Александр II. Воспоминания - Юрьевская Екатерина

В центре освященного помещения был воздвигнут богатый и пышный катафалк, к которому вели многие ступени.

Гроб, помещенный на катафалке посередине церкви, утопал в венках живых цветов, присланных в Санкт-Петербург со всех уголков империи. Надписи на некоторых венках были составлены из живых цветов; все они выражали огромную скорбь, воцарившуюся в провинциях вследствие непоправимой потери, о которой скорбели все россияне. Вот некоторые из этих надписей: «Царю-освободителю…», «Ты бессмертен в наших сердцах!..» – и многие другие, вдохновленные теми же сожалениями.

Прежде возложенные венки вскоре заменялись новыми, на которых также были начертаны выражения общественной скорби.

Во время заупокойных служб молящиеся не могли видеть вдовствующую княгиню, но она, не желая выставлять свою боль напоказ и боясь, как бы мужество не оставило ее, присутствовала на богослужении, скрывшись от глаз собравшихся в комнате, смежной с алтарем.

Всякий раз, когда члены императорской фамилии отдавали честь покойному целованием руки, княгиня вместе с своими детьми приближалась к гробу, и только в эти мгновения присутствующие могли видеть ее.

Хотя и не всем сословиям общества дозволено было прийти в эту церковь, чтобы воздать последние почести усопшему монарху, однако ж туда свободно допускались и некоторые представители низших классов, в приличествующей одежде.

Покоящийся в гробу Александр II был облачен в форму 1-го Преображенского гвардейского полка, того самого армейского корпуса, к которому он питал особое расположение.

Незадолго до смерти государь подарил своему младшему сыну, князю Георгию, унтер-офицерскую форму упомянутого полка и испытывал подлинное удовольствие, когда тот надевал ее. Рассказывают даже, будто его величество намеревался пожаловать сыну офицерский чин в этом полку, однако беспощадная смерть не позволила ему исполнить это желание. Если однажды в будущем мы увидим повзрослевшего сына Александра II в рядах Преображенского полка, начинающим воинскую карьеру в качестве простого солдата, то его товарищи по оружию несомненно испытают большое удовлетворение при виде князя Георгия, физически являющегося живым портретом отца, государя-мученика. Князь смешается с их рядами, как равный, оставаясь при этом сыном величайшего государя их страны.

Накануне перенесения тела в церковь стало известно, что княгиня собственноручно обвила золотую цепочку, которую император носил на груди, прядями своих длинных чудесных каштановых локонов, столь любимых ее супругом и обрезанных в утро того самого дня. Цепочка была ее подарком супругу, и к ней были подвешены несколько святых образов и медальоны с миниатюрными портретами самых дорогих ему людей. Таким образом император уносил на сердце в могилу локоны любимой жены. «Я хочу, – сказала бедная вдова, – чтобы супруг мой взял с собой в могилу эти пряди, которые он так любил и которые теперь стали не нужны мне».

Генерал Рылеев, несмотря на свое отчаяние, не забыл оказать вдове своего государя все услуги настоящего друга.

Александр II не имел на себе ни знаков отличия, ни короны, и лишь полураспахнутая императорская мантия выдавала высокое достоинство усопшего; без этой мантии его можно было бы принять за простого генерала его собственной армии.

Желание императора покоиться в могиле без всяких знаков императорской власти было известно, ибо он высказывал это желание при жизни многим лицам.

Будучи от природы врагом всякой роскоши, пышности и великолепия, он мирился с ней, как государь, по обязанности, но с удовольствием избегал и совершенно избавлялся от нее среди близких ему людей. Вот почему его простота последовала за ним и в могилу. По той же причине и место, выбранное им для своего погребения в Петропавловском соборе, где покоятся в Боге останки русских государей, не является тем местом, где погребены остальные венценосные особы, чей прах покоится у подножия святых алтарей. Александр II захотел был погребенным рядом со своей младшей дочерью, умершей в возрасте семи лет. Об этом ребенке он хранил особо нежную память; вот почему могила его величества Александра II находится в левой оконечности церкви – месте, отведенном для захоронения останков младших монархических отпрысков.

