Водомерка - Линда Сауле

стаканчик. Интересно, он выбрал чай или кофе? Он доедает бутерброд, допивает содержимое стаканчика, аккуратно прибирает за собой, выбрасывает использованную бумажную посуду в мусорный бак и встает.

Шагает к стойке, за которой работают сотрудницы почтамта. Покупает конверты, марки, расплачивается монетами и возвращается за тот же столик, где перекусывал. Сосед справа уже ушел, столик в полном распоряжении Питера Бергманна. Он ставит пакет на опустевший стул, Сьюзан попыталась на глаз определить вес пакета, но не сумела. Вот он достает оттуда какие-то листы, сложенные вчетверо. Не разворачивая, кладет каждый из них в конверт. Сьюзан насчитала пять. Он заклеивает каждый из пяти конвертов, сорвав защитную пленку, и опускает в большой почтовый ящик, стоящий неподалеку.

Возвращается на место и какое-то время сидит, глядя на пустой стол. Невозможно сказать, какие мысли бегут в его голове в это время, никаких эмоций, полная бесстрастность, словно маска. Болезненное, теперь Сьюзан явственно это ощущала, лицо.

Он встает и как будто растерян, словно забыл, где выход. Озирается, делает шаг в одну сторону, затем в другую. Потом, наконец, выходит на улицу. На этом съемка оборвалась.

«Питер Бергманн отправлял кому-то письма», – ошарашенно отбила ответное сообщение Сьюзан. «Да. 5 писем. Надеюсь, смогу выяснить, кому». – «Я тоже попытаюсь». – «Куда ты собралась?» – «На почту». – «Ты неисправима». – «Увидимся».

Сьюзан бросила телефон в сумку и выехала с парковки. Ей нужно успеть в главный почтовый офис до закрытия. Позади раздался звон колоколов, словно напутствие помнить о хорошем, музыка, настраивающая на добрые деяния. Могла ли Сьюзан быть уверенной, что ее поступки именно такие? От любопытства до порока всего один шаг, нужно всегда помнить об этом. Где она слышала эту фразу?

XV

Домой Сьюзан вернулась уже затемно. Открыв дверь, она учуяла дивный аромат мяса и пропеченной картошки. Забытое ощущение детства захлестнуло ее. Время, когда можно вернуться домой в любом настроении и получить порцию горячего супа, поджаристого хлеба и сладкого чая.

– Ма? Это ты там? – крикнула Сьюзан в сторону кухни. Мать вышла в переднике, прическа – волосок к волоску, словно она только что сделала укладку. Сьюзан рефлекторно потянулась рукой и пригладила непослушные кудри, доставшиеся ей от отца, в тщетной попытке умерить их буйный нрав.

Мать заботится о ней, это видно. Через день привозит продукты, общается с Киллианом, прибирается, теперь вот приготовила ужин, словно своих дел мало. Сьюзан повезло – Астор присущ материнский инстинкт в должной мере, и он не иссяк с годами. Мать не устает звонить, выслушивать рассказы о проблемах взрослой дочери, поддерживать. Тогда почему же Сьюзан лишена этого инстинкта? Мысли снова свернули в неприятное русло: возможно, собственный ребенок пробудил бы эти невидимые струны, тогда как со взрослым приемным – материнские чувства так и остались в зачаточном состоянии, словно рудимент.

– Привет, проходи, ужин скоро будет готов. Я подумала, тебе некогда готовить с этим судом и работой.

Сьюзан разулась и вошла в теплую кухню. На запотевших стеклах капельки воды ловили огоньки, превращая их в стекающие блестящие гирлянды. Она поняла, что жутко голодна.

– Как Киллиан?

– Сейчас спустится. Скорее расскажи, как прошло заседание?

– Гораздо лучше, чем можно было себе представить. Судья очень торопился и вынес решение за несколько минут. Полтора месяца домашнего ареста.

