помешать этому?
– Я сказала бы, что когда по-настоящему хочешь чего-нибудь, то добиваешься этого.
– Вы говорите, что верите, но вы очень суровы по отношению к богу.
– Я отношусь к богу, как к отцу. Можно быть суровым к своему отцу, если он ошибается, но он все равно остается отцом. Тем, кому ты всем обязан. Тем, кого ты уважаешь и почитаешь.
Она смотрит на меня.
– Во всяком случае, господин Асколейн, если вы придумали эту странную компьютерную игру и решили написать роман о богах, это значит, что вы тоже задаете себе вопросы о духовной жизни.
– Я тот, кто всегда ищет. Я, как и все, хотел бы повысить свой уровень сознания, чтобы понять, что же стоит надо мной.
– Что касается меня, то я могу подняться над собой и смотреть на вещи с другой точки зрения, – говорит она.
В храм входит пожилая женщина и начинает молиться.
– И как вы считаете, что же там, над нами?
– Знаете, я передумала. Я помогу вам с вашим «Царством богов».
– Спасибо.
– Не благодарите меня. Уж лучше я буду контролировать этот безбожный проект изнутри.
– Я уверен, что вы прекрасный арт-директор, и графика у нас будет потрясающая.
– Я не читала ни одной из ваших книг, господин Асколейн. Честно говоря, я слышала о них больше плохого, чем хорошего. Похоже, вы пишете полный бред.
– Это мой стиль.
– Честно говоря, теперь, когда мы познакомились, мне еще меньше хочется читать то, что вы сочинили.
– По крайней мере, это честно.
– Мы, дельфины, как правило, говорим то, что думаем. Это вас не смущает? Возможно, вы, как большинство, в глубине души расист-антидельфин?
– Я – расист-антидельфин? Это самое смешное, что я слышал за последнее время.
– Многие говорят, что они не расисты, а потом от них слышишь что-нибудь вроде: «лично я ничего не имею против дельфинов, но они ведь действительно все делают не так, как мы» или еще «дельфины сами виноваты в том, что с ними случилось». Многие так думают.
– Тех, кто ошибается, много, но это не значит, что они правы.
– Звучит забавно.
– Я считаю, что цивилизация дельфинов, даже тогда, когда от них почти ничего не осталось, даже тогда, когда их обвиняли во всех смертных грехах, хранила такие ценности, как толерантность и незашоренность мышления. Именно поэтому другие народы пытались уничтожить дельфинов, в первую очередь те, которые особенно легко идут на поводу у диктаторов разного толка.
Она с удивлением смотрит на меня.
– Откуда вы это знаете?
– Я… Ну, я много читал об истории дельфиньего народа. Я даже думал принять его религию.
– И почему вы этого не сделали?
– Не было времени.
С нашим богом непросто. Некоторые всю жизнь тратят, чтобы хоть приблизительно понять его замысел. В храм то и дело входят люди. На скамьях перед алтарем уже около десятка человек.
– Да? Я представляю себе бога… Вы будете смеяться. Я представляю его себе обычным парнем. Он делает, что может, но он не всемогущ.
– Однако…
– Я отношусь к нему не как к существу, которому мы должны поклоняться, а скорее как к другу. Как настоящий друг всегда готов помочь и ничего не требует взамен. И если бы я встретил его, то спросил бы его как друга: чем я могу тебе помочь? А вовсе не «что ты можешь для меня сделать?» Чтобы эти мысли принесли плоды, нужно вложить их в головы как можно большего числа людей.
– Если это бог, у него не должно быть проблем, – говорит она. – Он по определению совершенен и всемогущ.
– У любого мыслящего существа есть желания и страхи. У него есть предел возможностей и противники, враги, соперники. Я уверен, что смертный может помочь богу. Достаточно, чтобы просто захотеть.
Она молчит.
– Неправильно спрашивать, должен ли человек верить в бога, – говорю я.
– А как же правильно?
– Должен ли бог верить в человека. Она фыркает от смеха.
– Должен ли бог верить в человека! Это самое смешное, что я слышала за последнее время.
Раздается сердитое «тсс!». Нас возмущенно призывают к порядку.
В этот момент в храм врываются трое подростков лет шестнадцати. Один из них что-то бросает к алтарю. Это бомба со слезоточивым газом.
– Сдохните, дельфины! – выкрикивает он. Густой дым наполняет помещение. Задыхаясь, мы выбегаем из храма. Полицейского на улице нет. Он возвращается бегом, в руках у него сэндвич. Понятно.
Он оставил пост, чтобы купить себе бутерброд на завтрак, и хулиганы воспользовались его отсутствием.
Сотрясаясь от кашля, с покрасневшими глазами, Дельфина бросает мне:
– Убирайтесь!
– Нет. Так не пойдет. Я не виноват в том, что случилось. Если другие нападают на вас, это не значит, что вы должны гнать меня прочь.
– Я ничего не имею против вас, но сейчас хочу остаться одна. На нас нападают, и никто не защищает нас. Даже если этих засранцев поймают, их тут же отпустят. Нападение на дельфинов – подумаешь, какая важность. Все очень терпимо относятся к этому.
– Только не я.
Слезы катятся из ее опухших глаз. Из моих тоже. Я обнимаю ее, пытаюсь утешить. Она не сопротивляется и шепчет: