Дом у янтарной сосны - Ника Муратова

– Ну что ты думаешь – найдешь время этим заниматься? – спросил он, объяснив ситуацию.

Кира задумалась. В общем-то, дело было ей по силам, но вот со временем... Сейчас еще ремонт дома прибавился... Но отказать Зелотову она не могла. Слишком много он сделал для нее в свое время, пора платить по счетам.

– Смогу, Валерий Маркович.

– Поначалу я тебе много за это платить не смогу, сама понимаешь, но как раскрутимся – тогда, надеюсь, появятся деньги. Если дело пойдет и будет слишком много работы – наймем еще кого-нибудь тебе в помощь. У тебя ведь и своей работы хватает в отделе.

– Ну, до этого еще дожить надо. Давайте начнем, а там видно будет, – бодро ответила Кира. – Я выясню, что требуется для регистрации. Потом вам доложу.

– Умница, – довольно улыбнулся Зелотов. – Ты только особо об этом не распространяйся, хорошо? Сама понимаешь, это между нами, конфиденциально. Мое имя не должно светиться для широкого круга. Кому надо, и так будут знать.

– Конечно, Валерий Маркович.

– Молодчина. Буду ждать результатов. Отцу привет передавай. Как он там, кстати?

– Спасибо, хорошо. Копается на даче, шуршит по хозяйству.

– Витя? По хозяйству шуршит? Не могу даже представить его в роли дачника.

– Ну, всему когда-то приходит свое время. Наработался, теперь отдыхает.

– Эх, когда уже и я выйду на пенсию и смогу вот так же ни о чем не думать?

– Успеете еще, – улыбнулась Кира. – Это дело такое, что ни от кого не убежит.

– Это точно. Ну, давай, жду от тебя новостей.

Ну вот. То от скуки на работе помирала, то теперь все сразу на голову свалилось. И дом, и фирма зелотовская. Как не вовремя он все это затеял! И ведь знал, что она не откажет. Ночами, что ли, придется работать? Там ведь тьму документов надо будет подготовить. А бегать когда, спрашивается, по всем инстанциям? И так в последнее время часто отпрашивалась... Придется, Доронина, придется попотеть. Заварила кашу с домом, теперь вот расхлебывай. Дай-то бог, чтобы Македонский оказался смышленым парнишкой, и ему можно было доверить дом настолько, чтобы не ездить туда каждый божий день.

Глава 8

– Это и есть ваш дом?

Алекс, как и все, кого Кира привозила посмотреть на свое приобретение, без энтузиазма оглядывал дом, стоя у забора. Весенние лужи размашистыми кляксами разлились на дороге. С деревьев падали серо-грязные капли воды – остатки ночного ливня. Вороны нагло уселись около лужи во дворе, словно у себя дома. Они привыкли, что здесь всегда пусто, и никак не ожидали приезда человеческих существ. Кира с усмешкой поглядывала на Алекса, растерянно переводившего взгляд с заваленного ветками двора на покосившиеся ставни.

– Что, не впечатляет?

– А вас впечатляет?

– У меня свой взгляд на этот дом. И я очень надеюсь, ты мне поможешь реализовать мою задумку.

Алекс кинул на нее быстрый взгляд и тут же отвел глаза.

– Антон Петрович сказал мне, что у вас какие-то видения есть...

– Не видения, а просто сон, – с раздражением прервала его Кира. Не хватало еще, чтобы он ее за сумасшедшую принял! – Видела во сне, как я хотела бы, чтобы выглядела моя комната. Ну, в общих чертах. Многие ведь видят во сне то, о чем мечтают.

«Или начинают мечтать о том, что видят во сне», – добавила она мысленно.

Алекс кивнул и пожал плечами. Чудачества клиентов не были для него новостью. Но обычно они черпали свои идеи из журналов, пытаясь совместить несовместимое только потому, что на фотографии в последнем номере «Интерьера» камин выглядел просто шикарно, или потому, что у мадам Н. в спальне стоит точно такая же колонна. «Оживлять» идеи из сна ему еще не приходилось. Киру не смутило выражение его лица.

