Капкан для призрака - Ирина Глебова

– А твои родители не станут тебя разыскивать?

– Имеешь в виду – с помощью полиции? Исключено! К тому же я ведь взрослый, самостоятельный человек… Я буду им писать, чтоб не волновались.

Жить Витенька Замятин стал в той комнате, которую сразу окрестил «кабинетом-спальней». Виктоˆр, оказывается, на ферму только наезжал – жил же он в Варшаве, в гостинице. Он был организатором и руководителем всего дела, держал в руках множество нитей: не только само производство фальшивых денег, но и распространение их: связи с агентами в разных городах, перевозка и хранение готовых банкнот, их продажа, сохранение конспирации… Ему нужен был простор для деятельности, потому на ферме он лишь изредка появлялся.

Замятин скоро узнал всех жителей фермы: ведь они, как и он сам, обитали здесь безвыездно. Двое из печатного цеха, химик и еще один человек – сторож: очень мощный, угрюмоватого вида мужчина, единственный из всех вооруженный револьвером. Скоро Витенька понял, что этот сторож не только охраняет ферму, но и присматривает за ними, работниками. Был еще Савелий, но тот являлся личным слугой Виктоˆра – состоял при нем и кучером, и телохранителем, и посыльным, а значит, был неотлучно при хозяине и появлялся на ферме только с ним.

Больше всего Замятин подружился с Борисом Аристарховичем. Их объединяло то, что оба были увлечены своим делом. Замятин делал гравюры немецких марок разных достоинств. Первые пробы были неудачны, но с каждым разом он все больше и больше приближался к идеалу. И в конце концов марки с его оттиска стали неотличимы от оригиналов. На следующий день приехал Виктоˆр. Он долго рассматривал оттиски, сравнивал их с марками, потом обнял Замятина.

– Ты гениальный художник! Ты знаешь это? – сказал радостно. – Мы с тобой таких дел наворочаем!

Достал толстую пачку банковских билетов, отсчитал щедрую долю и сунул Витеньке в карман.

– Сегодня я угощаю! – воскликнул весело Замятин. – Поедем в то казино, где мы с тобой встретились!

Но Виктоˆр отрицательно покачал головой.

– Нет, дорогой, это рискованно. А вдруг тебя разыскивают из клиники, узнают…

– Да брось ты! – Замятин был в игривом настроении. – Я уверен, родители давно написали профессору, и он уже меня не ищет. А даже если кто-то и узнает, ну так что же? Я могу жить и бывать, где хочу.

Но Виктоˆр сумел отговорить его и уехал один. Вообще-то от Бориса Аристарховича Витенька знал, что они, бригада фальшивомонетчиков, живут по особому расписанию. Какое-то время делают большую партию денег, при этом обитают практически безвыездно в одном месте, чаще всего уединенном. Потом деньги сбываются, и у них наступает некоторый перерыв в работе. Они получают свое вознаграждение – очень приличное, – и отдыхают так, как сами хотят. Видимо, такое время еще не наступило, понял Замятин.

Два дня после приезда Виктоˆра у него было отвратительное настроение. Увлечение необычной гравировальной работой прошло, ведь он добился того, чего хотел, и теперь ему стало как бы неинтересно. Хотя самой работы у него не убавилось: нужно было сделать еще несколько матриц для марок и обновить матрицы рублевые. Но Витеньке уже стало скучно, ничего делать не хотелось. Он знал за собой эти перепады настроения: от восторга до безразличия, но сопротивляться наплывающему раздражению не хотел. И с каждым днем становился все более зол. Никогда еще он не делал ничего такого, чего бы не хотел сам. А здесь его, словно раба, приковали к гравировальному столу! Он работал, пока хотел, пока было интересно! Теперь – все, конец! Большие деньги его не интересуют: фамильное состояние Замятиных велико! И никто не смеет его насильно удерживать в этом опостылевшем месте!

С каждым днем раздражение и обида нарастали, но Витенька все еще сдерживал себя. Он ждал приезда Виктоˆра. Но тот не ехал, и однажды настало утро, когда Замятин сказал себе вслух:

– Да что я, в конце концов, пешком не дойду до города! Ерунда! И никто меня не удержит!

Вот здесь-то он и ошибся.

13

С самого детства Виктор Келецкий был превосходным мистификатором. Ему ничего не стоило заплакать – просто так, по собственному желанию. Ну, конечно, не совсем просто так, а когда это было ему нужно: например, разжалобить папашу, чтобы он простил ему утерянный полтинник. Крупные слезинки градом катились по щекам, худенькое мальчишеское тело содрогалось в конвульсиях раскаяния так искренне, что отец в конце концов гладил сына по головке и давал ему еще одну монетку. Вместе с первой, вовсе не утерянной, а припрятанной, она составляла уже приличную сумму.

