Борьба: Возмездие в сумерках - Владимир Андерсон

class="p1">— Кто-то не в курсе ситуации? Надо объяснять? — продолжил Главком и тут же заметил, как изменились у всех окружающих глаза. Ещё буквально минуту назад они были извиняющимися, подавленными и потухшими, как в момент стали агрессивными и злорадными. Таким же, что и был, взгляд остался только Захарченко — спокойным и размеренным.

Но при этом все также продолжали молчать. Зубкову стало не по себе, и он сам ощутил, как начало колотить его сердце.

— Чё молчите-то?! Спрашиваю ещё раз, блять! Все в курсе ситуации?!

Они стали понемногу переглядываться друг с другом. Так хитро, аккуратно. И снова очень злорадно. Вокруг повисла страшная тишина. И Зубков начал судорожно переглядываться то с одним, то с другим. То с одним, то с другим… Нет… Они этого не сделают. Они овцы. Тупые бараны. Они поставлены мной. Они обязаны мне. И без меня они ничто и были бы никем…

Их руки одна за другой потянулись к кобурам, оружию, за спину… Злобно, жестоко и злорадно. Было видно, что им нравится это, и что они специально тянут момент, потому что не смогут потом прожить его заново. Не достал оружие только Захарченко, но только он и что-то сказал:

— Генерал Зубков, я снимаю Вас с должности Главнокомандующего… И приговариваю к расстрелу на месте…

Казалось, что он не успел договорить, когда остальные начали палить по Зубкову также злобно, жестоко и злорадно, как только что смотрели на него.

Губернатор

— Дони, ты либо говори всё, как я говорю, либо просто молчи уж тогда, — сказал Блух.

Броз Славянской колонны и министр имперской армии два часа назад выехали из Ростова-на-Дону и двинулись прямиком в столицу чумной империи Чум-бату. До этого момента они молчали, ничего не пили и не ели, а просто смотрели в окно, на мимо проезжающую территорию — холмы, периодически перекопанные карьеры, изредка попадавшиеся деревья, иногда какие-то столетние избушки, от которых оставались фрагменты стен и печные трубы из кирпича. Весьма скудный ландшафт на предмет эстетики, но вполне подходящий в плане многообразия.

Блух не часто проезжал по отведённым ему территориям, считая их по большей части какой-то пустошью, но с того момента, как власть надо всем этим стала ускользать от него, появилось ощущение того, что он что-то недооценивал.

Особенно после того, как выяснилось, что ещё два сектора теперь повисли в воздухе: «Саппо» и «Арха». Это уже относилось к группировке «Екатеринослав-Кременчуг», и ему даже было непонятно, как так получилось, что уже и ей теперь начинают заведовать СЧК со своими хиви и с внутренним самоуправлением людей. Мало того, «Арха» — вообще крупнейшее предприятие всей Славянской колонны и самое крупное сталелитейное во всей Империи. И теперь охрану и производство на нём обеспечивают люди. Такое в голове не укладывалось… Что вообще до такого можно было дожить.

Ещё даже год назад не было разговора ни про самоуправление, ни про хиви, охраняющих производство, ни даже про то, чтобы вообще как-то облегчить участь людям — всё эти глупые игры СЧК, которые только и думают, как бы поджать под себя остальных…

— Дони, ну что ты молчишь? Мы же в такой заднице оказались и вместе решили действовать. Надо уже теперь идти до конца, раз решились, — продолжил Блух.

— Я должен тебе кое о чём рассказать. — ответил Донхр. — Перед тем, как мы начнём говорить с патриархом, ты должен кое-что знать.

Блух заметил тон и некоторую встревоженность. Не ту, которая выдаёт какой-то страх, а, скорей, ту, которая предшествует стыду. Стыду за что-то, что когда-то сделал, хоть и пришлось при этом переступать через себя.

— Что сказать-то? Говори же, Дони!

— Понимаешь, тут такое дело… Помнишь тот взрыв в Луганске, когда мы потеряли несколько бур имперской армии и СЧК?

— Да уж такое не помнить. Столько вони было из-за такой мелочи. Мы и больше теряли. Вон лет пять назад была заваруха возле Никополя. Мы там и восемь бур потеряли… И никто кругом так не возмущался, а тут всего-то.

— Дружище, мы там совсем не то потеряли, что заявлено…

Наступила неловкая пауза. Блух сидел и смотрел на своего собеседника, почти даже не моргая.

— Дружище, мы там потеряли девять легионов. Семь имперской армии, и два — СЧК… Это был не просто взрыв с последующим обстрелом — образовалась такая дыра, что она достала до реки, и там всё затопило. Мы всем говорили, что успели отвести и всё прочее, но это сказки всё. Там почти никто не выжил. И все обслуживающие бригады тоже затопило. Девять легионов, а не пять бур. Мы потеряли основные ударные силы имперской армии и штурмовиков СЧК во всей Славянской колонне. Вот почему никто из нас не был против, что устроят там эту свою автономию и передадут охрану хиви… Нам самим некем было всё это охранять. И воевать с маки некем. Вот откуда идут все эти изменения.

Блух сидел и пялился на того, кто уже давно был ему другом, и не понимал, как могло получиться так, что он сам обо всём этом не знал вообще ничего. Всякое бывало, конечно, но чтобы так. Это ж сколько надо было отчётов подделать, сколько чумов подкупить, сколько всего везде поменять, сжечь и написать заново, чтобы это не вылезло наружу. И ведь удалось же. Самое-то главное, что это у кого-то удалось. У кого?

— Дони, это кто всё сделал? Закинхр? — спросил Блух, немного дрожащим голосом.

— Да. И я помог ему. Как ты понимаешь, я в этом помог ему…

— Зачем? Я не понимаю, Дони. Там же не было твоей вины? Это была операция СЧК, а твои там — только прикрытие.

— Да о чём ты? Кого это волнует? Такие потери. Семь легионов имперской армии, это 46 бур. Какая разница, кто там всем заведовал. У меня-то после этого их уже не было. Что со мной в этом случае должны сделать?

Блух покачал головой. Да что уж тут говорить. Понятно, что за это можно сделать. Пытать, а потом казнить. Такие потери в Империи никому не прощают. Ни прошлые заслуги не помогут, ни чьё-то заступничество, ни любые фантазии о какой-либо прочей помощи. Не поможет ничего. Пытки, потом казнь. Единственный способ остаться в живых — скрыть это. Сделать так, будто ничего не было.

— Так вы на пару с Закинхром прикрыли друг друга и с обеих сторон подменили реальность на бумаге и так, чтоб у обоих сходилось. Так я понимаю?

— Ну да. Правильно понимаешь.

— Ну