– Попытаюсь тебе объяснить, что к чему. Сразу все не охватишь, будем продвигаться маленькими шажочками. Пройдем внутрь.

Калитка со скрипом открылась и сошла с одной из петель.

– Ну вот – начинать будем с забора и калитки, – засмеялся Алекс. – Они уже оставили заявку на первоочередное обслуживание.

– Точно! Только вход мы перенесем – он должен быть прямо у сосны.

– Почему должен быть? Это же будет немного несимметрично? Или я ошибаюсь?

– Давай договоримся, – вспылила Кира, – если я говорю, что должно быть так-то и так-то, ты не спрашиваешь почему, а просто говоришь – выполнимо или нет. Перенести калитку – вполне выполнимо, насколько я понимаю!

«Стоп! – одернула она себя. – По какому праву я на него ору? Он имеет право и на вопросы, и на свое мнение. А если я буду так орать, он сбежит в следующую же секунду, и я останусь без дизайнера».

– Извини, – пробормотала Кира и направилась к дому. Придется привыкать к подобным вопросам. Ведь все ее идеи взяты из сна, из иллюзии, из плодов галлюциногена червяка-паразита, и объяснять, почему калитка должна быть именно перед сосной, а стены в доме непременно разноцветные, придется. И не раз. Надо придумать что-то внятное и вызывающее доверие. Этот мальчик, похоже, дотошный и просто так не отстанет со своими вопросами.

Алекс, как ни странно, не обиделся на ее выпады. Он спокойно посмотрел на нее, пожал плечам и сказал: «Хорошо». Капризные барышни встречались при его работе не так уж редко. Особенно доставали богатые дамочки, из тех, что выбились из грязи в князи, имели минусовое понятие о вкусе и гармонии, но претендовали на истину в последней инстанции. Такие так и норовили унизить, показать, кто есть заказчик с деньгами, а кто нанятый исполнитель. Алекс терпел подобное отношение ровно до первого конфликта, а потом просто разворачивался и уходил. Говорил, что не справится с этим заказом, и передавал свою часть работы другим. Ковальчук первое время ругал его на чем свет стоит за подобное мальчишество, но потом поутих. Он и сам был таким же – не терпел необоснованных претензий, и уж тем более не мог угождать тем, кто пытался его унизить. Со временем Ковальчук стал делать вид, что верит в сказки Гурова о невозможности выполнить заказ, и перебрасывал его на другой проект.

С тех пор как Алекс появился на горизонте вновь, после их встречи в больнице, Ковальчук, как и обещал, взял его на работу. Алекс приятно удивлял его своими находками и идеями. С ним было легко работать, хотя в душу к себе он никого не впускал. Ковальчук смог узнать о нем кое-что, но информация была обрывочная, он никак не мог сложить воедино кусочки гуровской жизни, похожей больше на американские горки, чем на жизнь мальчика из благополучной семьи, в которой он родился.

Казалось бы, жизненные перипетии должны были обозлить, ожесточить Гурова, но он обладал способностью впитывать в себя то, что нравится, и отстраняться от нежелаемого. Он сбежал из дома, чтобы увидеть другую жизнь и вырваться из золотой клетки, но всегда четко представлял, почему он на улице, зачем он живет такой жизнью и что хочет от этого получить. Романтика большой дороги привлекала его только как источник дополнительных знаний и способ, пусть и грубый, освобождения от детских комплексов. Гуров никогда не мечтал бродяжничать всю жизнь. Закончив «уличную» школу, он с легкостью переселил себя в новую среду и так же легко пошел по новому пути. Глядя на воспитанного, интеллигентного юношу, никто не догадывался о его бурной юности. А сам он вспоминал об этом, как о совершенно естественном этапе своей жизни, как если бы когда-то ходил в спортивную секцию, научился кое-чему, но только лишь как любитель. Профессионалом он хотел стать в совершенно другой области.