Увядание - Лорен Де Стефано

Перед сном он часто мне о чем-нибудь рассказывает. Габриель стал приносить мне завтрак в то же время, что и другим женам. Завтрак теперь сервируют на двоих. Линден часто заказывает что-нибудь неожиданное, например чашку сиропа или виноград, который он ест, поднося ко рту целую гроздь и откусывая от нее по ягодке. Мне очень не хватает Джун Бинз, Габриель их больше не приносит. Еще я скучаю по нашим с ним разговорам. Нам остается только обмениваться быстрыми взглядами, потому что Линден стал брать меня на дневные прогулки.

В теплую погоду он приглашает нас троих к бассейну. Дженна загорает, Сесилия прыгает в воду с криками неприкрытого восторга. Они заставляют меня задуматься о нормальном детстве и о свободе, которых она лишена. Большую часть времени я провожу под водой, где наблюдаю за голографическими медузами, скользящими над иллюзией океанского дна. Ко мне устремляются акулы. Проплыв сквозь меня, они уступают место стайкам ярко-желтых и оранжевых рыбок, за которыми следуют киты размером с целый бассейн. Иногда я забываю, что все здесь ненастоящее, и, погружаясь все глубже, отправляюсь на поиски Атлантиды, чтобы уткнуться в итоге носом в дно бассейна.

Мы проводим здесь целые дни. Мне нравится, словно я на отдыхе со своими сестрами. Даже Дженна, опустив кончики пальцев в воду, поддается царящему здесь настроению и брызгает на меня водой.

Однажды мы с Сесилией сговариваемся и, неожиданно схватив Дженну за ноги, стаскиваем ее в воду. Дженна протестующе визжит, хватается за край бассейна, кричит, что мы просто отвратительны и что она нас ненавидит. Наконец она успокаивается. Мы ныряем вместе, держась за руки: хотим поймать голографических гуппи.

Сам Линден не плавает, только интересуется время от времени, как нам нравятся голограммы. На нем только плавки, и видно, какой он худой и бледный. Расположившись на влажном полотенце, он погружается в чтение журналов по архитектуре. Наверное, собирается вернуться к работе. Может быть, опять начнет выезжать из поместья. Глядишь, на какую-нибудь вечеринку пригласят. Он решит пойти и меня с собой возьмет. Знаю, что побег нужно тщательно спланировать – в первый же выход в свет у меня вряд ли получится быстро и незаметно раствориться в толпе. А вдруг там будет телевидение? Вот увидит меня Роуэн в какой-нибудь программе, будет знать, что я не умерла.

Как-то раз я заскакиваю в дом, чтобы взять еще одно полотенце из шкафа прямо за дверью, и с разбегу чуть не налетаю на Габриеля, держащего в руках поднос с изящными бокалами, наполненными апельсиновым соком.

– Ой, прости, – выпаливаю я.

– Ты, я вижу, не скучаешь, – говорит он, смотря куда-то в сторону.

Коротко извинившись, он начинает меня обходить.

– Постой, – прошу я.

Оглядываюсь. Через стеклянную дверь хорошо видна вся наша компания, отдыхающая и резвящаяся у бассейна. Хочу убедиться, что никто из них на нас не смотрит. Габриель оборачивается ко мне.

– Ты на меня за что-то злишься?

– Да нет. Мне просто показалось, что тебе больше не до разговоров со слугами, – отвечает он. Мне не по душе сумрачный блеск его обычно кротких глаз. – Ты же стала настоящей супругой Коменданта.

– Эй, погоди-ка! – пытаюсь я его остановить.

– Тут и объяснять нечего, леди Рейн, – продолжает он.

Да, так меня слугам называть и положено, но я, видимо, до такого обращения еще не доросла, и все зовут меня «Рейн», ну, или «блондиночка». Вообще-то Габриель прав. Я уже давно не разговаривала ни с кем, кроме Линдена и сестер. А мне так нравилось сидеть на кухонном столе и болтать с поварами. Я скучаю по нашим с Габриелем разговорам и по Джун Бинз (надо бы пополнить их запасы). Но не могу же я говорить о таких вещах в присутствии Линдена или Распорядителя Вона. А когда я вижу Габриеля, кто-нибудь из них обязательно оказывается поблизости.

– Ну что? – спрашиваю я. – Что я такого сделала?

– Просто я не ожидал, что ты так быстро влюбишься в Коменданта, – отвечает он.

Его предположение настолько нелепо, что меня начинает распирать смех.

– Что? – только и могу вымолвить я.

– Мы ведь все в одном доме живем, – говорит он. – Я тебе каждое утро завтрак приношу.

Он даже представить себе не может, как чудовищно ошибается. Но меня так обидели его слова, что я ему даже объяснять ничего не собираюсь.

– Хочешь сказать, не ожидал, что я буду спать в одной постели со своим собственным мужем? – спрашиваю я.

– Видимо, не ожидал, – отвечает он, открывает раздвижную стеклянную дверь и выходит на залитый солнцем двор.

Я, как была – мокрая, зуб на зуб не попадает, – стою на месте, не в силах пошевелиться. Думаю, что же за человеком я стала в этом проклятом доме.

За ужином не раскрываю рта. Линден спрашивает, нравится ли мне еда. Дождавшись, пока Габриель нальет мне газированной воды, киваю в ответ. Мне не терпится отозвать Габриеля в сторону и все ему рассказать, объяснить, как сильно он заблуждается насчет нас с Линденом. Но за столом сидит Распорядитель Вон, и я не хочу привлекать к себе ненужного внимания.

После ужина Габриель провожает всех нас на лифте до нужного этажа. Стараюсь перехватить его взгляд, но он упорно на меня не смотрит.

Сесилия стоит позади меня, потирая виски.

– Почему здесь такой яркий свет? – спрашивает она.

Двери открываются, и мы с Дженной выходим из лифта. Сесилия не двигается с места.

– Что такое? – спрашиваю я.

И тут вдруг замечаю, какая она бледная, все лицо покрыто потом.

– Мне что-то нехорошо, – говорит она.

Только она заканчивает фразу, как ее глаза закатываются. Габриель едва успевает подхватить на руки ее обмякшее тело.

8

Отовсюду набегают слуги. Заглянув в комнату Сесилии, они уже через пару секунд выскакивают оттуда с очередным поручением. Весь этаж гудит, как большой муравейник. Приходит Распорядитель Вон. Линден меряет шагами коридор и каждые несколько минут заглядывает к Сесилии, чтобы справиться о ее самочувствии. Нас с Дженной отсылают по своим комнатам. Я сижу перед туалетным столиком, стараясь справиться с потрясением. Из-за всех этих переживаний заснуть мне все равно не удастся.

Может, надо было рассказать Линдену, как ужасно она выглядела наутро после праздника. Он бы ко мне прислушался. Напомнила бы ему, что она еще совсем ребенок. Он не замечает очевидного, я обязана была вмешаться.

У нее открылось кровотечение? Она умирает? Днем она ни на что не жаловалась.

Прижимаю ухо к двери, пытаюсь разобрать хоть слово, но звуки, доносящиеся из другого конца коридора, сливаются в один сплошной гул. Дверь неожиданно распахивается, и я едва не теряю равновесие. В комнату заглядывает Габриель.