Так же талантливо Виктор мог изобразить все, что угодно. Боль в животе, если не хотелось идти на занятия, радость от встречи приехавших в гости тети и кузена, хотя он обоих терпеть не мог… Мальчишка очень быстро понял, что взрослым нравится видеть на его лице те чувства, которые им хочется видеть. И он не огорчал их и сам не бывал внакладе. А то, что он ощущал на самом деле, никто, кроме него самого, не знал.

Отец, человек умный и проницательный, стал догадываться, что сын иногда притворяется. Но его это не возмущало и не расстраивало, наоборот: его забавлял, а иногда даже восхищал артистический талант мальчика. Человек практический, он тут же нашел ему применение… Господин Келецкий возглавлял попечительский совет одного из районов своего города. Среди подведомственных ему заведений был и сиротский приют. Время от времени его проверяли комиссии – и губернаторская, и городской думы, и даже из самой столицы. Эти комиссии встречал очень симпатичный мальчик с темными волнистыми волосами, живыми карими глазами, в простой приютской одежде. Он выходил из группы детишек и обращался к гостям со словами приветствия – такими по-детски непосредственными. У него была правильная речь, а звонкий голосок дрожал от неподдельного волнения, когда он так искренне говорил о том, как славно сиротам живется в этом доме! У членов комиссии сразу создавалось приятное впечатление. Потом этот же парнишка бойко читал текст из книги, декламировал стишки и даже играл на скрипке… Конечно, кто бы из приютских детей мог продемонстрировать комиссии подобное? Ведь юный Виктор Келецкий, в отличие от них, учился в гимназии.

Келецкие были потомственными дворянами, но состояния не имели. Отец прилично зарабатывал, и только. Виктор Келецкий же хотел безбедно жить, и не в Ростове (где обитала его семья), а в Москве, в Петербурге, в Европе… Для этого нужны были деньги, и немалые. Он окончил гимназию и решил, что образования ему достаточно. Нужно было осваивать иную науку – создание капитала из ничего! Впрочем, это было не совсем так: требовались определенные усилия ума, ловкости, оборотистости, энергии. Нужно было стать хитрым, циничным, жестоким, и Келецкий очень быстро это понял и принял. Южный город Ростов был многоязык, темпераментен, шумен, недаром его называли «воротами Кавказа». Жизнь здесь била ключом: торговая, коммерческая, рабочая, студенческая. И – криминальная тоже. Большой порт на Дону ежедневно принимал и отправлял множество грузов: корабли, баржи, баркасы прибывали и отплывали чуть ли не каждый час. Ловить «рыбку» в этой заводи оказалось не слишком трудно, хотя и рискованно. И очень скоро Виктор Келецкий стал одним из контрабандных агентов. Какие только товары не приходилось ему принимать и распределять по магазинам, лоткам, мануфактурам! Сигары и сигареты, какао-порошок и пряности, украшения и женское белье, духи и ямайский ром… Под его началом была фасовочная мастерская: сюда поступал сыпучий товар, его фасовали в красивые фирменные упаковки и пускали в продажу. Однажды здесь случилась история, которая позволила Виктору Келецкому подняться на высшую ступень иерархической контрабандной лестницы.

В полицейском управлении города было два-три чиновника, которым контрабандисты приплачивали за нужную информацию. Утром от одного из них получили сообщение: стало известно о существовании склада и фасовочной мастерской, о том, где они расположены, – сегодня же придут всех арестовывать. Когда именно, информатор не сообщил, следовало торопиться, постараться вывезти в другое место весь товар. Уже через час на заднем дворе несколько человек быстро грузили на подводы мешки, ящики, рулоны. Работы оставалось минут на двадцать, когда примчался один из дозорных, выдохнул испуганно:

– Идут! Остановили пролетки за квартал, через пять минут будут здесь! Линяем по-быстрому!

– А, черт! – выругался главарь. – Сколько добра бросать!

Келецкий тоже с сожалением оглядел то, что еще не успели вынести. Стукнул кулаком по ладони, сказал возбужденно:

– Таскайте, ребята, не останавливайтесь! Я их задержу!

– Сумеешь?

– Давай, давай, не останавливайся!

И Виктор выскочил на улицу. Он еще точно не представлял, что сделает и скажет… Когда из-за угла дома показался небольшой отряд полицейских – пристав, околоточный и несколько городовых, – Виктор с разбега налетел на них, бормоча что-то невнятное, в глазах – неподдельный ужас. Любой бы понял, что произошло что-то страшное и нужна помощь. Понял это и пристав. Тряхнул невменяемого парня за плечо: