Игра не для всех. Варяжское море. Воин (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

— Скажи Храбр, ведь Злата понравилась тебе еще в плавании, верно? И когда мы бились с тобой и Ратибором против датчан на носу ладьи — когда еще девки приятались за нашими спинами — ты ведь думал о том, что хочешь защитить ее? Ну что молчишь, говори как есть, все свои.

После короткого размышления (наверное, вспоминал тот бой) русич утвердительно кивнул:

— Было такое.

— Ага! Ну, вот видишь, все сходится. Тебя в том бою ранили — несильно, зацепили руку, рассекли кожу да немного мяса. Кровь текла еще какое-то время, помнишь?

— Ну, помню.

В этот раз я усмехнулся уже злорадно:

— Ну вот, ты и христианин.

Варяги вновь переглянулись, после чего Горыня первым решил меня переспросить:

— Что-то я не понимаю, куда ты клонишь, ромей.

А теперь моя улыбка, адресованная исключительно Храбру, стала уже торжествующей…

— Есть три вида крещения. Первое — добровольное или младенческое в храмовой купели. Второй — крещение от другого христианина в минуту опасности, то, каким образом я крестил выкупленных из рабства воев за неимением священника. И третий — крещение кровью. Это когда человек любой другой веры — или не веры — проливает свою кровь во имя Христа. «Крещенными кровью» называли мучеников, не успевших креститься обычным порядком во времена гонений на первых христиан в Риме, но разделявших их взгляды и принявших смерть от палачей за свои убеждения, за Господа. Конечно, это не тоже самое, что было тогда на ладье. Но ты ведь сражался, думая о том, как защитить девушек, как защитить Злату, верно? Они все христианки. И ты пролил за них кровь. Если бы ты тогда погиб, я уверен, что ты уже наследовал бы Царство Небесное, как человек, отдавший свою жизнь за други своя, отдавший жизнь за христианок. Но повторюсь, ты уже пролил кровь — и сделал первый шаг.

Ухмылка исчезла с моего лица, как и менторский голос лектора, разъясняющего своим студентам прописные истины. Теперь я говорю горячо, страстно, искренне:

— Господь уже раскрыл перед тобой свои объятья, Храбр! Тебе осталось сделать всего еще один шаг, и получишь реальный шанс на спасение! Всего один шаг! Ведь все равно твои старые… божки (я хотел сказать «бесы», но в конце оговорился, чтобы не оттолкнуть варяга) не простят тебе пролитой за христианок крови, не простят твоей жертвы. Ты ведь теперь не в их власти… Так сделай этот шаг, Храбр, признай сам себя христианином — и свяжешь свою судьбу, свою жизнь с Господом! А заодно и со мной. И со Златой…

Несколько секунд русич молчит, пораженно смотря мне в глаза, после чего резко спрашивает, бессознательно схватив меня за руку:

— Ты не обманываешь меня? Скажи честно, ты не обманываешься меня?!

Я твердо выдержал горячечный, напряженный взгляд соратника:

— Если бы я считал это неправдой, то не сказал бы ничего подобного вслух.

Храбр отступил от меня, на мгновение поникнув — а после вновь посмотрел прямо и открыто. И как мне показалось, что-то в нем изменилось. Словно варяг стал… Стал словно чище что ли. Имею в виду на духовном уровне — и конечно, это всего лишь мои ощущения…

— Хорошо, я готов быть христианином.

— Горыня, принеси воды. Простой воды.

Второй русич, безмолвно, даже с ужасом взирающий на меня после всего сказанного, словно бы даже дернулся после озвученной вслух просьбы — но поймав мой взгляд, послушно отступил. Вскоре он вернулся с чашей воды — и, приняв ее, я подошел к Храбру.

— Готов ли ты принять Святое Крещение? Готов ли принять сердцем Иисуса Христа, нашего общего Спасителя?

Чрезвычайно серьезный воин коротко ответил:

— Да.

— Да будет так. В крещении я дам тебя имя Иоанн — в честь Святого Иоанна Воина. Ты согласен?

Венд кивает — и я опускаю пальцы правой руки в воду:

— Крещается раб Божий Иоанн во имя Отца… Аминь.

Черчу водой крест на лбу соратника, проведя вначале сверху вниз, а затем слева направо.

— И Сына… Аминь.

Рисую водой второй крест на лбу соратника.

— И Святого Духа, Аминь.

