Хорошая жизнь - Маргарита Олари

Игуменья сказала, вам с Владой не стоит так много общаться. На мой вопрос, как же мне не общаться с ней, если она стоит на клиросе вместе со мной и вместе со мной поет, Игуменья ответила просто. А вот не общаться и все. Тогда я спросила, может быть, Игуменье стоит поговорить с самой Владой. Может быть, предложить ей меньше разговаривать, или же вообще ограничить ее в визитах. Монастырь не нуждается в ней, так зачем она продолжает к нам приходить. Мои вопросы, конечно, касались не Влады, а самой Игуменьи. Она все поняла верно, отчеканила напоследок, я тебе сказала что делать, и ушла. С этого момента мои отношения с ней станут напряженными. С этого момента мои отношения с Владой начнут портиться. Мне будет сложно подчиниться Игуменье так же, как будет сложно ей не подчиняться. Несколько месяцев подряд я скандалила с Игуменьей и Владой попеременно и однажды исчерпала игуменское великодушие. Зимой, в лютые морозы, меня отправили в скит. Игуменья, таким образом, пыталась дать мне возможность не видеть Владу хотя бы день. Я ехала на электричке в скит, бывший до революции мужским монастырем. Именно туда на покой отправили Святителя Тихона Задонского. Но покоем там не пахло. Игумен монастыря давно спился, не любил Святителя, оскорблял его, а когда Тихон в смирении падал пред ним на колени и просил прощения за то, что доставляет ему неудобство, Игумен бил Тихона. Три часа на электричке среди снега и снега. Я подумала, все происходящее не случайно. Наверное, я действительно оторвалась от реальности. Теперь у меня есть возможность посмотреть на свою жизнь со стороны. Пожить там, где жил Святитель Тихон, стать проще, стать мирной. Стать мирной, так я думала. Решение Игуменьи отправить меня в скит было не просто глупым. Это было самое глупое решение, которое она приняла. Стать мирной, да. Стать мирной. Когда я добралась до скита, то осознала всю беспонтовость этого предприятия. Стать мирной. Лучше бы мне купили токарный станок.

Ожидание чуда

Шла вторая неделя поисков Влады. Мне незачем искать ее, нечего сказать ей, кроме того, что я живу, пишу, дышу, кашляю и чихаю. Но мне безумно хотелось ее найти. Я приходила в отчаянье с каждым звонком не в ту квартиру. Из жалости или чтобы отвязаться, бывшая соседка Влады дала ее номер телефона, но номер не обслуживался. По двадцать раз на дню я набирала этот номер. Хотя бы услышать голос сурового робота женского пола. Искала Владу через знакомых, рассматривала все возможные сайты знакомств, говорила с теми, кто жил в ее городе. Маленький город, вероятность, что кто-нибудь знаком с ней, была высока. Но Владу никто не знал. Здесь такие не живут. Я отчаялась, больше не верила в свои возможности, а чуда не происходило. Друзья спрашивали, нашла. Пока нет, отвечала я сердито. Ну что, будешь искать дальше. Буду. К концу второй недели на мой мобильный прислали sms. Это не был комсомолец Максим, не была Вера. Десять цифр работающего телефона Влады. Десять цифр, из-за которых две недели страдали ни в чем не повинные люди. Я думала, сейчас наберу номер, Влада поднимет трубку, я скажу ей, привет. Скажу, привет, как дела. Она обрадуется, удивится, вздохнет, закричит «ура», начнет рассказывать о себе. Сейчас наберу номер. Привет, как дела. Привет. Ты меня хорошо слышишь. Я хорошо тебя слышу, зачем ты звонишь. Хочу узнать, как твои дела. Да ну, три года назад тебя совершенно не интересовали мои дела. А сейчас интересуют. Что изменилось. Я изменилась, Владуся, я очень изменилась. С трудом верится. Поверь, это так, это правда, как дела. Дела прекрасны. Голос Влады звучал уверенно и холодно. Он мало чем отличался от голоса робота женского пола. Фразы другие, интонации те же.

