Налево пойдешь - коня потеряешь - Рауль Мир-Хайдаров

Рашид слушал не перебивая, потому что не понимал, куда клонит председатель гаражного кооператива.

-- ...А дело, Рашид, такое. Решили открыть в Ташкенте, а если удастся и по всей республике, залы игровых автоматов. Дело давно проверенное, на азарте умные люди миллионы делают. Но для начала требуются деньги, большие деньги: надо заполучить надежные автоматы, аттракционы, нужны штаты, помещения, разрешения райисполкомов, утверждение максимальных цен; необходимо открыть счета и финансирование в нужных банках. Все уже продумано, закручено, вот-вот завертится колесо и посыплется золотой дождь на хозяев, но в самом конце у пайщиков стали иссякать наличные -- ты не можешь представить, какие деньги вложили в игорный бизнес! -- поэтому они предлагают тебе вложить тридцать тысяч, которые вернут сразу с первых прибылей, не позже чем через полгода.

Глядя на непроницаемое лицо Рашида, Фрэд встал, подошел к письменному столу и молча подал ему большую красивую коробочку. Рашид нажал на кнопку, и крышка легко открылась: с черного бархата обивки полыхнули ослепительным блеском бриллианты.

-- Что это? -- спросил он, непонимающе глядя на хозяина.

Такая реакция не осталась не замеченной Фрэдом, но он не придал ей значения, подумав, что Давлатова ошеломили красота колье и герб некогда старейшего ювелирного дома России.

-- Залог под твой взнос,-- объяснил он. -- Только помни: старинное колье гораздо дороже твоего пая. Обычно залог никому не обеспечивают, достаточно слова, но ты человек новый и осторожный, судя по всему, поэтому пошли навстречу. Цени доверие и внимание.

Рашид, немного отойдя от первого шока, спросил с любопытством:

-- А что я буду иметь, если войду в дело?

Фрэд вытер взмокший от волнения лоб.

-- С момента вступления будешь ежемесячно получать по триста рублей в течение пяти лет. Нигде не числясь, не расписываясь, то есть абсолютно без риска. А пай вернут тебе первому, я уже говорил. Впрочем, если автоматы окажутся надежными и прослужат более пятилетнего гарантийного срока, деньги будут выплачиваться и дальше.

Рашид почему-то до сих пор воспринимал разговор как розыгрыш -- у них в "Ешлике" часто и остроумно разыгрывали друг друга, причем иную шутку готовили неделями,-- но сейчас почувствовал, что шуткой тут и не пахнет: слишком уж волновался Фрэд от возложенной на него миссии. Рука машинально нажала кнопку, и Рашида снова ослепил холодный блеск бриллиантов. Он нечаянно выронил коробку и почему-то вдруг смертельно испугался...

Реакцию Фрэд сохранил отменную,-- он перехватил выпавшую коробку и по бледному лицу Давлатова понял, что обратился не по адресу.

Рашиду стало неловко за свой непонятный страх и хотелось как-нибудь достойнее выйти из неприятного положения, но ничего путного в голову не приходило -- страх словно парализовал его.

Фрэд понял его состояние и рассмеялся:

-- Ну, не тянешь так не тянешь, ошиблись, значит, в тебе проницательные люди. Но запомни: язык надо держать за зубами, в таком деле и соседей не милуют...

Больше Рашид деловых предложений не получал, и ни в какие аферы его не втягивали -- мозговой трест ошибался редко. Анюте он не сказал ни слова, а жаль, может, с самого начала было бы меньше восторгов по поводу людей, живущих вокруг.

"Как же так? -- недоумевал Рашид. -- Банк, финансирование, официальные штаты, залы в людных местах, и какие-то подпольные владельцы?" Наконец, после долгих раздумий, решил, что его хотели обмануть. Впрочем, пожелай даже он войти в долю, стать тайным совладельцем игорных заведений, откуда у него такие деньги?

Но когда во всех оживленных местах Ташкента и в тесных предбанниках кинотеатров стали дружно появляться залы игральных автоматов, Рашид понял, что с ним говорили серьезно, и размах показывал, что нужные деньги нашлись и хорошо подмазанному делу не чинили бюрократических помех. Судьба игральных залов его не волновала, у него своих забот хватало, хотя время от времени он слышал обрывочные фразы о новом бизнесе.

Наверное, Рашид никогда бы не вспомнил о давнем предложении, да и сегодня тоже, если бы неделю назад не прочитал в главной республиканской газете статью. Поразило его не только количество залов игральных автоматов и размах дела -- залы работали в три смены, без перерыва,-- но и то, что в некоторых имелись "однорукие бандиты", те самые, что стоят в Лас-Вегасе и Монте-Карло и опутали весь мир,-- настоящие, с клеймом "Made in USA". И даже корреспонденту уважаемой газеты не удалось добраться до сути: как попали в далекий Узбекистан эти "однорукие бандиты"? По газетной версии автоматы предназначались для теплохода, работающего по фрахту на иностранных линиях, но как они объявились в сухопутном Ташкенте, читатели так и не узнали...