– Что ж, это справедливо. Не порадует несчастного, которого он пырнул, но справедливо. Мы с Дугласом были сегодня у него, кстати.

– Ох, и как он?

– Уже в обычной палате. Наложили несколько швов. Но он не держит зла, говорит, шрам его украсит.

– Спасибо тебе, я думала о том, чтобы съездить туда, но, наверное, не решилась бы от стыда.

– Стыдиться нужно бездействия, дочка. Садись за стол, я сейчас подам ужин. Приготовила картошку, чесночный хлеб и говядину в маринаде на гриле. Прости, посуду тебе придется помыть самой, у меня маникюр. Ты, наверное, и поесть за день не успела?

– Некогда было. Ездила в главный почтовый офис, а потом на автостанцию.

– Зачем?

– Искала следы Питера Бергманна.

– Бергманна? Тот неизвестный мужчина? Что ты хотела найти?

– Его вещи. При нем было три сумки в момент, когда он въезжал в гостиницу и когда выезжал. А на пляже их уже не нашли. Подумала, что он мог сдать их в камеру хранения, но ошиблась. Он не пользовался ячейкой, и его никто не помнит. На почте тоже. Та женщина, что продала ему марки и конверты, обратила на него внимание, но сказала, что запомнила только потому, что у него был золотой зуб.

– Золотой зуб? Довольно приметная особенность. Будет легко определить личность по зубной карте.

– Только в теории. На практике никакого результата. Толку от этой зубной карты… Не могу понять, как ему удалось оставить так мало следов после себя. Словно он и вправду был шпионом.

– Это вряд ли. В Слайго просто нет организаций, которые были бы интересны, – она хмыкнула, – шпионам. Говорю это как человек, проработавший в руководстве города не один десяток лет. Конечно, у нас хватает теневых бизнесов, но на разведку они едва ли тянут.

– Но что-то привело его сюда.

– В Слайго? Я думала, он умер в Россес-Пойнт.

– Да, там его нашли. Но жил он в нашем городе. Три дня до своей смерти. Он занимался здесь странными вещами. Впрочем, я так устала, что у меня уже нет сил повторять это снова и снова. Можно я поем?

– Разумеется, для этого я и здесь. Киллиан! – выкрикнула Астор и сняла фартук. – Тем не менее ты провела продуктивный день.

– Ничего продуктивного. Все впустую.

– Тебе совсем не дает покоя этот человек?

Сьюзан покачала головой.

– Но почему?

– Сначала я делала это, чтобы выполнить свой гражданский долг, потом – чтобы помочь Ирвину. А потом оно само как-то стало частью, ну, частью моей жизни. А теперь, когда я узнала, что он был неизлечимо болен, я испытываю сострадание. Когда я думаю, что он был совсем один перед смертью…

– Человек умирает в одиночестве.

– Да, я знаю. Но он был смертельно болен. А это еще тягостнее.

– Болен, но чем?

– У него был рак предстательной железы. Терминальная стадия.

– Как жаль… Киллиан! – снова крикнула Астор, и сын возник на кухне, словно стоял прямо за дверью.

– Не кричи, я же не супермен. Мне еще спуститься надо с этой хреновиной.

Он бросил осторожный взгляд на Сьюзан, ожидая от нее реакции. Но та была поглощена приемом пищи и только кивнула с набитым ртом.

– Садись, дорогой, – Астор поставила перед ним тарелку. – Слышал отличные новости? Только полтора месяца.

– Полтора месяца домашнего ареста? Это я, значит, пропущу финал чемпионата Ирландии? Мы же собирались с ребятами, Сьюз, что за черт!

Киллиан, насупившись, вцепился в вилку и принялся с остервенением крошить на тарелке картошку.

– Меня хотят уволить, – произнесла Сьюзан, не поднимая головы.

– Что? – Астор застыла посреди кухни с прибором в руках.

– За то, что лезу в это дело.

– Но