Я замолчала. Две недели моих надежд выливаются в не совсем интересный разговор. Чего молчишь, спросила Влада. Ты не ответила, как дела. Мой голос отличался от голоса робота, он выдавал волнение, мне себя было жалко. Влада не жалела меня, после того что ты обо мне сказала, ты еще смеешь звонить. Смею, Владуся, смею. А ты думала о том, какие чувства я испытала, когда мне это передали. Я начала лгать, сочинила правдивую историю о том, как исказили смысл моих слов, и даже была готова признаться, что дети Влады это мои дети. Не верю тебе, бросила Влада. Но я настаивала на том, что мне верить можно. Как ты думаешь, Владуся, зачем мне звонить тебе, спросила я в сердцах. Рита, я понятия не имею, что может взбрести тебе в голову. Вот именно. А как ты думаешь, что есть у тебя, чего нет у меня, в чем я нуждалась бы, что ты можешь мне дать. Думаю, ничего. Тогда отчего мы не можем просто поговорить. Полное отсутствие логики в последних предложениях почему-то успокоило Владу. Расскажи ты о себе, попросила она. Нет, Владуся, это ты расскажи о себе. Как твои дети, как ты живешь, как муж, как твоя работа, хватает ли денег, давай, рассказывай.

Когда Влада начала говорить, она уже не могла остановиться. Я слушала ее и понимала, что она сама все тот же ребенок, каким я ее помню, и неважно, что ей уже почти тридцать лет. Понимала, почему она не хотела говорить о себе. Понимала, что сама теперь не хочу знать, как она живет, но по другой причине, не потому, что она мне безразлична. Когда-то Влада прекрасно пела, у нее абсолютный слух и удивительной красоты голос. Она хотела поступить в музыкальное училище, но ее не приняли, нам вас нечему научить, сказали ей. Наверное, ее действительно ничему не нужно было учить. Странно, но Влада смирилась с этим. В семнадцать лет она не представляла себя без музыки. И я не представляла ее без музыки. Все, кто знал ее, не представляли, как Влада может не петь. Она смирилась, поступила в медицинское училище, а после его окончания работала медсестрой в поликлинике. Втайне от всех любила девушек, заводила короткие романы, но в ее городе почти ничего нельзя скрыть. Влада вышла замуж, чтобы жить так, как живут все. И муж был неплохой, рассказывала она, только полный придурок. Вот представь, возвращался с работы, разбрасывал по квартире свои вонючие носки, в грязных брюках садился на диван. Ты ведь помнишь, как я не люблю, когда приходят с улицы и не переодеваются. Я спросила, Владуся, неужели это все его недостатки. Нет, он прикладывался к бутылке, ссорился со мной, называл меня дурой. И всё. Не всё, он поднял на меня руку. А ты что. А ничего, ходила в синяках неделю, я развелась бы с ним раньше, но мама говорила, что так будет нехорошо. Беременная первым ребенком, Влада оставила мужа, и родила ребенка без него. Через год муж вспомнит о том, что у него есть девочка, попросит Владу дать ему еще один шанс. Не знаю, зачем она дала ему еще один шанс. Она ушла от него второй раз беременная вторым ребенком. Так у Влады родился мальчик. На кого похожи дети, спросила я. К сожалению, на него, грустно ответила Влада. Каждый день она встает в семь утра, везет детей в детский сад в центре города. Пятнадцать остановок на троллейбусе, битком набитом людьми. Она везет их именно туда, потому что детский сад рядом с ее домом платный. Потом Влада едет на работу, за которую получает три с половиной тысячи рублей в месяц. После работы едет за детьми, забирает их из сада последними, и еще пятнадцать остановок до дома. Домой они приезжают к девяти вечера. Каждый день. Изо дня в день. По выходным Влада поет в церкви. Она не высыпается. Дети часто болеют, в их квартире почти не топят зимой, а летом в ней сыро. Ей с детьми в принципе не особо есть на что жить. Влада больше не ищет настоящую любовь. Пятнадцать остановок туда, пятнадцать обратно. Каждый день. Без вариантов, без надежды на лучшее, без веры в то, что когда-нибудь наступит