Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира - Александра Маринина

итоге: новый король, Филипп Шестой, приходился последнему из сыновей Филиппа Четвертого, Карлу Четвертому, всего лишь двоюродным братом. А вот если бы признали права Изабеллы на трон после смерти брата, то получилось бы, что королем Франции станет родной внук Филиппа Четвертого, а не внучатый племянник. На этом (довольно сомнительном для наших современников) основании в Англии считали, что у их короля Эдуарда больше прав на французскую корону, чем у Филиппа Валуа.

Король Эдуард Третий (крайний справа) и предшественники (слева направо): Генрих Третий, Эдуард Первый и Эдуард Второй[14]. Гравюра XVI века.

Вот об этом и толкует сейчас Роберт Артуа, который вовсе не Артуа. Но уж поскольку автор так его именует, то спорить не станем. Правда непонятно, почему этот Роберт так путается в своих же родных французских королях. На момент сценического действия (судя по дальнейшим событиям в пьесе, это 1337 год) Францией правил все тот же Филипп Шестой Валуа, родоначальник династии Валуа. И править он будет еще очень долго, аж до 1350 года, а уж потом на трон взойдет его сын Иоанн. Вряд ли Роберт Артуа слабо разбирался в ситуации у себя на родине. Скорее, автору пьесы, кем бы он ни был на самом деле, зачем-то понадобилось убрать Филиппа Шестого раньше времени и заменить его Иоанном Вторым. Возможно, по ходу пьесы мы и разберемся, для чего это сделано.

– Интересные вещи ты рассказываешь, Артуа, – оживляется Эдуард. – Я аж духом воспрял, слушая тебя. Теперь у меня есть причина согнуть спины французам, которые противятся моей власти.

Снова придется сделать перерыв в действии и пуститься в пояснения. Какие это французы и почему «противятся власти» Эдуарда? Тут имела место чисто юридическая закавыка, которую не удавалось преодолеть уже два с половиной века, с того момента, как нормандец Вильгельм в 1066 году завоевал Англию и стал английским королем, положив начало норманнской династии. Нормандия-то по-прежнему принадлежала ему, а она – часть Франции, и Вильгельм должен был принести французскому королю вассальную клятву за эту землю. Получалось, что один король – вассал другого? Как-то это не очень… Последующие короли путем «правильных» браков присоединили к Англии Анжу, Бретань, Аквитанию, да много чего. В итоге почти половина территории Франции принадлежала английской короне. А вопрос «кто кому начальник» так и висел нерешенным, хотя несколько поколений юристов бились над ним без устали.

Для правления Эдуарда Третьего камнем преткновения стала Гиень (Гасконь). Прадед Эдуарда, король Генрих Третий, уступил все имевшиеся к тому времени французские владения в обмен на обладание этим герцогством. Было у Англии много всего на материке – осталась одна только Гиень. То есть право Эдуарда на эти земли никто не оспаривал, вопрос состоял только в объеме полномочий: является ли Эдуард полноправным сюзереном и никому ничего не должен, или Гиень для него – фьеф (или феод). Тогда он может владеть фьефом и получать от него доход, но за это должен нести военную или придворную службу в пользу своего сюзерена, в данном случае – короля Франции. Если фьеф – то будь любезен принести вассальную клятву и выполнять все обязательства. Не выполнишь присягу – Гиень конфискуют. Понятно, что англичанам не нравилось, когда их полномочия ограничивают, они хотели, чтобы их король был сюзереном Гиени. Французы, естественно, стояли на других позициях. В 1329 году Эдуард Третий все-таки присягнул королю Франции, но спустя восемь лет, в 1337 году (как раз когда начинается действие пьесы) французский монарх заявил, что конфискует Гиень ввиду многочисленных превышений власти и неуважительного неповиновения со стороны короля Англии. Именно это мы сейчас и увидим.

Слышен рожок.

– Кто это? Гонец? – спрашивает король. – Лорд Одлей, узнай, откуда он.

Одлей уходит и возвращается.

– Это герцог Лотарингский, – докладывает он. – Прибыл по морю, хочет с вами поговорить, ваше величество.

– Впустите его, – распоряжается Эдуард. – Сейчас мы услышим какие-то новости!

Пока впускают и провожают к королю герцога Лотарингского, мы быстренько познакомимся с лордом Одлеем. Это не кто-нибудь случайный, это Джеймс Одли, аристократ и крупный землевладелец. Отца он потерял совсем ребенком, и его опекуном стал – знаете кто? Роджер Мортимер, любовник королевы Изабеллы. Правда в то время Роджер еще не был ее любовником, с королевой он познакомился существенно позже, когда эмигрировал во Францию, сбежав из тюрьмы, куда его посадили за участие в мятеже против Эдуарда Второго. Впоследствии Джеймс Одли женился на дочери Мортимера. Он практически ровесник короля Эдуарда, всего на год моложе, на сцене ему должно быть 24 года.

Лорды уходят. Король занимает свое место. Лорды возвращаются с герцогом Лотарингским и его свитой. Герцог этот – юноша 17 лет, Рауль (или Рудольф) Храбрый. Титул он получил по наследству от отца, когда был еще ребенком, в девять лет, до 14-летнего возраста находился под опекой матери, но уже в совсем юные годы начал приобретать военный опыт и участвовать в боевых действиях. Одним словом, был вполне самостоятельным и действительно храбрым, так что не удивляйтесь столь несерьезному по современным меркам возрасту французского посланника.

– Что привело тебя к нам, герцог? – спрашивает Эдуард.

– Король Франции Иоанн требует, чтобы ты принес ему присягу за Гиень. Сроку тебе дают сорок дней, чтобы явиться и признать себя вассалом французского престола. В противном случае Гиень будет конфискована в пользу нашего короля.

– Вот это мне везет так везет! – радостно восклицает Эдуард Третий. – Только я собрался переплыть пролив – а меня уже зовут во Францию, да не просто приглашают, а прямо приказывают, еще и угрожают. Ну, я ж не дурак, чтобы отказываться. Так что ты, герцог, передай своему королю Иоанну: я обязательно приеду, но не на поклон как его вассал, а как победитель. Он так обнаглел, что действительно ждет от меня присяги? Обалдеть просто! Скажи королю, что он носит мою корону, и мне нужно не какое-то там вшивое герцогство, а вся страна целиком. Станет упорствовать – ему же хуже будет: оборву на нем все перья и отправлю с голой задницей по белу свету.

Герцог Лотарингский не пугается, он смел и дерзок.

– Тогда я перед всеми бросаю тебе вызов, король Эдуард.

– Вызов? – негодует принц Уэльский. – Забери свой вызов и засунь в глотку своему хозяину. Прошу прощения у присутствующих за мою резкость, но не могу молчать: твое посольство, француз, – это грубейшая выходка, а тот, кто тебя послал, – негодный трутень, он хитростью заполз в орлиное гнездо, но мы его живо