"Удивительная осень,-- пришла неожиданная мысль. -- Проясняется все вокруг, по всей стране. Еще полгода назад вряд ли вышла бы подобная статья, поостереглись бы о таком во всеуслышание говорить, да и те, кому это невыгодно, не дали бы ей ходу, сила у них была, деньги текли рекой до самого верха. Да и сейчас рано сбрасывать их со счетов-- затаились, выжидают, надеются, что временно это, очередная кампания..."

И сам собой возник неутешительный вывод: если его соседи жили двойной жизнью, то он жил с двойной моралью.

Ведь на работе он не раз говорил о расплодившейся новой элите, и не просто говорил, а осуждал, ибо вокруг, куда ни глянь, попиралась справедливость. Выходит, неискренним он был со своими друзьями: Фатхуллой, Баходыром, Мариком, если, приходя домой, принимал или шел в гости к этой самой что ни на есть махровой, самодовольной элите, тем более зная, что она к тому же и нечиста на руку. А услуги соседей, которыми пользовался? Значит, всецело разделял в душе их корпоративную мораль.

А блага от такой морали доставались немалые, от телефона и гаража до билета на любой спектакль, да и вообще вряд ли существовала в Ташкенте сфера, которая, по выражению Анюты, не была "прихвачена" влиятельными людьми из "Ешлика". Отказался ли когда от чего-нибудь, да что отказался - задумался ли крепко, что пользуется тем, что предназначено другим?

"Нет, как ни оправдывайся, я стопроцентный представитель блатного "Ешлика", даже если не вхожу в мозговой трест и не ворочаю темными делами,--казнился Рашид. -- А может, оттого и не входил в мозговой трест и не ворочал темными делами, что кишка оказалась тонка, а не потому, что честнее и лучше окружения?" -- задал он себе новый вопрос.

И тут же, как ни странно, без труда нашелся ответ. Мало, оказывается, стоять в стороне, в позе стороннего наблюдателя, даже с чистыми руками. Пока не научишься называть вещи своими именами и не будешь относиться к себе строже, чем к другим, не перестанешь тешиться мыслями, что в главном ты себя не запятнал, а мелочи вроде не в счет,-- иллюзией будет называть себя порядочным человеком.

Неожиданно он подумал, что жить так дальше нельзя, и пришла шальная мысль: а не пойти ли работать в мастерскую, где ремонтируют радиоаппаратуру и вычислительную технику, ведь есть у него к этому тяга, способности. Мысль вроде абсурдная, но, если вдуматься, есть резон: лучше не теряя годы стать классным специалистом, чем быть псевдоинженером.

-- Начать все сначала? -- сказал как-то неуверенно вслух Рашид, и вновь его мысли вернулись к отцу.

"Вот кого не пугают перемены, а только радуют",-- подумал Рашид и улыбнулся. Он знал, что Бугаев, председатель колхоза в Степном, предложил отцу с Авдеевым взять сельский подряд: выращивать скот, свиней и птицу, и под это дело выделил пашни, луга, выгон, технику. "С весны станем фермерами",-- весело сказал отец по телефону.

"И нам с Анютой нашлось бы дело на семейной ферме",-- подумал Рашид, но представить Анюту на ферме среди телят и поросят не смог и вздохнул...

Осенние сумерки густели прямо на глазах, и из поля видимости исчезало то одно, то другое, словно невидимая рука опускала театральный занавес, сужая сцену, и невидимый режиссер убирал на ночь и Чаткальский хребет, и шипан Палвана Искандера, и уходящий в поля арык Салиха-ака, и тутовники, затаившие жизнь до весны, и вспаханные поля, неоглядные поутру; нет и неба -- одна дымная наволочь, которой, кажется, можно коснуться рукой.

И вдруг Рашид ясно ощутил, что если сейчас, сию минуту не примет какого-то решения, все останется по-прежнему, хотя жить так ему уже не хочется. Мелькнула в сознании почему-то корова, порвавшая цепь, и он улыбнулся.

"Да-да, сейчас, немедля, несмотря на ночь, в Ташкент, домой!" --осенило его. Четкой и осознанной программы не было, был лишь душевный порыв - это он чувствовал.

Прежде всего необходим разговор с Анютой об их жизни, о их семье, ведь должен он и ей дать шанс начать сначала. Разговор предстоит не из легких и может закончиться вопросом, старым как мир: быть или не быть?

И он наконец-то должен ответить на него по-мужски, как велит разбуженная совесть. А если нет, если она не захочет понять его и что-то поменять в своей судьбе и на этот раз, не пожелает расстаться с придуманной жизнью? Как тогда? Найдет ли он в себе силы не держаться за то, что стало его оковами, выйдет ли из круга, где имеет не заработанные привилегии, где как бы узаконена и его причастность к избранным?