Капкан для призрака - Ирина Глебова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что случилось? Ну-ка, приди в себя!
Тот, увидев рядом полицейских, и правда опомнился, заговорил взволнованно, тяжело дыша:
– Господи, господин пристав! Кровь! Прямо на голову! Так и льет! А сначала крики были, сильные… А теперь кровь! Это же убийство!
Пристав и околоточный ничего толком не разобрали в этой обрывистой речи, но отчетливо поняли, что речь идет о каком-то кровавом преступлении. Этот молодой человек, явно образованный и изысканно одетый, наверное, стал его невольным свидетелем и сильно испугался. Пристав сделал городовым знак стоять и стал расспрашивать. Немного пришедший в себя молодой человек рассказал, что он живет вот в этом отеле «Танаис», чей вход в нескольких шагах от них. Его номер на втором этаже. С полчаса назад в номере над ним происходили какие-то бурные события: раздавался громкий топот, грохот, крики. Потом все стихло. А несколько минут назад ему на голову с потолка что-то капнуло. Он сидел за столом, просматривал деловые бумаги и машинально провел рукой по волосам. Ладонь стала мокрой, он глянул – красная липкая жидкость. Испуганно отскочил от стола, глянул вверх и увидел: на потолке расплывается красное пятно, а с него уже не капает, а просто течет струйка крови!
Виктор Келецкий эту историю придумал просто на ходу, но рассчитал все верно. У пристава заблестели глаза: в отеле его ждет громкое преступление, убийство! Он несколько секунд колебался, но все же решил: склад контрабандистов никуда не денется, – сколько времени существует, подождет и еще часик. И он решительно кивнул парню:
– Пошли, покажешь, где это!
Келецкий хорошо знал отель «Танаис», приходилось в нем бывать.
– Это в тридцать восьмом номере, – говорил он на ходу, взволнованно заглядывая в лицо приставу. – А, может, в тридцать седьмом или тридцать девятом… Надо сразу идти туда! Господи, сколько крови!
Когда так много полицейских шумно ввалились в вестибюль отеля, портье растерялся и испугался. Пристав потребовал от него, ничего не объясняя, ключи от трех смежных номеров третьего этажа. Портье отдал два ключа, а про тридцать восьмой номер сказал, что постояльцы находятся там. Перепуганную супружескую пару заставили выйти в коридор, номер быстро осмотрели. Потом поочередно открыли и осмотрели два других номера. Когда же и там ничего устрашающего не обнаружили, стали искать приведшего их сюда парня.
– Где же он? – удивленно озирался вокруг пристав. – Нужно пойти в его номер, посмотреть, что там за кровь!
До него все еще не доходила истинная суть происшедшего. Однако «испуганный молодой человек» уже некоторое время назад незаметно исчез из отеля, воспользовавшись суматохой. Он вбежал на задний двор склада, когда оттуда, из открытых ворот, выезжала последняя груженая подвода. Келецкому протянули руки, и он вскочил на нее.
– Как же ты сумел задержать их? – удивленно спросил один из сообщников.
– О, это был настоящий театр! – засмеялся Виктор.
Впрочем, стать актером он никогда не мечтал. Ему и в обычной жизни хватало и театральных впечатлений, и зрителей. А история с «убийством в отеле» стала широко известна – газеты расписали ее, откровенно посмеиваясь над полицией. Виктор же удостоился разговора с самим главою контрабандистской организации, после которого сам возглавил группу, промышляющую в грузовом порту и прилегающих районах. К нему потекли довольно большие деньги, но Келецкий не копил их, а тратил легко и красиво. И не потому, что был мотом: он считал, что это еще капитал не той величины, который можно уже откладывать в банк, вкладывать в ценные бумаги и прибыльные дела. Нет, этих денег хватало ему лишь на то, чтобы безбедно и красиво жить. Келецкий ждал, когда в его жизни наступит поворот и судьба даст ему шанс разбогатеть по-настоящему. Он дождался: случилось это три года назад.
Недаром Келецкого высоко ценили те, кто заправлял всем контрабандным оборотом юга России. У молодого человека были все задатки талантливого контрабандиста. Ему хватало и ловкости, и фантазии, и коммерческой хватки. Но этими качествами обладали многие. А вот личное обаяние, хорошее воспитание и образование, умение общаться с людьми самых разных классов и общественных положений – вот это выделяло Келецкого. Ведь контрабандисты имеют дело и со знатью, и с самыми отъявленными преступниками. Келецкий, как никто другой, умел быть на равной ноге с первыми, и он же прекрасно ладил с самыми мрачными уголовниками. Как ни странно, они его уважали и побаивались. Именно в этой среде он нашел людей, которые стали ему преданными компаньонами.