Черты усопшего, простертого в гробу, не носили следов страдания и разложения: его лицо было спокойно, он казался уснувшим; глаза были закрыты и рот слегка приоткрыт. На лице его не осталось следов взрыва, кроме маленьких синеватых и красных пятнышек, ставших заметными лишь после его смерти.

Все время, пока прах государя оставался в Зимнем дворце, его вдова находилась возле него каждый день с четырех до пяти часов. На этот час, согласно высочайшему повелению, доступ посетителей в церковь прекращался и двери ее закрывались.

IV

Перенесение тела усопшего императора на место его погребения в Петропавловский собор в Санкт-Петербургской крепости было назначено на субботу 14 марта. Улицы, по которым предстояло проследовать погребальному кортежу, были расцвечены траурными флагами, а балконы домов затянуты черно-белыми драпировками.

По обеим сторонам улиц на пути следования кортежа от самого Зимнего дворца до входа в крепость выстроились шпалерами войска императорской гвардии в парадной форме. Мрачная подавленность опустилась на город, лица людей выражали глубочайшую скорбь, она читалась и в покрасневших и опухших от слез глазах.

В половину двенадцатого залп из трех пушечных выстрелов, прозвучавший из крепости, возвестил погрузившейся в траур столице о начале траурной процессии.

В церкви Зимнего дворца собрались все члены императорской семьи, среди которых по долгу службы присутствовали лишь несколько частных лиц.

Под священными сводами зазвучало заупокойное пение, по окончании которого августейшая императорская семья, а также вдова в сопровождении своих детей, приблизились к гробу, чтобы попрощаться с государем, которому предстояло навсегда покинуть свое императорское жилище, ставшее колыбелью столь многих славных событий этого царствования.

По завершении печальной церемонии прощания князья императорской семьи поднесли крышку гроба и закрыли ее. Затем они подняли гроб с бренными останками Александра II и, пронеся через залы дворца, установили его на катафалк, увенчанный императорской короной и богато убранный парчой, в который была впряжена восьмерка лошадей в роскошных попонах.

Княгиня не входила в состав кортежа и, не желая показываться на публике, вернулась в свои покои.

Императрицы и великие княгини, равно как их фрейлины, заняли свои места в траурных каретах.

Позади катафалка шагал император Александр III, сопровождаемый другими членами императорской семьи и лицами из княжеской свиты.

В тот день стояла стужа, неистово дул ветер, полурастаявший снег застывал лужами замерзшей воды, на которых коченели ноги. Несмотря на непогоду образовалось многочисленное шествие из старцев преклонного возраста, бывших солдат, раненых на полях чести или ослабленных болезнью. Все они пожелали отдать последнюю честь любимому государю, в высшей степени почитаемому народом и единодушно оплакиваемому. Но одних сломила усталость, а иным пришлось просить помощи дружеской руки для поддержки и опоры. Среди последних оказался и министр двора, граф Адлерберг, которому великий князь Михаил предложил опереться на свою руку.

Во время шествия кортежа в него вливались депутации от государственных учреждений, а также от дворянства, финансистов, буржуазии и рабочих. Депутации ремесленников можно было узнать по их знаменам, на которых изображались раскрашенные и позолоченные символы различных ремесел.

Невозможно выразить словами внушительность и величие зрелища, каковое являли собой массы людей, пораженных скорбью и потрясенных ужасной катастрофой, старавшихся в последний раз различить тревожным взглядом бренные останки государя, столь верно доказавшего свою любовь к народу и в утрату которого народ еще не смел поверить, несмотря на очевидность этой пышной похоронной процессии, разворачивающейся у него перед глазами.