хорошая жизнь. Возможно, я стала провинциальной курицей, но даже не отрицаю этого. Владуся, я ведь об этом не говорила. Ты не говорила, но, по сути, так и есть. Нет такого, ты же с кометой в заднице, без всякого энтузиазма поддерживала я Владу. Рита, да пойми, когда я вспоминаю, какой была раньше, и сравниваю это с тем, во что превратилась сейчас, то думаю, может быть, я была такой, как сейчас, всегда, в этом ужас, понимаешь. Влада плакала. Я сказала, Владуся, а помнишь свой день рожденья в монастыре. Да, радостно ответила она. Ты помнишь его так, будто он был вчера, да. Да, будто вчера. Все эти годы меня поддерживали лишь несколько воспоминаний из прошлого. Не понимаю, зачем после тебя я спала с женщинами. Скажи, а ты любила тех, с кем спала после меня. Да, Владуся, любила. Сильно. Раза три очень сильно. Влада вздохнула, а я спала с ними и знала, что никогда не буду любить их так, как люблю тебя. А день рожденья ты точно помнишь, Владуся. Точно, не сомневайся. В деталях помнишь. В деталях. А помнишь, как пришла Валюша. Да. А как Игуменья запретила нам разговаривать. О, да. Рита, я иногда думаю, что если бы она так не стремилась оградить нас друг от друга, наверное, между нами ничего бы и не произошло. И я так думаю. Да. Когда ты открыла дверь в мою келью, и стояла на пороге с зубной щеткой в руке, то была очень смешной. Да. А ведь я тогда все поняла. Что всё. Именно тогда, когда я смотрела на тебя, то поняла, что ты меня тоже любишь, знала это всегда, даже если ты выгоняла меня из монастыря. Ты права, Владуся, ты права. Я разговаривала с Владой, и мне казалось, я возвращаюсь в прошлое. Мы перебивали друг друга, а помнишь, а помнишь. Ну, что скажешь, спросила Влада. Скажу, что была рада тебя слышать, Владуся, я позвоню еще. Ладно. Я тебе позвоню. Ты только не думай, что эта жизнь в тридцать остановок, что она навсегда. Вы будете жить лучше, правда, ты ведь сильная и никакая не курица. Просто верь, что будет лучше. Постараюсь, ответила Влада, а ты себя береги. Пока. Пока, обнимаю тебя. И я тебя, пока. Пока. Подожди, остановила Влада, помнишь, ты подарила мне двухкассетник. Помню. Ну вот, он до сих пор у меня. Владуся, сейчас все слушают диски, нафига двухкассетник держать. Ты не понимаешь, это ведь память. У меня не осталось от тебя ничего, кроме фотографий одиннадцатилетней давности и магнитофона. И что, он все еще работает. Да, работает, и еще, подожди. У. Как твой муж. Владуся, у меня нет мужа. Нет, ну как твой бывший муж. Понятия не имею. А на что ты живешь. В каком смысле. Рита, ну где ты работаешь, деньги у тебя откуда. Я задумчиво молчала. Ты меня слышишь, Рита. Слышу, да. А деньги откуда. Честно сказать. Конечно. Деньги я снимаю со счета. А как они появляются на счете, пытала меня Влада. Но вот как они появляются на счете, я не знаю. Ну хватит, я серьезно. И я серьезно. Знаешь, Владуся, может быть, ты подумаешь над тем, чтобы начать свое дело. Какое в этом городе может быть дело, Рита. Обычное дело. Парикмахерская, кафе, стоматологический кабинет, ларек с газировкой, обычное дело, понимаешь. А кто мне даст на это деньги. Я дам. Ты даже не знаешь, как они появляются у тебя на счете. Ну и что, это никак не связано с тем, что я могу их со счета снять. Хорошо, предположим, ты их мне дашь, а если я прогорю со своим делом. Не прогоришь. Почему ты так думаешь. Потому что я в тебя верю, пообещай мне, что подумаешь насчет своего дела, ладно. Ладно, только выбирать не из чего. Владуся, всегда есть из чего выбирать, не сомневайся. Я позвоню еще, давай, пока. Пока, звони. Позвоню, пока. Через неделю Влада прислала удивительное письмо «как мне подсчитать предполагаемый доход и точно определить первоначальную сумму вложений». В груди приятно покалывало. Ей нужно было всего ничего, просто знать, что в нее верят. Верить в себя. Бороться с тридцатью остановками ежедневно. Помнить, что себя можно и нужно менять. Ничего больше.