Началось все со случайного разговора в трактире. Келецкий должен был встретиться здесь с владельцем баркаса и договориться с ним о ночном рейсе. Дело в том, что в грузовой порт прибыл пароход с нелегальной партией лионского шелка. Виктору уже приходилось руководить тайной разгрузкой пароходов, но совсем недавно его обычный компаньон-лодочник угодил по пьяной драке в каталажку. Пришлось искать другого перевозчика. В этот трактир Келецкого привел человек по имени Степан, которого в бандитских кругах побаивались даже его сообщники. Но Виктор с ним был в хороших отношениях. Они расположились на втором этаже, у самого деревянного барьера, откуда хорошо просматривался весь зал. Был полдень, трактир еще пустовал, половые полусонно двигались у столиков со считаными посетителями. Степан огрызком карандаша что-то черкал на листке бумаги, Келецкого это раздражало, он пару раз одернул его:
– Смотри, не пропусти нужного человека!
Первый раз Степан только мотнул головой, второй раз усмехнулся:
– Не боись, не пропущу… Погляди-ка.
И протянул Виктору бумагу. Тот глянул и не удержался от удивленного возгласа: совершенно мастерски был выполнен его собственный портрет. Пойман живой поворот головы, недовольное выражение лица, даже светотень положена профессионально.
– Ого, Степан, да ты настоящий художник! Похоже, учился этому делу?
Лицо его мрачного соседа смягчилось, взгляд посветлел от похвалы.
– Учился, – кивнул он согласно. – Я с самого детства малевал все, что попадалось, – углем, мелом, карандашами тоже. Вот меня и отдали в ученики к граверу. Он меня хорошо учил, и своему делу, и живописи, говорил, что у меня дар особый… Да, я мог бы стать знатным мастером, если бы не беда с Анисьей…
Келецкий знал трагическую историю Степана: у него была невеста, которую убили бандиты. Молодая женщина к тому же была беременна… Степан сам нашел убийц и жестоко расправился с ними – в живых не оставил. За это и пошел в тюрьму, а там и сам не заметил, как стал одним из таких же бандитов. Но Келецкому и раньше казалось, что этот человек тяготится своей жизнью. Степан между тем, помолчав, продолжил:
– Это ты верно сказал, что я – мастер. Я ведь все могу – любой документ подделаю так, что никто не отличит.
В уме Келецкого блеснула, как вспышка, мысль, но он еще и сам не понял ее значения. Просто полюбопытствовал:
– А деньги ты смог бы подделывать? Банкноты, например, ценные бумаги? Ты ведь учился на гравера?
Степан усмехнулся:
– Этого я не пробовал! Но, думаю, дело не хитрое… Смог бы!.. Гляди-ка, вон наш человек идет!
Весь оставшийся день и всю ночь, даже когда он руководил выгрузкой с баркаса на подводу тяжелых штук шелка, Виктор неотступно думал о Степане, о его словах… Подделывать деньги! То бишь стать фальшивомонетчиком… Да ведь это и есть то самое дело, которое он искал, о котором мечтал! По-настоящему денежное дело! Келецкий даже улыбнулся, подумав о том, что оно «денежное» и в прямом, и в переносном смысле.
Он предложил Степану войти с ним в долю, и тот сразу согласился. Работа в тайной мастерской – дело скрытное, уединенное, как раз такое Степану и нужно. Любимое занятие вдали от людей, в одиночестве…
Виктор развил бурную деятельность, которая, впрочем, оставалась неизвестной его коллегам-контрабандистам. Он искал место под свою «фабрику», оборудование, людей. А на ловца, как говорится, и зверь бежит. В один из поздних вечеров, на квартире его подруги Наташи, которая официально зарабатывала себе на жизнь шитьем, а неофициально – кое-чем еще, раздался быстрый стук в двери. Она открыла, и в комнату вошел, а скорее, ворвался высокий, молодой мужчина в странной одежде.
– Ой, Гриша! – ахнула женщина. – Неужто бежал?
– Да уж, точно! – ответил тот бесшабашным тоном и расхохотался. – Не трясись, Наташка, про тебя они ничего не знают, не придут!
Но Наташа дрожала из-за другого: за занавеской в соседней комнате находился Келецкий. Он сразу понял, кто это пожаловал. Наташа не раз рассказывала ему о своем постоянном любовнике Григории. Красивый, грамотный парень служил унтер-офицером в лейб-гвардейском полку, но однажды в пьяной драке ранил сослуживца и был разжалован в рядовые. Это его невероятно обидело, и он дезертировал. Год скрывался, часто жил у Наташи, воровал, грабил и в конце концов попался. Месяца три назад очутился в местной этапной тюрьме. И вот – он здесь… Келецкий рискнул, вышел в комнату… Через пятнадцать минут он мирно сидел с Григорием и разговаривал. Тот и в самом деле сбежал из тюрьмы: раздобыл пилку, подпилил оконные перекладины, спустился по трубе… Часовой заметил его, только когда он уже перелезал через ограду, выстрелил, но промахнулся. Близкий лес и темнота помогли Григорию скрыться… Выслушав предложение Келецкого, беглец подумал и согласился. Ему и в самом деле нужно было на время затаиться, не показываться на людях.