Рисую третий крест…

В моем настоящем этот обряд крещения иногда используется в роддомах, где православная мама ребенка в случае прямой угрозе его жизни имеет право таким образом крестить младенца — ведь после, даже если он погибнет, то уже наследует Царство Небесное. Хотя историю, в которой младенца крестили в роддоме (история доподлинная, произошедшая с моими знакомыми) закончилась хорошо — мальчик пошел на поправку. Но тут стоит все же внести ясность — крестил его как раз священник. А вот в другой ситуации, про которую я читал, батюшка как раз не успел — и ребенок умер вовсе некрещеным. И также стоит добавить, что про сам способ крещения в экстремальной ситуации мне рассказал знакомый священник. Кроме того он сказал, что после такого крещения допустимо (и желательно) крестить ребенка все же и нормальным чином, в церкви. А вот крещеного по всем правилам младенца в зрелом возрасте уже повторно не крестят, вне зависимости от личного желания человека — такие вот тонкости…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Конечно, с моими воями ситуация несколько иная. Но учитывая, что священников на Руяне нет, ровно как и православных храмов, то и крещением своих соратников мне все же допустимо заниматься — учитывая, что выйдя в море, любой из них может так или иначе погибнуть. Хоть шторм, хоть разбойники-викинги послужат тому причиной… Да и в конце концов, мне прежде всего требовалось привязать их к себе, немного изменить их сознание — и таким образом, окружить себя преданными воинами!

Вот с венчанием молодоженов будет туго — возвращения на Русь точно никто ждать не станет. И тут на ум приходит разве что обряд донских казаков с «венчанием» у вербы — не знаю, сколько в нем канонического православного, но ведь прецедент же существует! Полуязыческий какой-то прецедент конечно, но возник он в схожей с моей ситуации — когда рядом не было ни священников, ни храмов. Так что пусть хоть так, для осознания себя супругами — практически как роспись в ЗАГСе в моем настоящем! А уж дома, в Выше молодые нормально повенчаются…

Храбр (а теперь уже Иоанн), во время крещения стоявший безмолвно, закрыв глаза, наконец-то размежил веки — и я готов биться об заклад, что взгляд у парня действительно просветлел, стал каким-то более осознанным и одновременно спокойным! Даже светящимся изнутри! Мгновением спустя новоначальный христианин по-особому радостно улыбнулся — а Горыня неожиданно прервал молчание, посмотрев на меня с каким-то не совсем понятным выражением на лице:

— Рома… Слушай, Рома, а ведь я, когда бился на ладье, тоже думал о Беляне. Веришь, нет, пытался к вам пробиться — да только оттеснили меня к кормчему, данов ведь тогда намного больше было… И меня также топором зацепили, и сулицей по руке достали, кровь текла… Получается, что и я крещеный кровью?!

Я с улыбкой обернулся к своему первому в этом мире соратнику, товарищу — и даже практически другу:

— Выходит, что так. И вода вот осталась… Решился? Имя Георгий, в честь Святого воина-Победоносца, про которого я дружинникам рассказывал, тебе нравится?

После секундной паузы Горыня утвердительно склонил голову.

Глава 15

Апрель 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира).Остров Руян, владения Ратибора. Флоки Мститель.

Флоки стоял на самом гребне земляного вала и смотрел на северо-восток — туда, где за бескрайним морем и прибрежными шхерами, возвышается на холме его усадьба. Флоки, в прошлом редко покидавший ее даже для того, чтобы посетить тинг или ярмарку, сейчас тосковал, сильно тосковал. Он и сам не думал, что так сильно вдруг заскучает по дому — и впервые, возможно впервые в своей жизни со страхом задумался о том, что скучает он действительно ТОЛЬКО по дому.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мама Флоки слегла от лихорадки, когда ему еще и четырех лет не исполнилось — а возящуюся с мальчиком кормилицу отец отослал из усадьбы, когда сын встретил свою седьмую весну. Приставив к пареньку сурового и уже престарелого воспитателя-дядьку, которому младший отпрыск ярла был на деле безразличен, Сверкер вспомнил о Флоки по прошествии еще пяти зим. Отрок, не познавший ни родительской любви, ни привязанности к кому-либо из своего окружения, да вдобавок ко всему вечно шпыняемый старшим братом-наследником, вырос замкнутым, злобным, мстительным. И к тому же болезненным и довольно хилым, что в глазах окружающих превращало его в ничтожество, коим младшего брата открыто называл Эрик.