Избранница Шахрияра - Шахразада

– Спасибо на добром слове, чужеземец.

Шахрияр уже не сидел на горе подушек в курительной комнате дворца. Он вместе с Синдбадом и говорливым конюхом полз по шелковистой траве, а кочки (ибо нет поля без кочек) чувствительно давили ему бока…

Ползком мы проделали недлинный путь, и вскоре Джафар указал мне на какую-то странную дыру в земле. Там оказалась дверь. А за ней ступеньки вели глубоко вниз, в уютные комнаты под землей. Здесь было все для ожидания.

– Будь моим гостем, чужеземец. Вот еда, вот вино…

Мы ели и пили, пока не насытились. А потом в полутьме курили кальян, думая каждый о своем.

В который раз я мысленно возносил благодарность Аллаху за свое спасение, за встречу с человеком. И за то, что, пусть невольно, стал свидетелем чуда. Ведь Джафар и в самом деле был прав: верность и надежда – казалось, такие человеческие чувства, но среди людей можно их встретить реже, чем среди этих сказочных животных…

Голос Джафара отвлек меня от мыслей:

– Уже скоро, Синбдад. Когда таинство свершится, мы отведем Алхас в стойло, а после я представлю тебя нашему царю аль-Михрджану, если Аллах будет милосерден и не пошлет нам бед… Знай же, что если бы ты не встретил сегодня меня или одного из моих товарищей-конюхов, то до нашего жилья тебе бы пришлось идти не одну неделю. И неизвестно еще, какие несчастья подстерегли бы тебя на этом пути. Ведь мы живем в самом сердце острова и выходим к берегу только тогда, когда ведем кобыл на встречу с их крылатыми мужьями.

Я хотел бы, конечно, прямо сейчас отправиться в обитаемые места. Ибо во мне ожила и окрепла надежда на то, что когда-нибудь, пусть и нескоро, но попаду я в обитель своего сердца – несравненный и прекрасный Багдад. Но понимал я и Джафара. Великое чудо, ради которого он и его товарищи пришли сегодня на берег моря, требовало времени и терпения. Значит, всем нам приходилось ждать.

Медленно текли минуты, мерцали огоньки светильников. Веки мои смежились, я почти уснул. Но в этот момент раздался удар, похожий на раскат грома, а затем мы услышали крики, которые не мог издавать человек. Низкие, полные отчаяния и тоски звуки дошли к нам под землю так же легко, как если бы не существовало никаких преград.

– Что ж, Синдбад, – сказал мне Джафар, – пора. Это кричал муж нашей прекрасной Алхас. Его сердце рвется от боли: он мечтает остаться с ней, но пришла пора улетать. Обычно мы не торопимся подниматься на берег и даем им попрощаться, но сейчас я потихоньку выведу тебя – ты должен увидеть это чудо.

Крадучись, отсчитали мы ступени вверх, прохладный ветерок погладил нас по щекам. Розовело небо, до восхода оставались мгновения. Несколько шагов – и мы пришли на поляну, где привязал Джафар кобылу. Сейчас, в свете разгорающегося утра, она выглядела не только громадной. Появилась в ней какая-то угроза. Но, быть может, мне так только показалось. Рядом с ней стоял ее муж. Прекраснее существа не видал я в мире подлунном. Огромный конь, высотой превышающий взрослого мужчину вдвое, черный как смоль. Гордый и грозный поворот головы выдавал его горячий нрав. Я до этой минуты не верил Джафару, но конь и впрямь был крылат. Огромными крыльями, не похожими ни на крылья птицы, ни на крылья нетопыря, он словно обнимал свою подругу.

– Смотри, чужеземец, они прощаются, – прошептал Джафар, – еще немного, и он улетит… Я вижу это чудо уже не первый раз, но всегда мое сердце замирает от счастья и боли. Я молю Аллаха всемилостивейшего, чтобы дал он мне сил прожить еще год, привести сюда прекрасную Алхас и подарить им еще одну встречу…

Чудо любви, пусть воспетое лишь в сказке, заставило чуть сильнее биться сердце Шахрияра. Ибо как ни коварно было проклятие, оно не убило душу принца. Мечта о тепле, нежном взгляде, соединении с единственной воспрянула в его разуме. Надежда проснулась там, где, казалось, не осталось никаких человеческих чувств, кроме пепла сгоревшей страсти. Шахрияр протянул руку, желая ощутить человеческое тепло. Но пальцы его наткнулись на резную ножку трона.

Свиток восемнадцатый

Холод слоновой кости, казалось, ожег пальцы принца. Но всего лишь на миг. Он поднял руку чуть выше и коснулся колена Шахразады. Девушка шевельнулась и опустила ноги на пол.

«Осторожнее, сестричка, – услышала она голос Герсими, – твоя колдовская сказка только началась. Позволь принцу насладиться сполна тем, что тешит его воображение. Не торопись. Пусть твой рассказ будет как можно длиннее…»

Пальцы принца едва заметно сжали ступню Шахразады. «О нет, мой принц, – подумала она. – Не сейчас». И девушка продолжила:

– Я хотел расспросить Джафара о маленьких кобылках, но меня перебил громоподобный звук – это конь ударил копытом. Потом раздался еще один страшный, оглушающий крик, и порыв ветра начал клонить нас к земле. То взмахнул своими чудовищно огромными крыльями морской конь. Морда его еще раз с великой нежностью коснулась морды кобылы – и вот он уже парит в небе, стремительно уменьшаясь… В лучах восходящего солнца он казался еще чернее, чем был на самом деле. Вот к нему присоединились другие крылатые кони… Они улетали, в последний раз криками попрощавшись со своими подругами. С земли ржанием им отвечали кобылы. И были в том ответе и радость от встречи с любимыми, и надежда…

– Что ж, Синдбад-чужеземец, нам пора. Идем отвяжем Алхас и отправимся домой. Я отведу тебя к царю аль-Михрджану и по пути покажу нашу страну. Для меня это будет и честью, и наградой, ибо нет большего удовольствия, чем показывать незнакомцу любимую родину, прекраснее которой не знаю ничего в мире.

(Я был согласен с ним. Правда, однако, заключалась в том, что для человека его родина и место, которое он называет самым прекрасным, не всегда одно и то же. Ибо родиной может быть и всеми забытая деревушка, красота которой лишь в воспоминаниях человека о сладостных минутах детства.)

Мы отвязали кобылу, которая почти безучастно подпустила нас к себе. Она была так велика, что и вдвоем мы свободно устроились у нее на спине.

Джафар был прав: те строения, которые я увидел с холма, оказались довольно далеко. Ехали мы почти до полудня, и это притом, что чудесные кони несли нас гораздо быстрее, чем самые быстрые лошади у меня на родине.

Город царя аль-Михрджана был велик и богат, но я не увидел заборов и засовов. Двери домов были гостеприимно распахнуты, а на порогах играли веселые упитанные дети.

– Не удивляйся, Синдбад-чужеземец. Да, наш город богат. Маги более чем щедро платят за волшебных коней, а наш царь мудр и справедлив. Он отлично знает, что главное богатство – это честный и самоотверженный труд его подданных. Чем больше царь нам отдаст, тем лучше мы будем трудиться на благо нашего царства и на благо наших семей.