И вновь искушение - Сюзанна Энок

По ее телу прошла дрожь. Это были всего лишь слова — и, тем не менее, она снова почувствовала пламя в лоне.

— Прекрати этот разговор, — неуверенно проговорила она.

— Нет. Я сейчас хочу описать тебе, как мы будем снимать друг с друга одежду. Мы начнем с моего галстука, потому что я хочу ощутить, как твои губы целуют мне шею. Затем…

Музыканты на балконе заиграли вальс. Их вальс.

— Если ты станешь продолжать в таком духе во время нашего танца, я упаду в обморок, — проговорила она, пока он вел ее к центру зала.

— Сомневаюсь в этом, — возразил Коннолл с лукавой улыбкой, — но как знаешь. — Положив руку ей на талию, он закружил ее в вальсе.

Эванджелина уже и раньше заметила, что он был искусным танцором, но сейчас, когда у нее была возможность сравнивать, она могла бы сказать, что он танцевал так же великолепно, как и занимался любовью. И это был вполне справедливый комплимент, сказала она себе.

— Пенни за то, чтобы узнать, о чем ты думаешь, — пробормотал он, привлекая ее к себе ближе, чем того требовали приличия.

— Я просто думала о твоих умениях, — призналась она, чувствуя, как заполыхали сначала щеки, а затем и все тело.

— И каков уровень моих умений, смею я спросить?

— Если бы ты был студентом, я поставила бы тебя во главе списка в твоем классе.

Он снова засмеялся. Ей нравились звуки этого веселого смеха, лишенного сарказма, которого было немало в его речи.

— Я просто скажу спасибо и верну тебе, в свою очередь, комплимент.

— Ты обещал, что расскажешь мне о Франции, — сказала Джилли, делая вид, что его комплимент не столь уж ее порадовал.

— Обещал. Очень хорошо. Ты предпочитаешь задавать мне вопросы или я расскажу тебе всю историю?

— Всю историю, если можно.

— Позволь мне прежде сказать, что я хотел бы, чтобы ты никому об этом не рассказывала, — сказал он, глядя ей в глаза.

Она кивнула:

— Обещаю. Коннолл улыбнулся:

— Спасибо. Я собираю произведения искусства. В большинстве своем это картины, но есть также и скульптуры. Обычно я очень разборчив, приобретаю одну или две работы в год. Однако в начале этого года один из моих людей сообщил мне, что на его студию в Париже нагрянули люди Бонапарта и продали ему картины по цене гораздо ниже их стоимости за наличные.

— Наличные. Разве это не обычно…

— Бонапарту нужны были наличные для покупки оружия. До меня дошли также слухи, что Веллингтон начал засылать шпионов, чтобы уничтожить ценные картины и лишить Бонапарта возможности укрепить свое положение во Франции. И тогда я отправился в Париж и приобрел около шестидесяти картин у различных художников и даже в музеях. Я не хотел, чтобы они были уничтожены или потеряны для истории.

— Шестьдесят полотен? — переспросила Эванджелина.

— Я бы приобрел и больше, но за мной шли по пятам люди Бонапарта. Я не хотел, чтобы меня сочли предателем или идиотом дворянином, которого нужно с помощью выкупа вызволять в Англию, поэтому я упаковал десять ящиков и ускользнул домой.

Что-то подсказывало ей, что он опускает добрую порцию опасных приключений и интриг, случившихся при этом, но она была согласна, что бальный зал Хаулеттов — не самое удобное место для того, чтобы подробно говорить о подобных вещах.

— И где они сейчас? Я имею в виду картины.

— Большинство ютится в залах моего Аддисон-Хауса. Лорд Айви предлагал мне, чтобы я одолжил их Британскому музею, и, может быть, я это проделаю с наиболее известными картинами. Они заслуживают того, чтобы их видели, в особенности с учетом того, что я пытался спасти их от гибели и безвестности.

— Я хотела бы посмотреть эти картины, — сказала Эванджелина.

— Потому что ты не веришь мне? — Он вскинул бровь.

— Потому что я люблю искусство, — усмехнулась Эванджелина.

— Для меня будет большим удовольствием показать их тебе.

Ей нравилось, как он смотрел на нее, нравились веселость и интерес в его взгляде. Редмонд и Дэпни тратили столько времени на поклоны и расшаркивания перед ней, что она даже точно не знала, какого цвета у них глаза.

— Лорд Айви твой друг, — сказала она тихо, — но ты и леди Эпплгейт были…

— Айви не знал… не знает, и это было до того, как они познакомились друг с другом, — перебил он Эванджелину. — И должен сказать откровенно, я более заинтересован в сохранении дружбы, чем в продолжении или возобновлении каких-либо отношений с Дейзи. — Он улыбнулся. — Должен сказать, что за последние несколько дней я благодарен Дейзи за то, что она нашла кого-то другого.

— А ты нашел?

Его улыбка смягчилась.

— Да, нашел.

Вальс закончился раньше, чем она оказалась к этому готова, и Коннолл снова положил ее руку на свою.

— Я думаю, нам требуется глоток свежего воздуха, — шепнул он, касаясь губами ее уха.

Она почувствовала, что у нее прерывается дыхание.

— Я не…

Чья-то рука схватила его свободную руку и резко потянула к себе, так что они оба едва не потеряли равновесие.

— Держитесь на подобающем расстоянии от моей дочери, сэр, — прошипел голос ее матери. — Я не хочу, чтобы она подверглась осуждению общества.

Коннолл выпрямился:

— Эванджелина и я обсуждали вопрос, в какое время я подам свой фаэтон завтра для нашей прогулки в парке. В десять часов, Джилли?

Выражение его лица оставалось веселым, но его голубые глаза казались холоднее льда. Эванджелина сглотнула, переведя взгляд с него на мать. Она никогда не видела такого Коннолла раньше, и, несмотря на то, что его самоуверенность и надменность противоречили тому, что она хотела бы видеть в мужчине, она была поражена тем фактом, что ей это понравилось.

— Десять часов будет в самый раз, — услышала она свой голос.

— На завтрашнее утро у тебя есть договоренность о встрече, Эванджелина, — напомнила ей мать.

И даже помолвка, судя по намекам ее матери и обрывочным фразам лорда Редмонда, которые он обронил в этот вечер.

— Я ни с кем не договаривалась о встрече, — сказала Эванджелина, делая удивленное лицо и задавая себе вопрос, как будет реагировать мать на то, что она ведет себя столь вызывающе. — Если кто-то хочет прийти завтра, пусть сделает это после обеда.

— После обеда. — Мать посмотрела на людей, стоявших в пределах слышимости, и коротко кивнула: — Да, конечно. Я поговорю с… И обо всем условлюсь.

— Спасибо, мама.

Бриллиант блеснул на шее матери. Коннолл считал, что бриллиант действительно несет проклятие, но она все еще сомневалась. Тем не менее, сегодня все шло так, как хотел он, и отнюдь не так, как того хотела виконтесса. И с учетом того, что он заставил ее почувствовать, как отнестись к прогулке, о которой она даже не подозревала еще пять минут назад, Эванджелина решила, что она не станет носить бриллиант в ближайшем обозримом будущем. А скорее, в совершенно непредсказуемом будущем.